Читать рассказ робинзон крузо полностью. Робинзон крузо
Книга о приключениях Робинзона Крузо по праву может считаться одним из наиболее знаменитых произведений в европейской литературе. Даже те из наших соотечественников, которые не особенно расположены к проведению времени за чтением, наверняка смогут рассказать о том, что когда-то давно читали об удивительных приключениях моряка, почти тридцать лет прожившего в одиночестве на необитаемом острове. Однако гораздо меньшее число читателей вспомнят, кто написал Робинзона Крузо. Чтобы не возвращаться еще раз к книге, но погрузиться вновь в атмосферу беззаботного детства, перечитайте эту статью и вспомните, о чем писал автор, благодаря которому увидели свет удивительные приключения моряка.
Робинзон Крузо и Мюнхгаузен
События в жизни моряка, описанные Даниэлем Дефо, - одна из книг 17-18 века, которая заняла особое место среди произведений детской литературы наряду с приключениями барона Мюнхгаузена. Но если история о знаменитом чудаке, утверждавшем, что он вытащил себя из болота за волосы, взрослыми людьми перечитывается только в период ностальгии по детству, то роман, который создал Даниэль Дефо, - совсем другое дело. Надо заметить, что имя автора, написавшего об удивительных приключениях барона, известно лишь специалистам-библиографам.
Робинзон Крузо. Тема произведения
Постараемся ответить на вопрос о том, какова главная задача этого произведения. Тем, кто вспомнит историю, в которую попал Робинзон Крузо, содержание этого произведения, станет понятно, для чего автор создал его. Основная тема романа - это проблема человека из цивилизованного общества, оказавшегося наедине с природой.
О создании произведения
Произведения вполне характерен для реалистических романов Англии того времени.
Прототип главного героя - моряк Селькирк и, конечно, сам Даниэль Дефо. Автор наделил Робинзона своим жизнелюбием и упорством. Однако Робинзон старше писателя почти на 30 лет: когда немолодой моряк высаживается на родном берегу, полный сил, образованный Дефо уже действует в Лондоне.
В отличие от Селькирка, Робинзон проводит на необитаемом острове не четыре с половиной года, а долгих 28 лет. Автор осознанно ставит своего героя в такие условия. После пребывания на Робинзон остается цивилизованным человеком.
Даниэль Дефо смог поразительно точно написать о климате, флоре и фауне острова, на который попал Робинзон. Координаты этого места совпадают с координатами острова Тобаго. Это объясняется тем, что автор тщательно изучал информацию, описанную в таких книгах, как «Открытие Гвианы», «Путешествия вокруг света» и прочих.
Роман увидел свет
Когда читаешь это произведение, понимаешь, что тот, кто написал «Робинзона Крузо», испытывал огромное удовольствие от работы над своим детищем. Труд, проделанный Даниэлем Дефо, был оценен современниками. Книга увидела свет 25 апреля 1719 года. Роман так понравился читателям, что в этом же году произведение переиздавалось 4 раза, а всего при жизни автора - 17 раз.
Мастерство писателя было оценено по достоинству: читатели верили в невероятные приключения главного героя, который провел почти 30 лет на необитаемом острове после кораблекрушения.
Робинзон Крузо - третий сын состоятельного человека. С детства мальчик мечтает о морских путешествиях. Один его брат погиб, другой пропал без вести, поэтому отец против того, чтобы он отправился в море.
В 1651 году он отправляется в Лондон. Судно, на котором он плывет, терпит крушение.
Из Лондона он решает плыть в Гвинею, теперь корабль захватывает турецкий корсар. Робинзон попадает в рабство. В течение двух лет у него нет никаких надежд на побег, но когда надзор ослабевает, Робинзон находит возможность бежать. Его, мавра и Ксури отправляют ловить рыбу. Выбросив мавра за борт, он уговаривает Ксури бежать вместе.
Португальских корабль подбирает их в море и отвозит в Бразилию. Робинзон продает Ксури капитану корабля.
В Бразилии главный герой устраивается основательно, покупает земли, трудится, словом, приходит к «золотой середине», о чем так мечтал его отец.
Однако жажда авантюризма толкает его на поездку к берегам Гвинеи за рабочей силой. Соседи-плантаторы обещают вести хозяйство в его отсутствие и передать ему невольников наравне со всеми. Его корабль терпит крушение. Он один остается в живых.
С трудом добравшись до берега, Робинзон проводит первую ночь на дереве. С корабля он забирает инструменты, порох, оружие, продукты. Робинзон понимает, что В последующем он 12 раз наведывается на корабль и находит там «кучу золота», философски отмечая его бесполезность.
Робинзон устраивает себе надежное жилье. Он охотится на коз, а потом одомашнивает их, налаживает земледелие, сооружает календарь (зарубки на столбе). Через 10 месяцев пребывания на острове у него появляется своя «дача», которую главный герой располагает в шалаше той части острова, где водятся зайцы, лисы, черепахи, растут дыни и виноград.
Робинзоном владеет заветная мечта - построить лодку и доплыть до материка, но то, что он соорудил, может позволить ему путешествовать лишь вблизи острова.
Однажды главный герой обнаруживает на острове след ноги: два года им владеет ужас быть съеденным дикарями.
Робинзон надеется спасти дикаря, который предназначен «на убой», чтобы обрести товарища, помощника или слугу.
К концу пребывания на острове в его жизни появляется Пятница, которого он обучает трем словам: «да», «нет», «господин». Вместе они освобождают испанца и отца Пятницы, пленников дикарей. Вскоре после этого на остров прибывает команда английского корабля, которая взяла в плен своего капитана, его помощника и пассажира судна. Робинзон освобождает пленников. Капитан доставляет его в Англию.
В июне 1686 года Робинзон возвращается из своего путешествия. Его родители давно умерли. Ему возвращают все доходы от бразильской плантации. Он берет на попечение двух племянников, женится (в 61 год), у него рождаются два сына и дочь.
Причины успеха книги
Первое, что способствовало успеху романа - это высокое мастерство того, кто написал «Робинзона Крузо». Даниэлем Дефо была проведена колоссальная работа по изучению географических источников. Это помогло ему детально описать особенности флоры и фауны необитаемого острова. Одержимость автора своей работой, творческий подъем, который он испытывал, - все это сделало его произведение необыкновенно достоверным, читатель искренне поверил в замысел Дефо.
Вторая причина успеха - это, безусловно, увлекательность сюжета. Это приключенческий роман авантюрного характера.
Динамика развития личности главного героя
Несложно представить, что поначалу, попав на остров, Робинзон чувствовал глубочайшее отчаяние. Он - лишь слабый человек, оставшийся наедине с морем. Робинзон Крузо оторван от того, к чему привык. Цивилизация делает нас слабыми.
Однако позднее он осознает, насколько ему повезло, ведь он остался в живых. Осознав свое положение, главный герой начинает обустраиваться на острове.
За двадцать восемь лет жизни на необитаемом острове Робинзон научился многому, что помогло ему выжить. Отдаленность от цивилизации вынудила его освоить навыки по добыванию огня, изготовлению свечей, посуды, масла. Этот человек самостоятельно сделал себе дом, мебель, научился печь хлеб, плести корзины, обрабатывать землю.
Пожалуй, самое ценное умение, которое получил Робинзон Крузо за долгие годы, - это умение жить, а не существовать в любых условиях. Он не роптал на судьбу, а лишь делал все, чтобы его была лучше, в этом ему помогло трудолюбие.
Психологический характер романа
Произведение о Робинзоне Крузо можно по праву считать первым психологическим романом. Автор рассказывает нам о характере главного героя, испытаниях, которые он переносит. Тот, кто написал Робинзона Крузо, необыкновенно точно рассказывает о переживаниях человека на необитаемом острове. Писатель раскрывает рецепт, благодаря которому главный персонаж находит в себе силы не терять мужества. Робинзон выжил, потому что сумел взять себя в руки и много работать, не поддаваясь отчаянию.
Кроме того, Дефо наделил главного героя способностью анализировать свое поведение. Робинзон вел дневник, который долгое время был его единственным собеседником. Главный герой научился видеть хорошее во всем, что происходило с ним. Он действовал, понимая, что все могло быть намного хуже. Сложная жизнь потребовала от него умения быть оптимистом.
О характере главного героя
Робинзон Крузо, главы произведения Дефо рассказывают нам многое об этом герое, - очень реалистичный персонаж. Как в любом другом человеке, в этом моряке есть хорошие и плохие качества.
В случае с Ксури он проявляет себя как предатель, не способный сопереживать другим. Характерно, например, что Пятница называет его господином, а не другом. Сам о себе Робинзон говорит как о хозяине острова или даже как о царе этой земли.
Однако автор наделяет главного героя многими положительными качествами. Он понимает, что только сам может нести ответственность за все несчастья в его жизни. Робинзон - сильная личность, которая постоянно действует и добивается улучшений в своей судьбе.
Об авторе
Жизнь самого Даниэля Дефо также изобилует приключениям и полна противоречий. Окончив духовную академию, он, однако, всю свою довольно долгую жизнь занимался коммерческими предприятиями, связанными с большими рисками. Известно, что он был одним из участников восстания против королевской власти, после чего долго скрывался.
Вся его деятельность была связана с мечтой, которая понятна многим: он хотел разбогатеть.
Уже к 20-ти годам он состоялся как удачливый коммерсант, но в последующем потерпел банкротство, после чего, спасаясь от долговой тюрьмы, жил в приюте для преступников под вымышленным именем.
Позднее занимался журналистикой и стал влиятельной политической фигурой.
Дефо до конца своих дней скрывался от кредиторов и умер в полном одиночестве.
ДЕТСКАЯ ИЛЛЮСТРИРОВАННАЯ КЛАССИКА
Пересказал Леонид Яхнин
Рисунки Леонида Цхэ
© Яхнин Л.Л., насл., сокращенный пересказ, 2019
© Цхэ Л.Ю., ил., 2019
© ООО «Издательство АСТ», 2019
Глава первая
КРУШЕНИЕ
Под низким черным небом грозной чередой ходили лиловые горы. Пронизанные вспышками молний, они вдруг загорались изнутри зеленым светом. По-змеиному шипели их пенистые верхушки. Хищно изгибались эти лилово-изумрудные глыбы и мгновенно рушились со стеклянным звоном. В этом реве, шипении и грохоте тонули хлопки разрываемых парусов, треск ломающихся грот– и фок-мачт, стоны и вопли погибающих моряков.
Беспомощный корабль клевал кипящую воду крохотной уточкой-нырком. Море заглатывало свою жертву, размалывая ее драконьими зубами рифов.
– Спустить на воду шлюпку! – крикнул капитан.
Матросы кинулись к правому борту. В этот момент корабль бросило на риф. Шлюпка, прикрепленная к борту, кракнула и лопнула, как скорлупа ореха. Люди в панике заметались по накренившейся палубе.
По счастью, оставалась пока невредимой вторая шлюпка, висевшая над бушующей стихией у левого борта. Обрубить стропы и спустить шлюпку в объятия бушующих волн было для привычных к морской работе рук делом минуты. Матросы кинули в нее весла и попрыгали один за другим. Но теперь они оказались в полной власти безжалостной стихии. Шлюпку вознесло на гребень гигантской волны и низвергло в ревущую пучину. Следующая волна снова подкинула ее вверх и, ломая весла, перевернула. Людей мгновенно растащило в разные стороны. То тут, то там мелькали воздетые к небу руки, голова с разверстым в беззвучном крике ртом, крутящееся в водовороте воды безвольное тело.
Вскоре все было кончено. Разбушевавшееся море беспечно играло обломками мачт, обрывками парусов, пустыми бочонками, расщепленными досками, перекидывая их с волны на волну и подгоняя постепенно к скалистому берегу. А там вокруг острых скал завивались и вздыбливались вихревые потоки воды, будто необъезженные кони с пеннными гривами. Из туманного облака брызг от валуна к валуну, словно мостики, вырастали круто изогнутые радуги.
Море поглотило свою добычу и постепенно успокоилось. Лишь легкие буруны и завихрения напоминали об улетевшей буре.
Глава вторая
СПАСЕНИЕ
В узкой бухточке обессиленные волны влажными языками лизали усеянную водорослями песчаную косу, оставляя за собой неровную темную полосу.
По песку в беспорядке были разбросаны два непарных башмака, матросский белый берет с голубым помпоном и три помятые шляпы с широкими полями. У самой полосы прибоя неподвижно лежал, распластав руки, человек в разорванной полотняной рубахе и коротких панталонах. Над прибрежными зарослями папоротников стояло марево испарений, быстро съедаемых жаром раскаленного солнца.
Волна коснулась ног человека лежащего на песке. Он пошевелился. Открыл глаза. И резко приподнялся. Вдали, за грядой рифов лежал на мели корабль с высоко задранной квадратной кормой.
– Боже! – прошептал человек. – Каким чудом я мог добраться до берега?
Он огляделся кругом. Заметил на песке пару непарных башмаков и матросский берет. Неужто спасся только он один? И сколько же часов или, может быть, дней пролежал он здесь? Бедняга с трудом поднялся на подгибающихся непослушных ногах. Песчаная коса упиралась в гряду безжизненных скал. Кое-где между ними росли гигантские деревья.
Первой его мыслью было забраться на дерево и понять, куда он попал. Остров это или материк? Есть ли надежда увидеть человеческое жилье? Безмолвная тишина его угнетала. Кто мог таиться за этими скалами? Дикие звери? Дикари? Тогда тем более надо поскорее добрести до спасительных деревьев.
Он постоял несколько минут, чтобы собраться с силами, и двинулся вперед. Ноги увязали в песке, солнце пекло и слепило глаза. Но смятение, поселившееся в душе, заставляло его почти бежать. Наконец, он добрался до первого дерева. Толстое, ветвистое, оно напоминало громадную ель, но только усеянную колючками. Цепляясь за густо растущие ветви, он не без труда, раздирая ладони в кровь, дополз почти до верхушки. И обомлел.
Кругом со всех сторон простиралось море. Теперь ему до конца стала ясна его горькая участь: он заброшен на остров! Если даже его не растерзают хищные звери, не убьют дикари, ему суждено умереть от голода. Ведь у него не было никакого оружия, чтобы защищаться и охотиться. В кармане оставалась лишь небольшая курительная трубочка и кисет с намокшим табаком. А если на острове нет пресной воды, то ему грозит не только голодная смерть, но и ужасная гибель от жажды.
– О, отец, – прошептал он, – как же ты был прав!
Глава третья
ПРЕВРАТНОСТИ СУДЬБЫ
Воспоминания нахлынули сами собой. Еще ребенком, когда его звали не господин Крузо, а просто по имени – Робинзон, – он мечтал о морских путешествиях. Едва достигнув восемнадцати лет, юноша вознамерился выйти в море на корабле, отправлявшемся в Лондон. Долго уговаривали его родители не делать этого опрометчивого шага.
– Придет время, – толковал отец, – когда ты пожалеешь, что пренебрег моим советом, но тогда, может статься, некому будет помочь тебе исправить сделанное зло.
Не прислушавшись ни к увещеваниям сурового отца, ни к мольбам добросердечной матушки, юный шалопай Робинзон Крузо тайком сбежал из дома и 1 сентября 1651 года сел на корабль и вышел в море. И провидение не замедлило преподать ему жестокий урок. Едва только корабль вышел из устья реки в открытое море, как разразилась ужасная буря. Высокие валы поднимались над бортом и обрушивались на палубу, грозя смыть палубные постройки, деловито суетившихся матросов, сломать мачты.
Юноша, никогда прежде не ходивший в плаванье, новичок в морском деле, уже готовился к гибели в пучине морской. Он возносил молитвы и давал себе клятву, что если ему будет суждено спастись, если нога его снова ступит на твердую землю, он сейчас же воротится домой и никогда больше не сядет на корабль.
– Отец, отец, – причитал он, – почему я не внимал твоим предостережениям?
Но буря миновала, поверхность моря разгладилась, и Робинзон забыл все свои страхи, а вместе с ними растаяло раскаяние, позабылись все клятвы. Оказавшись в Лондоне, он почти сразу сел на корабль, отправлявшийся в Африку, к берегам Гвинеи. Это путешествие вышло удачным. Робинзону Крузо даже удалось неплохо заработать. С тех пор он не однажды выходил в море на различных кораблях и заделался, как ему казалось, вполне опытным мореходом. Теперь он, как заядлый моряк, без боязни отправлялся в самые рискованные походы. Но беда, затаившись до поры до времени, поджидала его.
Началось с того, что Робинзон Крузо нанялся на судно, державшее курс на Канарские острова. Вблизи африканских берегов за ними на всех парусах погнался турецкий корсар. Отчаянно сопротивлявшиеся моряки не могли устоять против вооруженных до зубов пиратов. Пленников отвезли в турецкий порт и продали в рабство маврам. Робинзон Крузо стал невольником капитана пиратов. Целых два года он исполнял в доме своего господина самую черную работу.
Снова и снова повторял он с горечью:
– О, как ты был прав, отец!
И все же судьба благоволила к несчастному рабу. Ему удалось на небольшом баркасе вырваться на свободу. После долгих приключений Робинзон Крузо попал в Бразилию. Здесь он начал работать на уборке сахарного тростника. По прошествии нескольких лет он и сам стал владельцем небольшой плантации. Казалось бы, жизнь его наладилась, но легкомыслие и жажда приключений снова вовлекли его в пучину бедствий.
И вот 1 сентября 1659 года, ровно через восемь лет после побега из дома, Робинзон Крузо взошел на корабль, державший курс на Африку. Но уже на полпути их застала сильнейшая буря. Корабль, несомый ветром и волнами, оказался далеко от торговых путей. Шторм не стихал. Теперь можно было надеяться только на чудо. И вновь Робинзон вспомнил слова отца:
– …и некому будет помочь тебе…
Вот она, кара за непослушание! Он уже прощался с жизнью, но, видно, судьба сулила ему не смерть, а долгие и трудные испытания. Несчастного выкинуло на необитаемый остров…
Глава четвертая
СУНДУКИ И РУЖЬЯ
Воспоминания о многолетних невзгодах вдруг придали Робинзону сил. Он в последний раз бросил взгляд на торчащий из моря остов корабля. Там, может быть, сохранились не тронутые водой запасы пищи и кое-какая одежда. Начался отлив, и заливчик настолько обмелел, что добраться до корабля, казалось, не составит труда. Он и впрямь сумел подойти к кораблю почти посуху так близко, что оставалось проплыть метров двести.
Нос корабля полностью ушел в воду, а корма поднялась настолько, что показалось усеянное раковинами днище. Вскарабкавшись на бак, Робинзон обнаружил, что весь запас провизии остался сухим. Мучимый голодом, он первым делом направился в кладовую, разорвал мешок с сухарями, набил ими карманы и грыз на ходу, одновременно обшаривая залитый водой трюм, матросские кубрики, капитанскую каюту.
Добыча оказалась неожиданно большой.
Сухари, три круга голландского сыра, пять кусков вяленой говядины, мешочек потравленных мышами зерен ячменя, бочонок вина.
Два охотничьих ружья, два пистолета, пороховница, мешочек с дробью и две старых сабли, три бочонка пороху.
Запасы плотника: два мешка с гвоздями, отвертка, десятка два топоров, точило, стамеска. Три железных лома, два бочонка с ружейными пулями, семь мушкетов и большой мешок с дробью.
Камзолы, сапоги, рубашки, крепкие полотняные штаны. В капитанской каюте он, к своему удовольствию, обнаружил три бритвы, большие ножницы и дюжину вилок и ножей. А в отдельном ящичке лежали деньги. Робинзон с усмешкой подержал на ладони серебряные и золотые монеты и без сожаления ссыпал их обратно.
«Ненужный хлам, – прошептал он. – Зачем они мне теперь?»
Зато веревки, запасной парус, гамак и несколько тюфяков и подушек были просто неоценимой находкой. Робинзон попытался взять и бурт корабельного каната. Но ему было не под силу поднять эту тяжесть. Тогда он топором разрубил этот неподъемный, толщиной с руку канат на куски и набил ими пустой мешок.
На этом он успокоился. Но как переправить весь этот такой непосильный груз на берег?
И Робинзон принялся за сооружение плота. Он спустил на воду обломки мачт, стеньги и реи, перекинул за борт несколько бревен полегче, предусмотрительно привязав каждое веревкой, чтобы не унесло течением. Теперь оставалось самому спуститься на воду и, подогнав бревна одно к другому, стянуть их веревками и укрепить положенными поперек реями и досками. Получился неказистый, но зато довольно надежный плот.
Робинзон вытащил на палубу три матросских сундука, опорожнил их и один за другим спустил на свой плот, покачивавшийся на прибывавшей воде: начинался прилив, и надо было спешить. Он лихорадочно загружал сундуки, спускал на веревках бочонки, когда откуда-то из глубины корабля послышался жалобный лай…
Глава пятая
ПЕРВЫЙ ДРУГ
Робинзон замер. Он уже отчаялся услышать не то чтобы человеческий голос, но любой звук, напоминающий о прежней жизни. В следующее мгновение он снова оказался на палубе и ринулся по крутому трапу вниз, откуда доносился теперь уже радостный визг.
Почему же пес молчал раньше? Робинзон буквально скатился с узких ступенек и поспешил вдоль коридора с рядом дверей, ведущих в каюты. Теперь собачий лай слышался совсем близко – он доносился из каюты шкипера.
Корабельный пол под ногами вдруг качнулся. Из-под двери каюты плеснула вода. Начался прилив. Надо было торопиться. Робинзон толкнул дверь. Она была заперта. Пришлось вернуться за топором. Услышав удаляющиеся шаги, пес разразился отчаянным лаем. Выскочив на палубу, Робинзон увидел, что прилив снял корабль с мели и вот-вот его унесет в море. Но оставить живое существо, обречь его на верную гибель он не мог.
Когда дверь каюты разлетелась в щепы под ударами топора, в коридор хлынула вода, а на грудь Робинзону бросился весь мокрый белый лопоухий пес. Он так вилял хвостом, что, казалось, вот-вот отвалится вся его задняя половина. Но и Робинзон был несказанно счастлив. Уже привыкнув к мысли, что остался на острове один-одинешенек, он вдруг обрел друга. Однако надо было спешить.
Робинзон вновь кинулся на палубу. Пес, путаясь под ногами, не отставал. Разыскав еще пару сломанных весел от корабельной шлюпки, Робинзон оттолкнул нагруженный плот и направил его к берегу.
Вскоре перед ним открылась небольшая бухточка. Сильное течение быстро несло плот, и Робинзону оставалось только править веслом, стараясь держаться середины фарватера. Плот накренялся то в одну сторону, то в другую, и весь груз съезжал по наклонной плоскости. Робинзон кидался на противоположную сторону, выравнивая плот. Умный пес тут же повторял его рывки.
Наконец, плот вошел в бухту, вернее, в устье небольшой речки. Робинзон воткнул в песчаное дно весла по обе стороны плота, держа его как на якоре.
– Ну, что, дружище, кажется, жизнь налаживается, – обратился он к своему новому другу с горькой усмешкой.
Пес радостно завилял хвостом и единым прыжком перемахнул на берег. Робинзон не рискнул оставить плот. Он уселся на край, решив дожидаться отлива. Только после того, как плот прочно сядет на обмелевшее дно, можно будет начать разгрузку.
Разгрузив плот, Робинзон еще несколько раз плавал к кораблю. В одну из таких поездок на плот вдруг с диким мяуканьем прыгнули две кошки. Они шипели и не давались в руки и, едва плот пристал к берегу, кинулись прочь. Робинзон с сожалением глядел им вслед. «Ничего, думал он, кошки корабельные, домашние. Будет у меня дом – прибегут».
Собаку Робинзон оставлял на берегу охранять свое богатство, ибо немного опасался, что в его отсутствие какие-нибудь звери уничтожат съестные припасы. Впрочем, возвращаясь на берег, он не замечал никаких следов непрошеных гостей. Однако мог пойти дождь, и подмочить не только сухари, но и, что еще опаснее, порох. И Робинзон стал устраивать укрытие.
Прежде всего он нарезал в ближней роще несколько длинных жердей. Выбрав высокую плоскую скалу, он врыл рядом с ней жерди и натянул на них полотнище паруса. Получилась палатка с одной каменной стеной, нечто вроде крытой террасы. В эту довольно просторную палатку он перенес все, что могло испортиться от дождя или солнца. Опасаясь нападения диких зверей или людей, Робинзон снаружи, с трех сторон палатки нагромоздил вал из пустых ящиков и бочек. Вход в палатку он загородил большим сундуком, вышибив из него предварительно дно и поставив боком. Получился отличный тамбур с толстой дверью.
Теперь оставалось только разостлать на земле пару тюфяков и кинуть на них подушки. В головах из осторожности Робинзон положил два заряженных пистолета, а по правую руку рядом с тюфяком – ружье. У самого входа он расстелил обрывок парусины для собаки.
Впервые за эти дни Робинзон провел ночь в постели. Усталость сморила его, он крепко спал почти до самого утра. Перед рассветом разбудило его гудение моря. Выйдя из палатки, Робинзон увидел, что снова начинается шторм. Ветер со свистом рвал пенную поверхность воды. Холмами ходили волны. Казалось, и сам остров, будто застигнутый врасплох корабль, вот-вот сорвется со всех якорей, и унесет его в открытое море. Хлынул ливень.
Робинзон нырнул обратно в палатку, где пес уже жался к связкам веревок в углу. Парусина прогибалась под потоками дождя, но, к счастью, выдержала напор ветра. Робинзон еще раз порадовался, что успел устроить пусть временное, но спасительное убежище.
Полдня бушевала буря, и вдруг все разом утихло. Выглянув наружу, Робинзон не обнаружил корабля. Буря доконала его, и обломки разметала по морю, которое теперь до самого горизонта было пустынным. Как вовремя он успел вывезти на берег самое необходимое!
Неожиданная буря навела Робинзона на мысль, что его наспех устроенное укрытие в другой раз может и не спасти его. Надо было устроить основательное жилище подальше от берега и в укрытом от ветра месте. Может быть, вырыть землянку за ближайшим холмом? Но из его дома должен был открываться вид на море, чтобы не упустить случая спастись, если провидение пошлет ему какой-нибудь проходящий мимо корабль.
Глава шестая
КРЕПОСТЬ
Не сразу взялся Робинзон за устройство прочного и долговечного дома. В душе его еще не растаяла надежда на скорое избавление. Но вот прошла неделя-другая с того дня, когда несчастный оказался на острове. Он вдруг испугался, что потеряет счет времени. А это была та невидимая нить, которая еще связывала его с потерянным миром. У него, правда, появились найденные на корабле в каюте капитана чернила, перья и бумага. Но их было так мало, что Робинзон решил пока приберечь и пузырек с чернилами, и пачку бумаги.
На берегу, там, куда его выбросило море, он водрузил большой деревянный столб. Прибив к столбу обломок бортовой доски, Робинзон вырезал на ней ножом первую надпись:
Теперь он каждый день делал топором зарубки на широкой грани столба. Шесть коротких и одну подлиннее, обозначающую воскресенье. Зарубки, отделявшие первое число каждого месяца, делались еще длиннее.
Так началась его долгая жизнь на необитаемом острове. Если бы не беседы с самим собой, то можно было сказать, что жизнь Робинзона протекала в полном безмолвии.
Итак, первым делом надо было все-таки выстроить более или менее удобный и, главное, безопасный дом. Предприняв путешествие по окрестностям, Робинзон, наконец, нашел вполне подходящее место для устройства жилища. Это была небольшая ровная площадка на склоне высокого холма. Выше холм поднимался отвесной стеной, оберегавшей будущее жилище от нападения сверху. Ниже площадки склон шел неправильными уступами, переходя в низину у берега моря. Робинзон измерил площадку шагами – она оказалась около ста метров в ширину и метров двести в длину.
Первым делом Робинзон прочертил по краю площадки большой полукруг, намечая границы будущей ограды. Затем он принялся вырубать и затачивать колья, заколачивая их глубоко в землю по всему полукругу в два ряда. В узкое пространство между рядами заостренных кольев он насыпал и плотно утрамбовывал обрубки корабельного каната. Получился отличный крепкий частокол.
Изнутри Робинзон укрепил свою ограду подпорками из достаточно толстых бревен. Ни ворот, ни калитки делать он не стал, а соорудил приставную лестницу, которую каждый раз, войдя в свое убежище, убирал.
Не один день ушел на сооружение частокола. Внутри Робинзон поставил палатку, куда с неимоверным трудом и перетащил все свое добро. Палатка упиралась в вертикальный склон горы, где была довольно глубокая впадина. Робинзон решил ее расширить и устроить настоящую пещеру, которая служила бы погребом. Вырытую землю и камни он насыпал в мешки и стаскивал к ограде, насыпая из них ров и, таким образом, укрепляя частокол.
На второй день работы вдруг разразилась гроза. Громыхал гром, сверкали молнии, которые, казалось, готовы были пронизать полотно палатки. С каждой вспышкой молнии она превращалась в тревожно мерцающий розовый купол. Казалось, что это не треск электрического разряда, а трещит, разрываясь, брезент над головой.
– Мой порох! – воскликнул Робинзон.
Он вовсе не боялся, что порох намокнет. Его напугали молнии. Стоило любой из огненных стрел угодить в один из бочонков, и от всего запаса, да что говорить! – от всей крепости и его самого ничего бы не осталось.
Как только гроза утихла, Робинзон принялся шить из обрезков паруса небольшие мешочки и пересыпать в них порох. Теперь, разделенный примерно на сто частей и укрытый в разных местах, порох не мог вспыхнуть весь разом. На эту работу у Робинзона ушло целых две недели.
Дни идут ровной чередой. Я уже начинаю терять счет времени. Так нельзя. У меня есть теперь бумага, перо и склянка чернил. Пока не будут исписаны все листы бумаги и не иссякнут чернила, буду писать свой дневник и записывать сюда все, пусть самые малые события моей нынешней жизни, Если мне не суждено будет вырваться отсюда, то, может, эти записки попадутся какому-нибудь путешественнику, которого судьба забросит на этот остров.
Начну с первого дня, пока впечатления его не исчезли из памяти.
Итак, 30 сентября 1659 года я, несчастный Робинзон Крузо, волею злой судьбы оказался на этом заброшенном острове. Каких только жалоб я не возносил небу, сколько горьких слез не излилось из моих глаз! Опасаясь диких зверей, я провел ночь на высоком разлапистом дереве. Но утреннее солнце приветствовало меня, и печаль моя немного сгладилась.
А вскоре заботы вернули мне силы. Теперь я уже и не помню своих жалоб и не понимаю прошлого уныния. Надежда со мной. А все остальное я сделаю своими руками. Времени у меня, увы, в избытке.
У какой книги самое длинное название?
Подскажем: в заголовке триста четырнадцать букв! Детям эта книга известна как «Приключения Робинзона Крузо».
Итак, считайте, а точнее, читайте:
«Жизнь, необыкновенные и удивительные приключения Робинзона Крузо, моряка из Йорка, прожившего двадцать восемь лет в полном одиночестве на необитаемом острове у берегов Америки, близ устья великой реки Ориноко, куда он был выброшен кораблекрушением, во время которого весь экипаж корабля, кроме него, погиб, с изложением его неожиданного освобождения пиратами. Написано им самим».
Автором книги был Даниэль Дефо (1660/61–1731), под собственным именем и различными псевдонимами написавший очень много произведений: романы и эссе, памфлеты и трактаты, руководства и советы, поэму о живописи и всеобщую историю ремёсел. Но в памяти поколений он навсегда так и остался создателем одной удивительной книги. В ней есть кораблекрушения и погони, пираты и разбойники, перестрелки и побеги. Эта книга побила рекорды по количеству изданий, подделок и подражаний.
Но сначала расскажем о её появлении. История с моряком, который послужил прототипом для создания повести о Робинзоне, произошла на самом деле и не была выдумкой любителя фантастических сюжетов.
Александр Селькрег родился в 1676 году в Шотландии, на побережье Северного моря, в городке Ларго, в семье башмачника. Отец, хотел, чтобы его сыновья продолжили династию. У одного всё получалось хорошо, а Александру в мастерской было скучно. Его неудержимо влекло в харчевню «Красный лев», где собирались бывалые моряки. Спрятавшись за бочки, он слушал рассказы о «Летучем голландце» – паруснике с командой из мертвецов, о стране золота Эльдорадо, об отважных моряках и жестоких штормах, о дерзких набегах корсаров и награбленных богатствах.
Мальчику частенько попадало от отца: «Ну и бестолочь же ты, Санди, и руки у тебя не из того места растут!» И так эти попрёки надоели, что юноша ушёл из дома, поменял фамилию и поступил в матросы. Теперь его звали Санди Селькирк.
На корабле выяснилось, что с руками у Санди всё в порядке, да и с головой тоже. Тут всё получалось очень здорово! И молодой человек, мечтавший стать опытным моряком, вошёл в состав команды известного пирата Пиккеринга.
Санди стал не просто пиратом, а королевским пиратом. В те времена служить английской королеве было почётно. Испанцы и португальцы открыли Америку, объявили её своей собственностью, вывозили золото, англичан туда не пускали и топили английские корабли. А пираты отнимали у них награбленное для английской королевы.
Увы, вскоре судно, на котором плавал Александр, захватили французские пираты. Молодого матроса пленили и продали в рабство. Но ему удалось освободиться и наняться на другой пиратский корабль. Домой он вернулся с золотой серьгой в ухе и туго набитым кошельком. Но тихая жизнь быстро наскучила.
27-летний Александр в 1703 году записался в члены экипажа новой экспедиции Уильяма Дампьера – страстного натуралиста, путешественника, осуществившего кругосветное плавание и издававшего журналы, где рассказы о собственных приключениях и пиратах перемежались с описаниями природы далёких стран, заметками по географии и навигации.
Знаменитый капитан на двух судах готовился в плавание в Вест-Индию за золотом. Такая перспектива устраивала «заболевшего» морем и приключениями шотландца, ему предстояло служить боцманом на 16-пушечной галере «Сэнк пор». Кроме неё во флотилию входил 26-пушечный бриг «Сент Джордж» – подарок короля Англии.
Цель похода – нападение на испанские суда, захват городов на суше. Курс – южные моря, страны Латинской Америки. Словом, обычная для того времени грабительская экспедиция под лозунгом борьбы Англии с враждебной Испанией.
Поначалу плавание протекало спокойно, но вот умирает капитан судна «Сэнк пор», на котором служил Селькирк. Дампьер назначает нового – Томаса Стредлинга, человека с крутым и жестоким нравом. С этого времени начались трудности. И не только потому, что у боцмана Селькирка не заладились отношения с новым капитаном.
Путь теперь проходил по почти неисследованным морям. Полтора года корабли скитались по Атлантическому океану, совершая дерзкие набеги на испанские суда. А затем, следуя по Магелланову пути, вышли в Тихий океан. У чилийского побережья корабли разошлись. «Сэнк пор» взял курс на острова архипелага Хуан Фернандес, где рассчитывал запастись пресной водой. Здесь-то и разыгрались события, благодаря которым имя Александра Селькирка осталось в истории.
После очередной ссоры с капитаном Стредлингом боцман Селькирк решил покинуть «Сэнк пор», к тому времени уже изрядно потрёпанный и давший течь. В октябре 1704 года в судовом журнале появилась запись: «Александр Селькирк списан с судна по собственному желанию». В шлюпку погрузили кремневое ружьё и фунт пороху, пули и огниво, платье и бельё, табак, топор, нож, котёл, не забыли даже Библию.
Селькирк предпочёл необитаемый остров Маса-Тьерра, что значит «ближе к берегу», в 600 км к западу от Чили, чем остаться на ветхом корабле под началом враждебного капитана. В душе он надеялся, что долго пробыть на острове не придётся, ведь корабли заходили сюда за пресной водой. Несколько дней он валялся на берегу: то плакал, то молился, а потом понял, что так не годится, нельзя отчаиваться и терять надежду. И тогда он стал строить дом, приручать диких коз, на огородике посеял злаки. Он не голодал – на острове было много фруктов.
В Южном полушарии времена года идут наоборот: самый тёплый месяц – февраль, а самый холодный – август. Самая высокая температура летом была +19 градусов, а самая низкая зимой +12. Жить можно.
Время шло, а скорое избавление не наступало. Волей-неволей пришлось обосновываться всерьёз на клочке земли, затерянном в океане. Обследовав «владения», Селькирк установил, что остров покрыт густой растительностью и имеет около 20 км в длину и 5 км в ширину. На берегу можно охотиться на черепах и собирать в песке их яйца. В изобилии водились птицы, у берегов встречались лангусты и тюлени.
Первые месяцы было особенно трудно. И не столько из-за ежечасной борьбы за существование, сколько из-за одиночества. Как он сам рассказывал позже, потребовалось 18 месяцев, чтобы примириться с отшельничеством. Порой Селькирка охватывал страх: что если эта добровольная ссылка – на всю жизнь? И он проклинал и землю, приютившую его в океане, и тот час, когда решился на необдуманный поступок.
И всё же надежда не оставляла его. Каждый день Селькирк взбирался на самую высокую гору, часами всматриваясь в горизонт. Немало труда и выдумки потребовалось, чтобы наладить «нормальную» жизнь на острове. Он построил две хижины из брёвен и листьев. Одна служила ему «кабинетом» и «спальней», в другой же он готовил еду. Когда платье обветшало, сшил при помощи простого гвоздя одежду из козьих шкур. Сам смастерил сундучок и разукрасил его искусной резьбой: кокосовый орех превратил в чашу для питья.
Подобно первобытным людям, он научился добывать огонь трением, а когда кончился порох, стал ловить диких коз руками. Однажды во время такой охоты «вручную» он сорвался вместе с козой в пропасть и трое суток пролежал без сознания.
Настоящим бедствием для него стали крысы, которые сновали по хижине и грызли всё, что могли. Чтобы избавиться от них, ему пришлось приручить одичавших кошек, которые, были завезены на остров кораблями.
И так он прожил на острове почти пять лет. Никакого Пятницы у него не было. Однако видеть людей ему доводилось: к острову приплыл корабль, который стоял в бухте несколько дней, и всё это время Санди прятался в чаще. Он решил, что лучше жить на необитаемом острове, чем болтаться на рее. Ему очень не хотелось, чтобы его нашли и отправили на виселицу. Ведь это был испанский корабль, а Англия воевала с Испанией.
Тысячу пятьсот восемьдесят дней и ночей Александр провёл один на один с природой. Какое напряжение физических и моральных сил! Как не впасть в уныние, не дать отчаянию одержать верх?! Помогло трудолюбие – лучшее лекарство от болезни и одиночества. А ещё настойчивость в достижении цели, предприимчивость.
В начале 1709 года отшельничеству Селькирка пришел конец: 31 января в полдень со своего наблюдательного поста он заметил точку. Парус! Неужели корабль пройдет мимо? Скорее подать сигнал! Английский военный корабль «Дьюк» бросил якорь, и на берег за пресной водой отправилась шлюпка. Можно представить, как удивились матросы, встретив на берегу «дикого человека» в звериных шкурах, обросшего, не сумевшего произнести ни слова. За время, прожитое в одиночестве, моряк совсем разучился говорить, мычал что-то нечленораздельное.
Зато капитан, выяснив, кто он, сказал: «Вы много страдали здесь, но благодарите Бога, потому что этот остров спас вам жизнь! Вскоре после того, как вас высадили, ваш корабль попал в шторм и затонул почти со всей командой, а уцелевший капитан и несколько матросов попали в руки испанцев».
Лишь 14 октября 1711 года Александр Селькирк вернулся в Англию. Казалось, что после такой передряги он, одумавшись, вернётся домой, в Ларго, и займётся сапожным делом. Но нет, моряк становится королевским пиратом – помощником капитана Роджерса на корабле «Дюшес».
Через три года он напишет книгу «Вмешательство Провидения, или Необычайное описание приключений Александра Селькирка, написанное его собственной рукой». Когда лондонцы узнали о похождениях земляка, он стал популярен. Но моряк скоро наскучил публике, так как не умел интересно рассказывать о пережитом. Пребывание на острове не прошло для него бесследно: угрюмый взгляд отпугивал людей, молчаливость и замкнутость раздражали. До самой своей смерти Александр был королевским пиратом, плавал на кораблях – он любил море больше, чем сушу, и предпочитал опасность покою.
Книга Селькирка не имела успеха, говорили, что скучно написано. Однако это сочинение заинтересовало Даниэля Дефо, который многое в этой истории изменил и выпустил другую книгу. Ту самую, которую читают и знают все – про Робинзона Крузо.
Жизнь Даниэля Дефо полна превратностей и приключений и не менее интересна, чем жизнь его героя. Сын небогатого буржуа, Дефо знал, что надёжное и прочное положение в обществе может обеспечить только богатство. Он бросался от одного коммерческого мероприятия к другому, богател и разорялся. Торговые неудачи нередко сторицей возмещала литературная деятельность.
Подробнее узнать о жизни английского писателя Даниэля Дефо и о создании книги о приключениях Робинзона Крузо вы можете, познакомившись с очерком Вл. Сашонко «Перо и кнут».
Вл. Сашонко
Перо и кнут
Книга, которая уже прожила четверть тысячелетия, но продолжает нести радость открытия всё новым и новым поколениям юных читателей - поистине счастливая книга. Вряд ли найдётся человек, с детства не знавший и не любивший «Робинзона Крузо». «Робинзон» увидел свет в 1719 году. Однако мало кто читал не менее захватывающий приключенческий роман, каким являлась жизнь самого автора этой книги - Даниель Дефо.
Нет, он не терпел кораблекрушений, как Крузо, не сражался с каннибалами и почти всю свою жизнь безвыездно провёл на давно обитаемых Британских островах. И всё же его жизнь была столь необычна, что дала повод одному учёному озаглавить свою книгу о нём так: «Жизнь и приключения Даниэля Дефо, автора „Робинзона Крузо"»...
Дефо жил в бурную эпоху, которая последовала за английской буржуазной революцией XVII века. Он родился в семье лондонского бакалейщика и торговца свечами Джеймса Фо в 1660 году. Уже значительно позже, когда он стал близок к королевскому двору, Даниэль сам присоединил к своей простонародной купеческой фамилии Фо аристократическую частицу «де». Сочинил он себе и герб, и латинский девиз. Хотя это не делало самозванного дворянина аристократом, зато вызывало постоянные издевки и уколы со стороны его врагов. А врагов у Дефо хватало. И личных, и политических, и религиозных. Всю жизнь ему пришлось лавировать между ними как на острие ножа...
Получив весьма хорошее по тому времени образование, Даниэль в шестнадцать лет стал, как и его отец, коммерсантом и проявил в этом деле незаурядные способности. В восемнадцать лет он уже самостоятельно заключал крупные сделки и вскоре начал объезд торговых портов Англии и Европы. Дефо побывал в Португалии, Испании, Италии, Франции, Германии, Голландии.
Вернувшись в Лондон, молодой купец прочно и навсегда осел там, не покидая больше Англию ни на один день. Зато сами Британские острова он избороздит потом вдоль и поперёк и будет знать их так хорошо, что на склоне лет напишет трёхтомную книгу «Путешествие по всему острову Великобритании», которая станет первым путеводителем по стране.
Итак, в 1683 году двадцатитрёхлетний Даниэль Фо обосновался в самом оживлённом квартале лондонского Сити, как исстари называется деловой центр британской столицы. Главным занятием Даниэля была торговля галантереей и шляпами. Он любил вести в торговле большую и часто весьма рискованную игру. Точно так же будет вести себя Дефо и в политике, в которую он, наряду с коммерцией, вскоре уйдёт с головой.
Осев в своей лавке перед входом в улочку Чэндж-Элли, Даниэль любил поддерживать за собой репутацию не только добропорядочного коммерсанта, но и острослова, знатока литературы, писателя.
В 1691 году Дефо сделал первую пробу своего пера - острого и бойкого, которое принесёт ему в дальнейшем сотни триумфов и тысячи неприятностей: он написал несколько стихотворных сатир на злобу дня... Но прежде чем публика обратила внимание на новоявленного купца-литератора, купцу-коммерсанту пришлось пережить банкротство. Придавленный многочисленными неблагоприятными обстоятельствами, он не в состоянии был рассчитаться со всеми кредиторами, которые вдруг потребовали возврата выданных ему денежных сумм.
В ту эпоху банкротов карали очень сурово. И вот Дефо, как все неоплатные должники того времени, взял да и скрылся в квартале монетного двора. Там он сразу угодил в общество самых отъявленных мошенников и разбойников с большой дороги. Однако бандитский притон пришёлся ему не по душе, вызвал ужас и отвращение. Как только представилась возможность, Дефо тайно бежал в Бристоль и скрывался там в течение многих недель, выходя подышать свежим воздухом на улицу лишь по вечерам.
Тем временем жене Дефо и его друзьям удалось кое-как уладить дело, и, вернувшись в Лондон, он снова с головой ушёл в коммерцию и... писательство. «Опыт некоторых проектов» - так назывался первый крупный труд, изданный Дефо. В нём шла речь о политических и социальных реформах, которые надо было, по мнению Дефо, провести, чтобы сделать Англию сильной и благоденствующей.
Трактат обратил на себя внимание королевского двора и правительства. Дефо был щедро вознаграждён. Он сумел собрать достаточный капитал и построил недалеко от Лондона черепично-кирпичный завод, который начал приносить немалые доходы. Одновременно Дефо возглавлял королевскую комиссию по взиманию налога на стекло, был управляющим и контролёром королевских лотерей, вёл самую оживлённую торговлю тканями и вином, писал сатирические памфлеты и сатиры в стихах на злободневные темы, издавая их, как тогда было принято, анонимно, то есть без указания имени автора.
Слава удачливого предпринимателя стала дополняться всё более шумной славой писателя-сатирика. Необычайный переполох наделал памфлет Дефо, метко разивший господствовавшую в стране англиканскую церковь и её высшее духовенство. Правительство королевы Анны, занявшей престол после смерти Вильгельма Оранского, отдало приказ об аресте Дефо, «виновного в преступлениях и проступках чрезвычайной важности».
Пришлось неугомонному купцу-памфлетисту вновь бежать, но теперь уже не от кредиторов, а от суда. Он опять укрылся в одном из многочисленных убежищ, которые предоставляло лондонское Сити преступникам, разыскиваемым полицией. О его местонахождении знала только жена. Тем временем «Лондонская газета» предложила пятьдесят фунтов стерлингов тому, кто выдаст властям Даниэля Дефо, и описывала приметы преступника. Парламент объявил его памфлет бунтарским, и он был сожжён рукой палача.
Пять месяцев прятался Дефо, но в конце концов нашёлся доносчик, который выдал его. Даниэля Дефо поместили в Ньюгетскую тюрьму. Однако и здесь он продолжал писать памфлеты и пересылал их издателям.
Суд приговорил Дефо к штрафу, к троекратному выставлению у позорного столба на площади и к заключению в Ньюгете, «доколе это будет угодно королеве».
29 июля 1703 года в сопровождении гвардии памфлетист был доставлен к позорному столбу на площади перед королевской биржей. Столб находился на помосте. В верхней его части имелась колодка с отверстиями для головы и рук. Дефо был привязан к столбу.
Однако он не производил впечатления несчастного осуждённого,- это был скорее победитель, вдоволь посмеявшийся над власть имущими, над теми, кто хотел затормозить развитие общества. Уже в тюрьме, незадолго перед этим, Дефо написал «Гимн позорному столбу», который его друзья отпечатали и распространили среди лондонцев.
В своём «Гимне» Дефо заявлял, что его осудили несправедливо, что люди, приговорившие его к позорному наказанию, бесчестны. Они мстили ему за смелость, за то, что он восстал против несправедливости...
Эта стихотворная сатира, как и всё поведение Дефо, имела большое общественное значение в борьбе за свободу мысли.
Осуждённого выставляли у столба ещё дважды - 30 и 31 июля. Но церемония, которая, по замыслу церковников, должна была навсегда осрамить и вычеркнуть Дефо из общественной жизни, превратилась в его невиданный триумф.
Эшафот окружали тысячи лондонцев, которые, вместо грязи, тухлых яиц и гнилых огурцов, забрасывали Дефо цветами, а он улыбался им с высоты. На третий день приветствия и овации превратились в настоящее буйство. Ещё до прибытия Даниэля на площадь, позорный столб был украшен зеленью. Во время казни непрерывно раздавались приветственные возгласы в его честь и брань в адрес правительства, поступившего так несправедливо. По толпе гуляли жбаны с вином. Став на одно колено, лондонцы пили за здоровье Дефо и посрамляли его врагов. Со всех сторон ему протягивали оловянные кувшины, полные вина или пива, ему бросали венки из цветов...
Так Дефо доказал правительству королевы Анны, что перо сильнее кнута. Он доказывал это потом ещё не раз, доказывал всем своим современникам, друзьям и врагам.
Выйдя из тюрьмы через пять месяцев, Дефо окунулся в бурный поток самой разнообразной деятельности, как всегда захватившей его без остатка: коммерция со всеми её бесчисленными хитросплетениями, выполнение тайных заданий правительства в качестве агента политической разведки, что было связано с постоянными разъездами по стране и необходимостью играть разные роли, нередко с риском для жизни, писание памфлетов, поэм, фантастических сатир, очерков, больших книг-трактатов по самым различным вопросам.
К этому ещё добавилась журналистика. Дефо начал издавать газету «Обозрение», которая выходила три раза в неделю на четырёх страницах небольшого формата. Всю газету Дефо писал сам, один: даже когда он находился в отъезде, газета продолжала выходить, поскольку Дефо, где бы он ни был, посылал своему типографу материал для очередных номеров.
Энергия и трудоспособность Дефо поистине поразительны. Над ним снова не раз нависала то та, то другая угроза - банкротства, ареста, тюрьмы или убийства из-за угла, но он никогда не терял присутствия духа, мужества и уверенности. Доводилось вступать ему и врукопашную, драться на шпагах...
Дефо было уже под шестьдесят, когда он, отойдя от политических дел и уединившись в тихом лондонском пригороде Сток-Ньюингтоне, решил написать книгу о жизни одинокого путешественника на пустынном острове. Что натолкнуло его на эту мысль?
В то время в Англии уже широко была известна история шотландского моряка Александра Селькирка, который за ссору с капитаном корабля был высажен и оставлен на необитаемом острове Хуан Фернандес в Тихом океане, приблизительно в семистах километрах от берегов Чили. Там он провёл почти четыре с половиной года в полном одиночестве и дошёл до дикого состояния, потеряв дар речи. Его спас и доставил в Англию капитан Роджерс, совершавший кругосветное плавание в 1709 году.
Весть о приключениях Селькирка быстро разлетелась по стране. О них написал в своём сочинении «Путешествие на корабле вокруг света» сам капитан Вудс Роджерс, им посвятил свою книгу и другой мореплаватель - капитан Эдвард Кук. Краткий очерк о судьбе Селькирка в журнале «Англичанин» поместил писатель Ричард Стиль.
Хорошо были известны также другие истории моряков, попавших в необычные ситуации. Есть предположение, что и Дефо встречался с Селькирком. Но тогда Дефо был столь загружен всякими делами, что ему было не до приключений матроса. Он вспомнил о них позже, когда отошёл от активной общественной жизни и у него появилось свободное время, а кроме того, необходимость заработать на приданое дочерям.
Дефо взялся за перо. Прежде всего он, разумеется, придумал заголовок - длинный-предлинный, но зато весьма привлекательный. Чтобы никто не мог обвинить его в том, что он просто пересказал приключения Александра Селькирка, Дефо не только перенёс необитаемый остров с Тихого океана в Атлантический, в устье Ориноко, не только населил окрестные тропические острова, наряду с каннибалами, также... пингвинами и тюленями, но и перенёс действие на полстолетия раньше, в XVII век.
Издатель, которому Дефо показал заголовок, почуял выгоду и заказал ему книгу на предложенный сюжет приблизительно в 30 страниц. Дефо писал «Робинзона» с невиданной быстротой и завершил его в несколько недель.
25 апреля 1719 года книга вышла в свет и была раскуплена молниеносно. Она имела колоссальный успех, тем более что многие принимали автобиографические мемуары Робинзона Крузо за чистую монету: ведь имя подлинного автора нигде не значилось.
Воодушевлённый успехом, Дефо за три месяца написал продолжение приключений Робинзона - о его возвращении на остров, о путешествии на Мадагаскар, в Индию, Китай и о переходе из Пекина в Архангельск. Уже 20 августа того же 1719 года второй том поступил в продажу. Он был тоже встречен читателями с восторгом. И только третий том, появившийся в свет год спустя, скучный и нравоучительный, успеха не имел.
За свою долгую жизнь Дефо создал почти четыреста произведений, в том числе много и толстых романов, написанных вслед за «Робинзоном». Но лишь «Робинзону Крузо» суждено было обессмертить его имя, хотя сам Дефо этого и не подозревал.
«Приключениями Робинзона», переведёнными на многие языки, восхищались писатели и поэты, юные и взрослые читатели XVIII и XIX веков. Впервые изданная на русском языке в 1762 году, книга Дефо уже более двухсот пятидесяти лет является добрым спутником и наших соотечественников.
Невозможно представить себе мировую литературу без «Робинзона», невозможно представить человека, который бы ещё в детстве не прочёл бессмертную книгу о приключениях Робинзона Крузо.
Литература
1. Коростылёва В. Кто ты, Робинзон Крузо? /Читайка. – 2008. – №2.
2. Соломко Н. Интервью с Робинзоном /Читайка. – 2006. – №9.
3. Сашонко Вл. Перо и кнут /Искорка. – 1969. – №10.
Робинзон Крузо
Даниэл Дефо
Робинзон Крузо
ГЛАВА ПЕРВАЯ
Семья Робинзона. - Его побег из родительского дома
С самого раннего детства я больше всего на свете любил море. Я завидовал каждому матросу, отправлявшемуся в дальнее плавание. По целым часам я простаивал на морском берегу и не отрывая глаз рассматривал корабли, проходившие мимо.
Моим родителям это очень не нравилось. Отец, старый, больной человек, хотел, чтобы я сделался важным чиновником, служил в королевском суде и получал большое жалованье. Но я мечтал о морских путешествиях. Мне казалось величайшим счастьем скитаться по морям и океанам.
Отец догадывался, что у меня на уме. Однажды он позвал меня к себе и сердито сказал:
- Я знаю: ты хочешь бежать из родного дома. Это безумно. Ты должен остаться. Если ты останешься, я буду тебе добрым отцом, но горе тебе, если ты убежишь! - Тут голос у него задрожал, и он тихо прибавил: - Подумай о больной матери... Она не вынесет разлуки с тобою.
В глазах у него блеснули слезы. Он любил меня и хотел мне добра.
Мне стало жаль старика, я твердо решил остаться в родительском доме и не думать более о морских путешествиях. Но увы! - прошло несколько дней, и от моих добрых намерений ничего не осталось. Меня опять потянуло к морским берегам. Мне стали сниться мачты, волны, паруса, чайки, неизвестные страны, огни маяков.
Через две-три недели после моего разговора с отцом я все же решил убежать. Выбрав время, когда мать была весела и спокойна, я подошел к ней и почтительно сказал:
- Мне уже восемнадцать лет, а в эти годы поздно учиться судейскому делу. Если бы даже я и поступил куда-нибудь на службу, я все равно через несколько ней убежал бы в далекие страны. Мне так хочется видеть чужие края, побывать и в Африке и в Азии! Если я и пристроюсь к какому-нибудь делу, у меня все равно не хватит терпения довести его до конца. Прошу вас, уговорите отца отпустить меня в море хотя бы на короткое время, для пробы; если жизнь моряка не понравится мне, я вернусь домой и больше никуда не уеду. Пусть отец отпустит меня добровольно, так как иначе я буду вынужден уйти из дому без его разрешения.
Мать очень рассердилась на меня и сказала:
- Удивляюсь, как можешь ты думать о морских путешествиях после твоего разговора с отцом! Ведь отец требовал, чтобы ты раз навсегда позабыл о чужих краях. А он лучше тебя понимает, каким делом тебе заниматься. Конечно, если ты хочешь себя погубить, уезжай хоть сию минуту, но можешь быть уверен, что мы с отцом никогда не дадим согласия на твое путешествие. И напрасно ты надеялся, что я стану тебе помогать. Нет, я ни слова не скажу отцу о твоих бессмысленных мечтах. Я не хочу, чтобы впоследствии, когда жизнь на море доведет тебя до нужды и страданий, ты мог упрекнуть свою мать в том, что она потакала тебе.
Потом, через много лет, я узнал, что матушка все же передала отцу весь наш разговор, от слова до слова. Отец был опечален и сказал ей со вздохом:
- Не понимаю, чего ему нужно? На родине он мог бы без труда добиться успеха и счастья. Мы люди небогатые, но кое-какие средства у нас есть. Он может жить вместе с нами, ни в чем не нуждаясь. Если же он пустится странствовать, он испытает тяжкие невзгоды и пожалеет, что не послушался отца. Нет, я не могу отпустить его в море. Вдали от родины он будет одинок, и, если с ним случится беда, у него не найдется друга, который мог бы утешить его. И тогда он раскается в своем безрассудстве, но будет поздно!
И все же через несколько месяцев я бежал из родного дома. Произошло это так. Однажды я поехал на несколько дней в город Гулль. Там я встретил одного приятеля, который собирался отправиться в Лондон на корабле своего отца. Он стал уговаривать меня ехать вместе с ним, соблазняя тем, что проезд на корабле будет бесплатный.
И вот, не спросившись ни у отца, ни у матери, - в недобрый час! - 1 сентября 1651 года я на девятнадцатом году жизни сел на корабль, отправлявшийся в Лондон.
Это был дурной поступок: я бессовестно покинул престарелых родителей, пренебрег их советами и нарушил сыновний долг. И мне очень скоро пришлось раскаяться в том, "что я сделал.
ГЛАВА ВТОРАЯ
Первые приключения на море
Не успел наш корабль выйти из устья Хамбера, как с севера подул холодный ветер. Небо покрылось тучами. Началась сильнейшая качка.
Я никогда еще не бывал в море, и мне стало худо. Голова у меня закружилась, ноги задрожали, меня затошнило, я чуть не упал. Всякий раз, когда на корабль налетала большая волна, мне казалось, что мы сию минуту утонем. Всякий раз, когда корабль падал с высокого гребня волны, я был уверен, что ему уже никогда не подняться.
Тысячу раз я клялся, что, если останусь жив, если нога моя снова ступит на твердую землю, я тотчас же вернусь домой к отцу и никогда за всю жизнь не взойду больше на палубу корабля.
Этих благоразумных мыслей хватило у меня лишь на то время, пока бушевала буря.
Но ветер стих, волнение улеглось, и мне стало гораздо легче. Понемногу я начал привыкать к морю. Правда, я еще не совсем отделался от морской болезни, но к концу дня погода прояснилась, ветер совсем утих, наступил восхитительный вечер.
Всю ночь я проспал крепким сном. На другой день небо было такое же ясное. Тихое море при полном безветрии, все озаренное солнцем, представляло такую прекрасную картину, какой я еще никогда не видал. От моей морской болезни не осталось и следа. Я сразу успокоился, и мне стало весело. С удивлением я оглядывал море, которое еще вчера казалось буйным, жестоким и грозным, а сегодня было такое кроткое, ласковое.
Тут, как нарочно, подходит ко мне мой приятель, соблазнивший меня ехать вместе с ним, хлопает по плечу и говорит:
- Ну, как ты себя чувствуешь, Боб? Держу пари, что тебе было страшно. Признавайся: ведь ты очень испугался вчера, когда подул ветерок?
- Ветерок? Хорош ветерок! Это был бешеный шквал. Я и представить себе не мог такой ужасной бури!
- Бури? Ах ты, глупец! По-твоему, это буря? Ну, да ты в море еще новичок: не мудрено, что испугался... Пойдем-ка лучше да прикажем подать себе пуншу, выпьем по стакану и позабудем о буре. Взгляни, какой ясный день! Чудесная погода, не правда ли? Чтобы сократить эту горестную часть моей повести, скажу только, что дело пошло, как обыкновенно у моряков: я напился пьян и утопил в вине все свои обещания и клятвы, все свои похвальные мысли о немедленном возвращении домой. Как только наступил штиль и я перестал бояться, что волны проглотят меня, я тотчас же позабыл все свои благие намерения.
На шестой день мы увидели вдали город Ярмут. Ветер после бури был встречный, так что мы очень медленно подвигались вперед. В Ярмуте нам пришлось бросить якорь. Мы простояли в ожидании попутного ветра семь или восемь дней.
В течение этого времени сюда же пришло много судов из Ньюкасла. Мы, впрочем, не простояли бы гак долго и вошли бы в реку вместе с приливом, но ветер становился все свежее, а дней через пять задул изо всех сил.
Так как на нашем корабле якоря и якорные канаты были крепкие, наши матросы не выказывали ни малейшей тревоги. Они были уверены, что судно находится в полной безопасности, и, по обычаю матросов, отдавали все свое свободное время веселым развлечениям и забавам.
Однако на девятый день к утру ветер еще посвежел, и вскоре разыгрался страшный шторм. Даже испытанные моряки были сильно испуганы. Я несколько раз слышал, как наш капитан, проходя мимо меня то в каюту, то из каюты, бормотал вполголоса: "Мы пропали! Мы пропали! Конец!"
Все же он не терял головы, зорко наблюдал за работой матросов и принимал все меры, чтобы спасти свой корабль.
До сих пор я не испытывал страха: я был уверен, что эта буря так же благополучно пройдет, как и первая. Но когда сам капитан заявил, что всем нам пришел конец, я страшно испугался и выбежал из каюты на палубу. Никогда в жизни не приходилось мне видеть столь ужасное зрелище. По морю, словно высокие горы, ходили громадные волны, и каждые тричетыре минуты на нас обрушивалась такая гора.
Сперва я оцепенел от испуга и не мог смотреть по сторонам. Когда же наконец я осмелился глянуть назад, я понял, какое бедствие разразилось над нами. На двух тяжело груженных судах, которые стояли тут же неподалеку на якоре, матросы рубили мачты, чтобы корабли хоть немного освободились от тяжести.
Кто-то крикнул отчаянным голосом, что корабль, стоявший впереди, в полумиле от нас, сию минуту исчез под водой.
Еще два судна сорвались с якорей, буря унесла их в открытое море. Что ожидало их там? Все их мачты были сбиты ураганом.
Мелкие суда держались лучше, но некоторым из них тоже пришлось пострадать: два-три суденышка пронесло мимо наших бортов прямо в открытое море.
Вечером штурман и боцман пришли к капитану и заявили ему, что для спасения судна необходимо срубить фок-мачту.
- Медлить нельзя ни минуты! - сказали они. - Прикажите, и мы срубим ее.
- Подождем еще немного, - возразил капитан. - Может быть, буря уляжется.
Ему очень не хотелось рубить мачту, но боцман стал доказывать, что, если мачту оставить, корабль пойдет ко дну, - и капитан поневоле согласился.
А когда срубили фок-мачту, грот-мачта стала так сильно качаться и раскачивать судно, что пришлось срубить и ее.
Наступила ночь, и вдруг один из матросов, спускавшийся в трюм, закричал, что судно дало течь. В трюм послали другого матроса, и он доложил, что вода поднялась уже на четыре фута.
Тогда капитан скомандовал:
- Выкачивай воду! Все к помпам!
Когда я услыхал эту команду, у меня от ужаса замерло сердце: мне показалось, что я умираю, ноги мои подкосились, и я упал навзничь на койку. Но матросы растолкали меня и потребовали, чтобы я не отлынивал от работы.
- Довольно ты бездельничал, пора и потрудиться! - сказали они.
Нечего делать, я подошел к помпе и принялся усердно выкачивать воду.
В это время мелкие грузовые суда, которые не могли устоять против ветра, подняли якоря и вышли в открытое море.
Увидев их, наш капитан приказал выпалить из пушки, чтобы дать им знать, что мы находимся в смертельной опасности. Услышав пушечный залп и не понимая, в чем дело, я вообразил, что наше судно разбилось. Мне стало так страшно, что я лишился чувств и упал. Но в ту пору каждый заботился о спасении своей собственной жизни, и на меня не обратили внимания. Никто не поинтересовался узнать, что случилось со мной. Один из матросов стал к помпе на мое место, отодвинув меня ногою. Все были уверены, что я уже мертв. Так я пролежал очень долго. Очнувшись, я снова взялся за работу. Мы трудились не покладая рук, но вода в трюме поднималась все выше.
Было очевидно, что судно должно затонуть. Правда, шторм начинал понемногу стихать, но для нас не предвиделось ни малейшей возможности продержаться на воде до той поры, пока мы войдем в гавань. Поэтому капитан не переставал палить из пушек, надеясь, что кто-нибудь спасет нас от гибели.
Наконец ближайшее к нам небольшое судно рискнуло спустить шлюпку, чтобы подать нам помощь. Шлюпку каждую минуту могло опрокинуть, но она все же приблизилась к нам. Увы, мы не могли попасть в нее, так как не было никакой возможности причалить к нашему кораблю, хотя люди гребли изо всех сил, рискуя своей жизнью для спасения нашей. Мы бросили им канат. Им долго не удавалось поймать его, так как буря относила его в сторону. Но, к счастью, один из смельчаков изловчился и после многих неудачных попыток схватил канат за самый конец. Тогда мы подтянули шлюпку под нашу корму и все до одного спустились в нее. Мы хотели было добраться до их корабля, но не могли сопротивляться волнам, а волны несли нас к берегу. Оказалось, что только в этом направлении и можно грести.
Не прошло и четверти часа, как наш корабль стал погружаться в воду.
Волны, швырявшие нашу шлюпку, были так высоки, что из-за них мы не видели берега. Лишь в самое короткое мгновение, когда нашу шлюпку подбрасывало на гребень волны, мы могли видеть, что на берегу собралась большая толпа: люди бегали взад и вперед, готовясь подать нам помощь, когда мы подойдем ближе. Но мы подвигались к берегу очень медленно.
Только к вечеру удалось нам выбраться на сушу, да и то с величайшими трудностями.
В Ярмут нам пришлось идти пешком. Там нас ожидала радушная встреча: жители города, уже знавшие о нашем несчастье, отвели нам хорошие жилища, угостили отличным обедом и снабдили нас деньгами, чтобы мы могли добраться куда захотим - до Лондона или до Гулля.
Неподалеку от Гулля был Йорк, где жили мои родители, и, конечно, мне следовало вернуться к ним. Они простили бы мне самовольный побег, и все мы были бы так счастливы!
Но безумная мечта о морских приключениях не покидала меня и теперь. Хотя трезвый голос рассудка говорил мне, что в море меня ждут новые опасности и беды, я снова стал думать о том, как бы мне попасть на корабль и объездить по морям и океанам весь свет.
Мой приятель (тот самый, отцу которого принадлежало погибшее судно) был теперь угрюм и печален. Случившееся бедствие угнетало его. Он познакомил меня со своим отцом, который тоже не переставал горевать об утонувшем корабле. Узнав от сына о моей страсти к морским путешествиям, старик сурово взглянул на меня и сказал:
- Молодой человек, вам никогда больше не следует пускаться в море. Я слышал, что вы трусливы, избалованы и падаете духом при малейшей опасности. Такие люди не годятся в моряки. Вернитесь скорее домой и примиритесь с родными. Вы сами на себе испытали, как опасно путешествовать по морю.
Я чувствовал, что он прав, и не мог ничего возразить. Но все же я не вернулся домой, так как мне было стыдно показаться на глаза моим близким. Мне чудилось, что все наши соседи будут издеваться надо мной; я был уверен, что мои неудачи сделают меня посмешищем всех друзей и знакомых.
Впоследствии я часто замечал, что люди, особенно в молодости, считают зазорными не те бессовестные поступки, за которые мы зовем их глупцами, а те добрые и благородные дела, что совершаются ими в минуты раскаяния, хотя только за эти дела и можно называть их разумными. Таким был и я в ту пору. Воспоминания о бедствиях, испытанных мною во время кораблекрушения, мало-помалу изгладились, и я, прожив в Ярмуте две-три недели, поехал не в Гулль, а в Лондон.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
Робинзон попадает в плен. Бегство
Большим моим несчастьем было то, что во время всех моих приключений я не поступил на корабль матросом. Правда, мне пришлось бы работать больше, чем я привык, зато в конце концов я научился бы мореходному делу и мог бы со временем сделаться штурманом, а пожалуй, и капитаном. Но в ту пору я был так неразумен, что из всех путей всегда выбирал самый худший. Так как в то время у меня была щегольская одежда и в кармане водились деньги, я всегда являлся на корабль праздным шалопаем: ничего там не делал и ничему не учился.
Юные сорванцы и бездельники обычно попадают в дурную компанию и в самое короткое время окончательно сбиваются с пути. Такая же участь ждала и меня, но, к счастью, по приезде в Лондон мне удалось познакомиться с почтенным пожилым капитаном, который принял во мне большое участие. Незадолго перед тем он ходил на своем корабле к берегам Африки, в Гвинею. Это путешествие дало ему немалую прибыль, и теперь он собирался снова отправиться в те же края.
Я понравился ему, так как был в ту пору недурным собеседником. Он часто проводил со мною свободное время и, узнав, что я желаю увидеть заморские страны, предложил мне пуститься в плавание на его корабле.
- Вам это ничего не будет стоить, - сказал он, - я не возьму с вас денег ни за проезд, ни за еду. Вы будете на корабле моим гостем. Если же вы захватите с собой какие-нибудь вещи и вам удастся очень выгодно сбыть их в Гвинее, вы получите целиком всю прибыль. Попытайте счастья - может быть, вам и повезет.
Так как этот капитан пользовался общим доверием, я охотно принял его приглашение.
Отправляясь в Гвинею, я захватил с собой кое-какого товару: закупил на сорок фунтов стерлингов различных побрякушек и стеклянных изделий, находивших хороший сбыт у дикарей.
Эти сорок фунтов я добыл при содействии близких родственников, с которыми состоял в переписке: я сообщил им, что собираюсь заняться торговлей, и они уговорили мою мать, а быть может, отца помочь мне хоть незначительной суммой в первом моем предприятии.
Эта поездка в Африку была, можно сказать, моим единственным удачным путешествием. Конечно, своей удачей я был всецело обязан бескорыстию и доброте капитана.
Во время пути он занимался со мной математикой и учил меня корабельному делу. Ему доставляло удовольствие делиться со мной своим опытом, а мне - слушать его и учиться у него.
Путешествие сделало меня и моряком и купцом: я выменял на свои побрякушки пять фунтов и девять унций " золотого песку, за который по возвращении в Лондон получил изрядную сумму.
Итак, я мог считать себя богатым промышленником, ведущим успешную торговлю с Гвинеей.
Но, на мое несчастье, мой друг капитан вскоре по возвращении в Англию умер, и мне пришлось совершить второе путешествие на свой страх, без дружеского совета и помощи.
Я отплыл из Англии на том же корабле. Это было самое несчастное путешествие, какое когда-либо предпринимал человек.
Однажды на рассвете, когда мы после долгого плавания шли между Канарскими островами и Африкой, на нас напали пираты - морские разбойники. Это были турки из Салеха. Они издали заметили нас и на всех парусах пустились за нами вдогонку.
Сначала мы надеялись, что нам удастся спастись от них бегством, и тоже подняли все паруса. Но вскоре стало ясно, что через пять-шесть часов они непременно догонят нас. Мы поняли, что нужно готовиться к бою. У нас было двенадцать пушек, а у врага - восемнадцать.
Около трех часов пополудни разбойничий корабль догнал нас, но пираты сделали большую ошибку: вместо того чтобы подойти к нам с кормы, они подошли с левого борта, где у нас было восемь пушек. Воспользовавшись их ошибкой, мы навели на них все эти пушки и дали залп.
Турок было не меньше двухсот человек, поэтому они ответили на нашу пальбу не только пушечным, но и оружейным залпом из двух сотен ружей.
К счастью, у нас никого не задело, все остались целы и невредимы. После этой схватки пиратское судно отошло на полмили и стало готовиться к новому нападению. Мы же, со своей стороны, приготовились к новой защите.
На этот раз враги подошли к нам с другого борта и взяли нас на абордаж, то есть зацепились за наш борт баграми; человек шестьдесят ворвались на палубу и первым делом бросились рубить мачты и снасти.
Мы встретили их ружейной стрельбой и дважды очищали от них палубу, но все же принуждены были сдаться, так как наш корабль уже не годился для дальнейшего плавания. Трое из наших людей были убиты, восемь человек ранены. Нас отвезли в качестве пленников в морской порт Салех, принадлежавший маврам.
Других англичан отправили в глубь страны, ко двору жестокого султана, а меня капитан разбойничьего судна удержал при себе и сделал своим рабом, потому что я был молод и проворен.
Я горько заплакал: мне вспомнилось предсказание отца, что рано или поздно со мной случится беда и никто не придет мне на помощь. Я думал, что именно меня и постигла такая беда. Увы, я не подозревал, что меня ждали впереди еще более тяжелые беды.
Так как мой новый господин, капитан разбойничьего судна, оставил меня при себе, я надеялся, что, когда он снова отправится грабить морские суда, он возьмет с собою и меня. Я был твердо уверен, что в конце концов он попадется в плен какому-нибудь испанскому или португальскому военному кораблю и тогда мне возвратят свободу.
Но скоро я понял, что эти надежды напрасны, потому что в первый же раз, как мой господин вышел в море, он оставил меня дома исполнять черную работу, какую обычно исполняют рабы.
С этого дня я только и думал о побеге. Но бежать было невозможно: я был одинок и бессилен. Среди пленников не было ни одного англичанина, которому я мог бы довериться. Два года я протомился в плену, не имея ни малейшей надежды спастись. Но на третий год мне все же удалось бежать.
Произошло это так. Мой господин постоянно, раз или два в неделю, брал корабельную шлюпку и выходил на взморье ловить рыбу. В каждую такую поездку он брал с собой меня и одного мальчишку, которого звали Ксури. Мы усердно гребли и по мере сил развлекали своего господина. А так как я, кроме того, оказался недурным рыболовом, он иногда посылал нас обоих меня и этого Ксури - за рыбой под присмотром одного старого мавра, своего дальнего родственника.
Однажды мой хозяин пригласил двух очень важных мавров покататься с ним на его парусной шлюпке. Для этой поездки он заготовил большие запасы еды, которые с вечера отослал к себе в шлюпку. Шлюпка была просторная. Хозяин еще года два назад приказал своему корабельному плотнику устроить в ней небольшую каюту, а в каюте - кладовую для провизии. В эту кладовую я и уложил все запасы.
- Может быть, гости захотят поохотиться, - сказал мне хозяин. Возьми на корабле три ружья и снеси их в шлюпку.
Я сделал все, что мне было приказано: вымыл палубу, поднял на мачте флаг и на другой день с утра сидел в шлюпке, поджидая гостей. Вдруг хозяин пришел один и сказал, что его гости не поедут сегодня, так как их задержали дела. Затем он велел нам троим - мне, мальчику Ксури и мавру идти в нашей шлюпке на взморье за рыбой.
- Мои друзья придут ко мне ужинать, - сказал он, - и потому, как только вы наловите достаточно рыбы, принесите ее сюда.
Вот тут-то снова пробудилась во мне давнишняя мечта о свободе. Теперь у меня было судно, и, как только хозяин ушел, я стал готовиться - но не к рыбной ловле, а к далекому плаванию. Правда, я не знал, куда я направлю свой путь, но всякая дорога хороша - лишь бы уйти из неволи.
- Следовало бы нам захватить какую-нибудь еду для себя, - сказал я мавру. - Не можем же мы есть без спросу провизию, которую хозяин приготовил для гостей.
Старик согласился со мною и вскоре принес большую корзину с сухарями и три кувшина пресной воды.
Я знал, где стоит у хозяина ящик с вином, и, покуда мавр ходил за провизией, я переправил все бутылки на шлюпку и поставил их в кладовую, как будто они были еще раньше припасены для хозяина.
Кроме того, я принес огромный кусок воску (фунтов пятьдесят весом) да прихватил моток пряжи, топор, пилу и молоток. Все это нам очень пригодилось впоследствии, особенно воск, из которого мы делали свечи.
Я придумал еще одну хитрость, и мне опять удалось обмануть простодушного мавра. Его имя было Измаил, поэтому все называли его Моли. Вот я и сказал ему:
- Моли, на судне есть хозяйские охотничьи ружья. Хорошо бы достать немного пороху и несколько зарядов - может быть, нам посчастливится подстрелить себе на обед куликов. Хозяин держит порох и дробь на корабле, я знаю.
- Ладно, - сказал он, - принесу.
И он принес большую кожаную сумку с порохом - фунта полтора весом, а пожалуй, и больше, да другую, с дробью, - фунтов пять или шесть. Он захватил также и пули. Все это было сложено в шлюпке. Кроме того, в хозяйской каюте нашлось еще немного пороху, который я насыпал в большую бутыль, вылив из нее предварительно остатки вина.
Запасшись, таким образом, всем необходимым для дальнего плавания, мы вышли из гавани, будто бы на рыбную ловлю. Я опустил мои удочки в воду, но ничего не поймал (я нарочно не вытаскивал удочек, когда рыба попадалась на крючок).
- Здесь мы ничего не поймаем! - сказал я мавру. - Хозяин не похвалит нас, если мы вернемся к нему с пустыми руками. Надо отойти подальше в море. Быть может, вдали от берега рыба будет лучше клевать.
Не подозревая обмана, старый мавр согласился со мною и, так как он стоял на носу, поднял парус.
Я же сидел за рулем, на корме, и, когда судно отошло мили на три в открытое море, я лег в дрейф - как бы для того, чтобы снова приступить к рыбной ловле. Затем, передав мальчику руль, я шагнул на нос, подошел к мавру сзади, внезапно приподнял его и бросил в море. Он сейчас же вынырнул, потому что плавал, как пробка, и стал кричать мне, чтобы я взял его в шлюпку, обещая, что поедет со мною хоть на край света. Он так быстро плыл за судном, что догнал бы меня очень скоро (ветер был слабый, и шлюпка еле двигалась). Видя, что мавр скоро догонит нас, я побежал в каюту, взял там одно из охотничьих ружей, прицелился в мавра и сказал:
- Я не желаю тебе зла, но оставь меня сейчас же в покое и скорее возвращайся домой! Ты хороший пловец, море тихое, ты легко доплывешь до берега. Поворачивай назад, и я не трону тебя. Но, если ты не отстанешь от шлюпки, я прострелю тебе голову, потому что твердо решил добыть себе свободу.
Он повернул к берегу и, я уверен, доплыл до него без труда.
Конечно, я мог взять с собой этого мавра, но на старика нельзя было положиться.
Когда мавр отстал от шлюпки, я обратился к мальчику и сказал:
- Ксури, если ты будешь мне верен, я сделаю тебе много добра. Поклянись, что ты никогда не изменишь мне, иначе я и тебя брошу в море.
Мальчик улыбнулся, глядя мне прямо в глаза, и поклялся, что будет мне верен до гроба и поедет со мной, куда я захочу. Говорил он так чистосердечно, что я не мог не поверить ему.
Покуда мавр не приблизился к берегу, я держал курс в открытое море, лавируя против ветра, чтобы все думали, будто мы идем к Гибралтару.
Но, как только начало смеркаться, я стал править на юг, придерживая слегка к востоку, потому что мне не хотелось удаляться от берега. Дул очень свежий ветер, но море было ровное, спокойное, и потому мы шли хорошим ходом.
Когда на другой день к трем часам впереди в первый раз показалась земля, мы очутились уже миль на полтораста южнее Салеха, далеко за пределами владений марокканского султана, да и всякого другого из африканских царей. Берег, к которому мы приближались, был совершенно безлюден.
Когда почти шестидесятилетний известный журналист и публицист Даниэль Дефо (1660-1731 гг.) писал в 1719 году "Робинзона Крузо" , он меньше всего думал о том, что из-под его пера выходит новаторское произведение, первый в литературе Просвещения роман. Он не предполагал, что именно этому тексту потомки отдадут предпочтение из 375 произведений, уже опубликованных за его подписью и заслуживших ему почетное имя "отца английской журналистики". Историки литературы считают, что на самом деле он написал значительно больше, только опознать его произведения, изданные под разными псевдонимами, в широком потоке английской прессы рубежа XVII-XVIII веков непросто. За спиной у Дефо к моменту создания романа был огромный жизненный опыт: он выходец из низшего класса, в юности он был участником мятежа герцога Монмутского, избежал казни, путешествовал по Европе и разговаривал на шести языках, познал улыбки и измены Фортуны. Его ценности — богатство, преуспевание, личная ответственность человека перед Богом и собой — это типично пуританские, буржуазные ценности, и биография Дефо — красочная, исполненная событиями биография буржуа эпохи первоначального накопления. Он всю жизнь затевал разные предприятия и говорил о себе: "Тринадцать раз я становился богат и снова беден". Политико-литературная активность привела его к гражданской казни у позорного столба. Для одного из журналов Дефо и написал поддельную автобиографию Робинзона Крузо, в подлинность которой должны были поверить (и поверили) его читатели.
Сюжет романа опирается на реальную историю, рассказанную капитаном Вудсом Роджерсом в отчете о его путешествии, который Дефо мог прочитать в прессе. Капитан Роджерс рассказал, как его матросы сняли с необитаемого островка в Атлантическом океане человека, проведшего там в одиночестве четыре года и пять месяцев. Александр Селкирк, помощник капитана на английском судне, отличавшийся буйным нравом, поссорился со своим капитаном и был высажен на остров с ружьем, порохом, запасом табака и Библией. Когда его нашли матросы Роджерса, он был одет в козлиные шкуры и "выглядел более диким, чем рогатые первообладатели этого одеяния". Он разучился говорить, по дороге в Англию прятал в укромных местах корабля сухари, и потребовалось время, чтобы он вернулся в цивилизованное состояние.
В отличие от реального прототипа, Крузо у Дефо за двадцать восемь лет на необитаемом острове не утратил человечности. Повествование о делах и днях Робинзона пронизано энтузиазмом и оптимизмом, книга излучает неувядаемое обаяние. Сегодня "Робинзона Крузо" читают прежде всего дети и подростки как увлекательную приключенческую повесть, но в романе поставлены проблемы, обсуждать которые следует в плане истории культуры и литературы.
Главный герой романа, Робинзон, образцовый английский предприниматель, воплощающий идеологию становящейся буржуазии, вырастает в романе до монументального изображения творческих, созидательных способностей человека, и при этом его портрет исторически совершенно конкретен.
Робинзон, сын торговца из Йорка, с юных лет мечтает о море. С одной стороны, в этом нет ничего исключительного — Англия той поры была ведущей морской державой мира, английские моряки бороздили все океаны, профессия моряка была самой распространенной, считалась почетной. С другой стороны, Робинзона влечет в море не романтика морских странствий; он и не пытается поступить на корабль матросом и изучать морское дело, а во всех своих плаваниях предпочитает роль пассажира, платящего за проезд; Робинзон доверяется неверной судьбе путешественника по более прозаической причине: его влечет "необдуманная затея составить себе состояние, рыская по свету". В самом деле, за пределами Европы легко было быстро разбогатеть при некотором везении, и Робинзон бежит из дому, пренебрегая увещеваниями отца. Речь отца Робинзона в начале романа — гимн буржуазным добродетелям, "среднему состоянию":
Покидают отчизну в погоне за приключениями, сказал он, или те, кому нечего терять, или честолюбцы, жаждущие занять высшее положение; пускаясь в предприятия, выходящие из рамок обыденной жизни, они стремятся поправить дела и покрыть славой свое имя; но подобные вещи мне или не по силам, или унизительны для меня; мое место — середина, то есть то, что можно назвать высшею ступенью скромного существования, которое, как он убедился на многолетнем опыте, является для нас лучшим в мире, наиболее подходящим для человеческого счастья, избавленным как от нужды и лишений, физического труда и страданий, выпадающих на долю низших классов, так и от роскоши, честолюбия, чванства и зависти высших классов. Насколько приятна такая жизнь, сказал он, я могу судить уже по тому, что все поставленные в иные условия завидуют ему: даже короли нередко жалуются на горькую участь людей, рожденных для великих дел, и жалеют, что судьба не поставила их между двумя крайностями — ничтожеством и величием, да и мудрец высказывается в пользу середины как меры истинного счастья, когда молит небо не посылать ему ни бедности, ни богатства.
Однако юный Робинзон не внемлет голосу благоразумия, уходит в море, и его первое купеческое предприятие — экспедиция в Гвинею — приносит ему триста фунтов (характерно, как точно всегда он называет в повествовании денежные суммы); эта удача кружит ему голову и довершает его "гибель". Потому все, что с ним происходит в дальнейшем, Робинзон рассматривает как наказание за сыновнее неподчинение, за то, что не послушался "трезвых доводов лучшей части своего существа" — рассудка. И на необитаемый остров у устья Ориноко он попадает, поддавшись соблазну "обогатиться скорее, чем допускали обстоятельства": он берется доставить из Африки рабов для бразильских плантаций, что увеличит его состояние до трех-четырех тысяч фунтов стерлингов. Во время этого плавания он и попадает после кораблекрушения на необитаемый остров.
И тут начинается центральная часть романа, начинается небывалый эксперимент, который автор ставит над своим героем. Робинзон — малый атом буржуазного мира, не мыслящий себя вне этого мира и относящийся ко всему на свете как к средству для достижения своей цели, объехавший уже три континента, целеустремленно идущий по своему пути к богатству.
Он оказывается искусственно вырванным из общества, помещенным в одиночество, поставленным лицом к лицу с природой. В "лабораторных" условиях тропического необитаемого острова проходит эксперимент над человеком: как поведет себя вырванный из цивилизации человек, индивидуально столкнувшийся с извечной, стержневой проблемой человечества — как выжить, как взаимодействовать с природой? И Крузо повторяет путь человечества в целом: он начинает трудиться, так что труд становится главной темой романа.
Просветительский роман впервые в истории литературы отдает должное труду. В истории цивилизации труд обычно воспринимался как наказание, как зло: согласно Библии, необходимость трудиться Бог возложил на всех потомков Адама и Евы в наказание за первородный грех. У Дефо же труд предстает не только как реальное главное содержание человеческой жизни, не только как средство добывания необходимого. Еще пуританские моралисты первыми заговорили о труде как о занятии достойном, великом, и в романе Дефо труд не опоэтизирован. Когда Робинзон попадает на необитаемый остров, он ничего толком не умеет делать, и лишь понемногу, через неудачи, он учится растить хлеб, плести корзины, изготавливать собственный инструмент, глиняные горшки, одежду, зонтик, лодку, разводить коз и т.д. Давно замечено, что труднее Робинзону даются те ремесла, с которыми был хорошо знаком его создатель: так, Дефо одно время владел фабрикой по производству черепицы, поэтому попытки Робинзона вылепить и обжечь горшки описываются во всех подробностях. Сам Робинзон отдает себе отчет в спасительной роли труда:
"Даже когда я осознал весь ужас своего положения — всю безысходность моего одиночества, полную мою оторванность от людей, без проблеска надежды на избавление, — даже и тогда, как только открылась возможность остаться в живых, не умереть с голоду, все мое горе как рукой сняло: я успокоился, начал работать для удовлетворения своих насущных потребностей и для сохранения своей жизни и если сокрушался о своей участи, то менее всего видел в ней небесную кару…"
Однако в условиях затеянного автором эксперимента по выживанию человека есть одна уступка: Робинзону быстро "открывается возможность не умереть с голоду, остаться в живых". Нельзя сказать, что перерезаны решительно все его связи с цивилизацией. Во-первых, цивилизация действует в его навыках, в его памяти, в его жизненной позиции; во-вторых, с сюжетной точки зрения цивилизация удивительно своевременно посылает Робинзону свои плоды. Он вряд ли бы выжил, если бы сразу не эвакуировал с разбитого корабля все продовольственные запасы и инструменты (ружья и порох, ножи, топоры, гвозди и отвертку, точило, лом), канаты и паруса, постель и платье. Однако при этом цивилизация представлена на острове Отчаяния только своими техническими достижениями, а общественные противоречия не существуют для изолированного, одинокого героя. Именно от одиночества он больше всего страдает, и облегчением становится появление на острове дикаря Пятницы.
Как уже говорилось, Робинзон воплощает психологию буржуа: ему кажется совершенно естественным присваивать себе все и всех, на что нет юридического права собственности у кого-либо из европейцев. Любимое местоимение Робинзона — "мой", и он сразу делает из Пятницы своего слугу: "Я научил его произносить слово "господин" и дал понять, что это мое имя". Робинзон не задается вопросами, есть ли у него право присвоить себе Пятницу, продать своего друга по плену мальчика Ксури, торговать рабами. Остальные люди интересуют Робинзона постольку, поскольку они партнеры или предмет его сделок, торговых операций, и к себе Робинзон не ждет иного отношения. В романе Дефо мир людей, изображенный в повествовании о жизни Робинзона до его злосчастной экспедиции, находится в состоянии броуновского движения, и тем сильнее его контраст со светлым, прозрачным миром необитаемого острова.
Итак, Робинзон Крузо — новый образ в галерее великих индивидуалистов, и отличается он от своих ренессансных предшественников отсутствием крайностей, тем, что полностью принадлежит действительному миру. Крузо никто не назовет мечтателем, как Дон Кихота, или интеллектуалом, философом, как Гамлета. Его сфера — практическое действие, хозяйствование, торговля, то есть он занимается тем же, чем большинство человечества. Его эгоизм естественен и натурален, он нацелен на типично буржуазный идеал — богатство. Тайна обаяния этого образа в самих исключительных условиях просветительского эксперимента, который произвел над ним автор. Для Дефо и его первых читателей интерес романа состоял именно в исключительности ситуации героя, а детальное описание его будней, его повседневного труда оправдывалось только тысячемильным расстоянием от Англии.
Психологии Робинзона полностью соответствует простой и безыскусный стиль романа. Его главное свой-ство — правдоподобие, полная убедительность. Иллюзия достоверности происходящего достигается у Дефо использованием такого множества мелких деталей, которые, кажется, никто не взялся бы выдумывать. Взяв исходно невероятную ситуацию, Дефо потом разрабатывает ее, строго соблюдая границы правдоподобия.
Успех "Робинзона Крузо" у читателя был таков, что четыре месяца спустя Дефо написал "Дальнейшие приключения Робинзона Крузо", а в 1720 году выпустил третью часть романа — "Серьезные размышления в течение жизни и удивительные приключения Робинзона Крузо". На протяжении XVIII века в разных литературах увидели свет еще около пятидесяти "новых Робинзонов", в которых постепенно идея Дефо оказалась полностью перевернутой. У Дефо герой стремится не одичать, не опроститься самому, вырвать дикаря из "простоты" и природы — у его последователей новые Робинзоны, которые под влиянием идей позднего Просвещения живут одной жизнью с природой и счастливы разрывом с подчеркнуто порочным обществом. Этот смысл вложил в роман Дефо первый страстный обличитель пороков цивилизации Жан Жак Руссо; для Дефо отрыв от общества был возвратом к прошлому человечества — для Руссо он становится абстрактным примером становления человека, идеалом будущего.
