Кто был призрак в шекспировской пьесе гамлет. Тень отца

Он не был принцем, и к Дании не имел совершенно никакого отношения. Просто его отец так любил театр, особенно современные постановки Шекспира.
Зима, как и всегда, пришла неожиданно. Сначала начал дуть холодный ветер, и он принёс с собой снега с северных регионов. Дороги замело так, что солдаты Великой армии не успевали расчищать. Мороз не спал всю ночь, он старательно разрисовывал стёкла домов такими модными сюрреалистическими рисунками.
Не спал сегодня и Гамлет Фрейнберг, занимался таким своеобразным творчеством. У него на столе горела керосиновая лампа (он не был сторонником прогресса). Рядом с ним сидел привязанный к стулу парень. Фрейнберг сжимал в руке металлическую полую внутри полусферу с калибровочными метками для измерения размера головы, и поднёс её к голове парня.
- Так, так… Чудненько! Ваша голова не соответствует норме арийского человека.
- Прошу Вас! – чуть ли не рыдая, просил пленник. – Ведь меня дома ждёт жена… Маленькая дочь… что ей скажут?!
- Ладно… Есть ещё один вариант… - задумался нацистский исследователь. Он достал линейку и приложил её к руке парня. – Да уж, и здесь ничем не могу помочь… Твоя рука короче на два сантиметра, чем положено истинному арийцу… Солдаты!
На окрик учёного сразу вбежало несколько человек. Все запыхавшиеся, один даже в спешке забыл вынуть изо рта самокрутку.
- Как ты смеешь! – ударил по лицу солдата Фрейнберг, так, что табачное изделие оказалось на полу. – Я не курю, а значит и всем моим подчинённым это не к лицу. Ты что же это, решил отличиться?! Выйди вон, и приведи себя в порядок! Я вас ещё научу дисциплине!
Парень, потупившись, вышел наружу.
- А вот этого, - профессор указал на парня на стуле, - на расстрел. Он не такой, каким должен быть.
- Да будь ты проклят! – приговорённый плюнул на пол, и его увели навстречу вечности. Учёный остался наедине с собой. Он взял в руки какие-то бумаги, заварил себе кофе (он никому не доверял, поэтому еду всегда готовил только сам; и кофе был частым его спутником по ночам, точнее, его единственным ночным гостем), чтобы не уснуть за работой, которой был непочатый край… Всё, как и всегда… Но, похоже, не так: Фрейнберг услышал шаги сзади себя.
- Я же приказал никому не входить! Я ведь работаю! – он повернулся, чтобы увидеть нарушителя спокойствия, и увидел…
- Ты! Этого не может быть!
- Гамлет, сын мой… Да, это я…
- Но ведь ты мёртв! Мёртв!
Воспоминания нахлынули на него лавиной, и их уже невозможно было остановить…
Вот он занимается до поздней ночи под светом керосиновой лампы, чтобы сделать все уроки хорошо… чтобы порадовать отца. Вот она, первая пятёрка. Отец купил ему конфету…
Вот она первая выкуренная сигарета, и ремень отца…
А вот и диплом с отличием. Встреча с фюрером.
- Люди не могут отличаться друг от друга… - говорил ему тогда фюрер. - Если они – истинные арийцы, а не потомки рабов.
Вот и полусфера, его изобретение, возле головы отца. Не хватает 2 сантиметров до истинного арийца. В его собственной руке зажат пистолет. Один единственный выстрел… такой короткий… - и этот взгляд отца, который он почти забыл – от которого он прятался столько ночей, чтобы не видеть который он пил кофе каждую ночь и спал со включенным светом…
- Но ведь я всегда делал то, как ты меня учил! Ты мне сказал не пить и не курить – я ни разу не притронулся к спиртному за жизнь и выкурил только одну сигарету, ещё в детстве… Ты сказал мне, что это плохо, и я наказываю теперь за это всех подчинённых! Ты сказал мне, что никогда не стоит ни на кого оглядываться, следуя к своей цели – и разве я нарушил хоть однажды твой завет? Ты мне сказал не нарушать никогда закон – и вот он я, слуга нацистского закона, караю не истинных арийцев! Они – не такие, какими должны быть люди…
- И это тебе решать, какими должны быть люди? Ты закрываешься моим именем… Но разве учил я тебя шагать к своей цели по головам? Разве учил я тебя убивать родителей?
Рассвет пришёл так неожиданно, и тени отца Гамлета Фрейнберга пришлось раствориться в его лучах.
Но за окнами раздались выстрелы.
- Русские! Русские свиньи!
И вот он, ещё недавно король маленького удельного княжества стоит под прицелом, а на него смотрит тот самый парень, которого он приказал расстрелять.
- Он не соответствует коммунистической идеологии! – сказал чекист.
Люди так привыкли всех ставить под одну гребёнку. Проходят эпохи, меняются правительства, но люди – никогда. Ты должен быть таким же, как все, а иначе тебя не примут. Ты должен одеваться, как и все, должен делать то же, что делают все, а иначе…
- Расстрелять! – скомандовал чекист.
Выстрел. Занавес. Аплодисменты советских солдат.

И Андрея Кронеберга , англ. Ghost of Hamlet"s father ) - персонаж трагедии Уильяма Шекспира «Гамлет, принц датский ».

Энциклопедичный YouTube

    1 / 1

    Уильям Шекспир - Гамлет - Аудиокнига

Субтитры

Описание персонажа

…Король,
Чей образ только что предстал пред нами,
Как вам известно, вызван был на бой
Властителем норвежским Фортинбрасом.
В бою осилил храбрый Гамлет наш,
Таким и слывший в просвещённом мире.

Оригинальный текст (англ.)

Во времена Шекспира призраки нередко были персонажами драматических представлений и исполнялись обычными актёрами в костюмах, соответствующих положению героя при жизни. Отличием зачастую служили лишь белые (чёрные) плащи или мантии . В большинстве современных постановок Призрак - лишь художественный вымысел, изображаемый при помощи самых разнообразных технических средств: кинопроекции, лазерных лучей, световых столбов и так далее . Сам автор, тем не менее, в репликах персонажей достаточно подробно описывает одеяние и облик мёртвого короля. Горацио: «И в тех же латах, как в бою с норвежцем, // И так же хмур, как в незабвенный день…», «Вооружённый с головы до ног», «Он шёл, подняв забрало », на его лице «была скорей печаль, чем гнев». Марцелл упоминает, что вид Призрака был царственен (англ. so majestical ).

Персонажи, видевшие отца Гамлета, относятся к нему по разному. Горацио, стоящий на материалистических позициях и сначала вообще не верящий в приведения, позже вынужден изменить свои взгляды. Теперь он рассматривает происходящее с точки зрения человека верующего, протестанта: духи для него - посланцы ада, а Гамлет - жертва, искушаемая дьяволом . Сам же принц терзается сомненьями в намерениях отца:

Благой ли дух ты, или ангел зла,
Дыханье рая, ада ль дуновенье,
К вреду иль к пользе помыслы твои…

Оригинальный текст (англ.)

Angels and ministers of grace defend us!

Be thou a spirit of health or goblin damn"d,
Bring with thee airs from heaven or blasts from hell…

По ходу действия Гамлет преодолевает несколько ступеней в своём отношении к отцу. Сначала он поверил всему сказанному им, так как это совпадало с его догадками о насильственном характере смерти родителя. Потом он прошёл период колебаний, но вскоре окончательно убедился в правдивости Призрака. Как известно, король обвиняет Клавдия в собственном убийстве и обольщении своей вдовы Гертруды. Одновременно он призывает сына к мести, при этом принц должен не запятнать свою честь, а также быть снисходительным к матери, максимальным наказанием для неё должны стать только душевные терзания. Проявляя милосердие, Призрак и за гробовой чертой продолжает любить Гертруду и выражать присущие ему при жизни благородство и великодушие. Один из ведущих специалистов в драматургии Шекспира Джон Довер Уилсон делает следующий вывод об этом персонаже: «…Призрак был революционной новацией в истории драматической литературы. <…> Обычно привидение на

». В архаичных переводах (Н. Полевого , А. Кронеберга) именуется тень отца Гамлета .

Описание персонажа

…Король,
Чей образ только что предстал пред нами,
Как вам известно, вызван был на бой
Властителем норвежским Фортинбрасом.
В бою осилил храбрый Гамлет наш,
Таким и слывший в просвещённом мире.

Оригинальный текст (англ.)

Во времена Шекспира призраки нередко были персонажами драматических представлений и исполнялись обычными актёрами в костюмах, соответствующих положению героя при жизни. Отличием зачастую служили лишь белые (чёрные) плащи или мантии . В большинстве современных постановок Призрак - лишь художественный вымысел, изображаемый при помощи самых разнообразных технических средств: кинопроекции, лазерных лучей, световых столбов и так далее . Сам автор, тем не менее, в репликах персонажей достаточно подробно описывает одеяние и облик мёртвого короля. Горацио: «И в тех же латах, как в бою с норвежцем, // И так же хмур, как в незабвенный день…», «Вооружённый с головы до ног», «Он шёл, подняв забрало », на его лице «была скорей печаль, чем гнев». Марцелл упоминает, что вид Призрака был царственен (англ. so majestical ).

Персонажи, видевшие отца Гамлета, относятся к нему по разному. Горацио, стоящий на материалистических позициях и сначала вообще не верящий в привидений, позже вынужден изменить свои взгляды. Теперь он рассматривает происходящее с точки зрения человека верующего, протестанта: духи для него - посланцы ада, а Гамлет - жертва, искушаемая дьяволом . Сам же принц терзается сомненьями в намерениях отца:

Благой ли дух ты, или ангел зла,
Дыханье рая, ада ль дуновенье,
К вреду иль к пользе помыслы твои…

Оригинальный текст (англ.)

Angels and ministers of grace defend us!

Be thou a spirit of health or goblin damn"d,
Bring with thee airs from heaven or blasts from hell…

По ходу действия Гамлет преодолевает несколько ступеней в своём отношении к отцу. Сначала он поверил всему сказанному им, так как это совпадало с его догадками о насильственном характере смерти родителя. Потом он прошёл период колебаний, но вскоре окончательно убедился в правдивости Призрака. Как известно, король обвиняет Клавдия в собственном убийстве и обольщении своей вдовы Гертруды. Одновременно он призывает сына к мести, при этом принц должен не запятнать свою честь, а также быть снисходительным к матери, максимальным наказанием для неё должны стать только душевные терзания. Проявляя милосердие, Призрак и за гробовой чертой продолжает любить Гертруду и выражать присущие ему при жизни благородство и великодушие. Один из ведущих специалистов в драматургии Шекспира Джон Довер Уилсон делает следующий вывод об этом персонаже: «…Призрак был революционной новацией в истории драматической литературы. <…> Обычно привидение на елизаветинской сцене было классической марионеткой, заимствованной у Сенеки <…> Шекспировский Призрак и дух, требующий мщения, с формальной точки зрения соответствует своему прототипу у Сенеки. Но на этом сходство кончается; одним из замечательных достижений Шекспира является то, что, взяв условную фигуру, он очеловечил её, придал ей христианский облик (в том смысле, как тогда понималось христианство) и создал образ, который его зрители могли воспринять как реальный…»

Характер Гамлета выявляется нетолько в напряженных трагических столкновениях, но и в обычных житейских взаимоотношениях с различными людьми.

До того как Гамлету становится понятной цель приезда Гильденстерна и Розенкранца, он приветлив, доброжелателен, искренне рад встрече с друзьями детства.

Принимая актеров, он - ласковый и гостеприимный хозяин, увлекающийся сценическим искусством принц-меценат. Он сам актер-любитель и охотно декламирует монолог из "Убийства Приама". Ему нравятся именно эти напыщенные строфы из пьесы в классическом духе, провалившейся у большой публики, но оцененной знатоками.

Он посвящает Офелии заурядные стихи, их сочинял человек, слабо владеющий искусством "перелагать свои вздохи в стихотворные размеры".

Он не только страдает или гневается, но и шутит. В его памяти еще сохранились детские игры, и ему хорошо известны правила спорта, он неустанно упражняется в фехтовании.

В его речи - поговорки и народные загадки; его занимают прибаутки подвыпившего могильщика и, забыв про мировые вопросы, он охотно выслушивает клоунские шутки о принце, отправившемся в Англию за умом.

В страшную минуту он вспоминает о записной книжке - студенческой привычке записывать изречения из сочинений, наблюдения и впечатления.

Он любит отца, способен к дружбе. Он - человек. Человек - не с какой-то большой, невиданно громадной буквы, а попросту человек с понятной биографией, своими привычками, укладом жизни. Его мысль занята не только вопросами добра и зла, но и новостями столичных театров.

Множество жизненных черт заключено в роли. Есть достаточно оснований считать характер героя - реалистическим. Однако можно ли утверждать, что Гамлет - "типический характер в типических обстоятельствах", согласно определению реализма Энгельсом?..

Применить такое мерило к трагедии непросто. Трудности появятся сразу же.

В (какой мере датский принц типичен для Дании, о которой Шекспир имел самое приблизительное представление? И как счесть типичным для двенадцатого века (судя по источникам, к нему отнесено время действия) студента виттенбергского университета, основанного лишь три столетия спустя?

Конечно, легче представить себе Гамлета в елизаветинской Англии. Но и тогда обстоятельства не покажутся типическими. Начнем с первого же. Возможно ли счесть типическим явление призрака и отнести к типическим обстоятельствам рассказ обитателя могилы о том, как брат-убийца влил ему в "портики ушей" яд?.. Неужели это напоминает жизненные события и может быть принято за отражение действительности?

Призрак застревает соринкой в "глазах души" не только Горацио, но и каждого, кто попробует рассматривать пьесу с помощью привычных мерок реализма. Соринку пытались извлечь самыми различными способами.

Автора извиняли варварством старинных вкусов, законами жанра; потом - уже в нашем веке - доказывали, что дух вовсе не выходец из загробного мира, а нечто другое. Исследователи и художники различных направлений отыскивали возможность современного толкования этого образа. Под "современным" понимались представления людей нового времени, не только не верующих в призраков, но и считающих подобную веру наивным архаизмом.

Тень отца Гамлета стала подобна загадочной картинке-ребусу, на которой изображено нечто, на первый взгляд, может быть, и напоминающее духа, но на самом деле что-то совершенно иное. Это иное легко обнаружить, стоит только перевернуть картинку вверх ногами или же пристально вглядеться в какую-то, казалось бы, несущественную часть изображения. Стоит так сделать, и контуры изменятся: вместо листьев обнаружится фигура охотника, адом окажется совсем не домом, а ланью.

Превращение призрака в подобие такой картинки возникло, вероятно, от мысли, что гений не мог бы всерьез верить в духов и что, очевидно, все в сцене с мертвым королем обладает особым значением.

Духов видит лишь один человек - герой трагедии, писал еще Гервинус, так происходило не только в "Гамлете", но и в "Юлии Цезаре", "Макбете". Только герой общался с привидениями, а он близок к галлюцинациям; уравновешенная Гертруда не видит умершего мужа, не замечает духа Банко и леди Макбет. Согласно Теории Гервинуса, призраки - не действующие лица, а порождение бреда; видит их только тот, кто предрасположен к крайним формам экзальтации.

Различные части загадочной картинки подвергались пристальному рассмотрению.

Довер Вилсон писал, что многим в своей работе над "Гамлетом" он обязан книге Уолтера Грега "Галлюцинации Гамлета"-первой атаке на привычное объяснение истории датского принца (Довер Вилсон - крупнейший современный шекспировед-текстолог).

Доктора Грега особенно интересовала пантомима, начинавшая спектакль бродячих комедиантов. Клавдий, увидев в безмолвной сцене все детали отравления в саду, остался совершенно спокоен. Его совесть ничуть не была смущена. Все, что в дальнейшем заставило его вскочить с места и убежать из зала, - в этом случае не произвело на него впечатления.

В чем же могла быть разгадка? В простом положении: Клавдий - по мнению Грега - не совершил преступления. Замешательство короля во время представления было вызвано не воспоминаниями, а непристойным поведением наследника престола. Психически больной принц некогда видел "Убийство Гонзаго". Сцена отравления спящего осталась в подсознании, и Гамлету померещилось, что нечто подобное совершил его дядя-кровосмеситель.

Картинку повернули вверх ногами и обнаружили, что поводом трагедии являлись не события в датском государстве, а - инцест.

Но все же призрак являлся на сцене, а сам Клавдий объявлял о своей виновности. При подобном объяснении фабула становилась невыдержанной. Концы никак не сходились с концами. Это тоже нашло объяснение: Шекспир писал и для знатоков, и для черни, а - по мнению доктора Грега - подмастерья и матросы платили деньги лишь за призраков и мелодраму. Представление без участия духов не собрало бы сборов. Шекспир подсказывал ценителям: дух - галлюцинация, а лондонский сброд наслаждался грубыми эффектами.

Подобные толкования появились и в театре. На сцене МХАТа II стоял, шатаясь, Михаил Чехов - Гамлет. Прожектора освещали его бледное лицо с закрытыми глазами; как в бреду он произносил слова и свои, и духа.

Все это не могло совпасть с тем, что говорил сам Гамлет Гертруде:

Мой пульс, как ваш, отсчитывает такт И так же бодр. Нет нарушений смысла В моих словах. Переспросите вновь - Я повторю их, а больной не мог бы... Не тешьтесь мыслью, будто все несчастья Не в вашем поведенье, а во мне.

Такие трактовки возникали от желания тешиться мыслью, будто беды жизни скрывались и скрываются не в условиях общественного существования, а в тайнике одинокой души. При таком понимании из трагедии исчезал не только призрак, но и Дания переставала быть похожей на тюрьму.

Призрак подвергся не раз и символической расшифровке. Он знаменовал собою бездну, рок, извечную тайну бытия. В подобных домыслах было не так много достижений, как курьезов, в дальнейшем весело цитировавшихся серьезными исследователями для оживления сухого научного материала.

В тридцатых годах нашего века появились книги и статьи, где поиски глубины содержания были объявлены устарелыми. В пьесе не находили ничего, кроме действенной фабулы: борьбы за власть. Шекспира при этом нередко зачисляли в драмоделы елизаветинских времен, писавшего за несколько фунтов пьесы, согласно штампам своего времени.

Довольно часто можно было прочесть, что философы и поэты девятнадцатого века придумали все то, над чем актер из Стратфорда и не задумывался.

Теперь ларчик открывался без малейшего усилия.

В старом спектакле Вахтанговского театра призрак был заменен Горацио, выкрикивавшим в глиняный горшок (для зловещего звучания) слова, сочиненные самим Гамлетом: слухи о привидениях должны были напугать узурпатора престола и его сторонников.

Все это стоит вспомнить не для спора с работами многолетней давности (вероятно, их авторы думают теперь по-иному), но как гипотезы, проверенные временем. А оно показало, что искусство Шекспира не загадочные картинки, и если (подобно тому как играют с этими картинками) перевернуть его пьесу вверх ногами, получится не новое изображение, а хаос линий, путаница форм.

Открытию нового смысла не помогло также тщательное изучение отдельной - будто бы определяющей - фразы или положения; такие места отыскивались во множестве, но отдельно взятые - противоречили одно другому.

Сторонникам "кассовой" теории не удалось еще подсчитать барыши компании Бербеджа и установить, что пьесы без призраков - "Ромео и Джульетта", "Отелло" - приносили меньший доход, нежели представления с духами.

Что же касается появления призраков лишь в сознании психически больных героев, то другие исследователи разумно указывали, что даже опытный психиатр не определит, каким комплексом страдал солдат Марцелл, видевший духа так же отчетливо, как и Гамлет.

Надо сказать, что, разбирая пьесу чисто рационалистическим путем, нетрудно дойти до мысли, что место духа не так уж значительно в событиях. Мало того, казалось бы, можно эту роль попросту купюровать. Как бы подобное предположение не показалось кощунственным, но представить себе все происходящее в трагедии и без участия призрака вполне возможно.

Ничего существенного в результате сокращения, на первый взгляд, не пропало бы. Душевная трагедия Гамлета подготовлена в первой сцене; уже обрушились два удара - смерть отца и поспешный брак матери. Глаза на жизнь раскрыла принцу сама реальность. Образ мира - "неполотого сада, где произрастают лишь дурные начала" - появляется в первом же монологе; мерзость окружающего непереносима, и лучший исход для человека, обреченного жить в таком мире, - самоубийство.

Гамлет уже подозревает существование тайны смерти отца. Когда дух открывает ему имя убийцы, принц восклицает:

О мои прозренья! Мой дядя?

Для драматического развития необходимо только подтверждение, улика, подобная платку Дездемоны. Возможно ли было заменить рассказ духа каким-либо жизненным обстоятельством и дать реальное объяснение происходящему? Конечно возможно. Нетрудно представить себе и письмо, полученное Гамлетом, и внезапное появление свидетеля убийства, раскаявшегося в молчании.

Стоит вспомнить последние акты шекспировских пьес, как станет понятным, что автор не стремился к сложному раскрытию тайны. Марцелл или Бернардо - без каких-либо драматургических затруднений - могли бы рассказать принцу историю отравления в саду.

Желание Гамлета проверить истинность полученных им сведений с помощью спектакля стало бы даже более естественным. Течение событий не изменилось бы, а характер принца сохранился бы без перемены. Более того, можно предположить, что логическое оправдание поступков героя при таком сокращении лишь усилилось бы, а фабула приобрела бы большую стройность.

Все это выиграло бы.

Все, кроме одного свойства искусства Шекспира, оно оказалось бы в огромном проигрыше, а такой ущерб обесценил бы и всю трагедию.

При подобном сокращении "Гамлет" терял не И только сверхъестественный элемент, но и поэзию.

Весь поэтический замысел трагедии оказался бы разрушенным: исчезал и масштаб замысла, и стиль его выражения. Они неразрывно связаны с образом призрака.

Участие духа как будто обессмысливает разговор о реализме. Однако если само явление тени необычно для реалистического произведения, то еще необычнее для мистического появление такого призрака.

Можно сказать, что призрак в "Гамлете" совершенно не типичен для призраков.

Образ, казалось бы, по самой своей сути лишенный материальности, показан совершенно материально. Бесплотный дух появляется во плоти. Истлевшее лицо покойника в фильме Лоуренса Оливье не схоже с описанием Шекспира.

У духа - человеческое лицо: забрало шлема поднято, и Горацио видит не череп или гниющий облик мертвеца, а лицо короля Дании, каким оно было при его жизни. Описание лишено неопределенности, даже цвет волос указан с точностью: борода не седая, а с проседью. Выражение лица скорее печально, нежели гневно.

Печальны и слова, обращенные к Гамлету, - не заклинания, а жалоба: отец рассказывает сыну о своей любви к жене, о несправедливости ее измены. Он просит сына не оставаться равнодушным к случившемуся.

В словах духа не столько поэзия загробных ужасов, сколько реальные чувства. Все происходящее воспринимается им так же, как и другими героями. Он чувствует прохладу утреннего ветерка и видит, как светляк начинает убавлять огонек, показывая приближение утра.

Довер Вилсон пишет, что шекспировский дух - в сравнении с другими призраками елизаветинской драматургии-достижение реализма. Это верная мысль. Дух - не мистическая тень, а действующее лицо, наделенное человеческими чувствами и мыслями. Может быть, это дает возможность считать, что в призраке отца существенно не то, что он призрак, но то, что он отец?

Такая мысль высказана в интересной книге Ю. Юзовского "Образ и эпоха". В главе, посвященной шекспировскому фестивалю в Армении, автор рассказывает о постановке сцен призрака в одном из ереванских театров. Судя по описанию, режиссер пытался напугать зрителей миганием таинственных световых пятен и декламацией в рупор, напоминающей, по словам критика, испорченное радиовещание. Вышутив эти приемы, Ю. Юзовский предлагает и свое решение сцены:

"Нам хотелось бы, чтобы беседа с призраком была более человеческой и даже задушевной, быть может, интимной, чтобы она больше соответствовала "этому", чем "тому" миру. Представим себе, что сын близко подошел к отцу или отец к сыну, и что они уселись почти рядышком, и что отец с минимум аффектации и загробной претенциозности, но глубоко взволнованно и глубоко человечно рассказал бы сыну, именно рассказал, все, что случилось",

Перед тем как представить себе эту беседу, вспомним все, что говорилось в пьесе о появлении призрака.

Когда звезда, сиявшая западнее Полярной, двинулась по своему пути и башенные часы пробили час ночи, перед Горацио, Марцеллом и Бернардо возникло нечто, принявшее - по их словам - "воинственный облик, в котором некогда выступал похороненный король Дании".

Дух был облачен в доспехи.

Он прошел шагом не только величественным, но и "воинственным".

Вы говорите, он был вооружен? - переспрашивает Гамлет.

Вооружен, милорд.

С головы до ног?

С головы до ног, милорд.

Зловещим было не только появление мертвеца, но и сам его облик имел какое-то особое, недоброе значение.

Дух моего отца в оружье! Тут что-то нечисто!..- восклицает Гамлет.

Увидев убитого отца, он вновь, обращаясь к нему, повторяет приметы его внешности, как бы ища потаенного смысла его облика:

Что может означать, что ты, безжизненный труп, закованный с ног до головы в сталь, бродишь среди бликов лунного света...

В холодном блеске вооружения заключалось что-то существенное, связанное со всей поэзией образа. Особый строй поэзии возникал сразу же, в первых стихах трагедии. Тревожная перекличка стражи

начинала события. Ночью, на пустынной площади, сменялся караул. Это - военная сцена. И весь образный строй появления убитого короля суровый и грозный.

Мертвый воин в боевых доспехах тяжелым военным шагом проходит мимо охраны.

Это особая ночь. "Потная спешка превращает ночь в пособницу дня", - рассказывает Марцелл; в Дании льют пушки, привезли из-за границы снаряжение, сгоняют на работу корабельных мастеров. Военная смута приближается к границам.

В грозный час является в свою страну убитый король-воин.

Он приходит не только жаловаться сыну, но и требовать от него исполнения долга. Гамлет должен "не сожалеть", "но выслушать со всей серьезностью то, что он ему откроет". Ложью об естественной смерти короля обманут не только сын, но и народ. Наследник престола должен знать, что "змея, ужалившая его отца, теперь носит его корону".

Сцена кончается словами, мало похожими на задушевную беседу: "Если в тебе есть природа, не примиряйся с этим. Не допусти, чтобы королевское ложе Дании стало постелью разврата и проклятого кровосмешения".

Исследователи, пытавшиеся применить к "Гамлету" психоанализ, обращали особое внимание на "ложе" и "кровосмешение", но забывали, что речь шла не о постели, а о королевском ложе - символе продолжения царского рода и не о сексуальном 235 грехе, а об осквернении престола,

Поэзия выражает высокую тему общественного долга. В сцене,с убитым королем перед наследником престола открывается не только осквернение семейных связей, но и картина гибели государства, управляемого теперь кровосмесителем и убийцей.

В литературных источниках "Гамлета" призрака не было. Без обитателя могилы обходилось сказание Саксона Грамматика и легенда об Амлете. Дух обычно сопоставлялся исследователями с жанром трагедии мести, и его появление в шекспировской пьесе относили к традиции. Действительно, сочинения такого рода редко обходились без привидений, по словам современника, вопивших, подобно устричной торговке: месть!

Однако не только традиции театрального жанра влияли на Шекспира. Призраки существовали и в произведениях иного рода и масштаба.

Горацио сравнивал явление духа со знамениями другой эпохи:

Порой расцвета Рима, в дни побед, Пред тем как властный Юлий пал, могилы Стояли без жильцов, а мертвецы На улицах невнятицу мололи. В огне комет кровавилась роса, Являлись пятна в солнце; влажный месяц, На чьем влиянье зиждет власть Нептун, Был болен тьмой, как в светопреставленье.

Рассказ заимствован у Плутарха. В избранных биографиях - книге, отлично известной Шекспиру, - призраки упоминались часто. И не как литературные отступления или фантастические вставки, а как существенные факты самой истории. Сверхъестественные явления описывались наравне и тем же тоном, как и битвы, заговоры, перемены государственной власти. Они были непременной частью событий особо бедственного характера. Это были не обыденные людские беды и горести, а катастрофы всемирно-исторического значения. В дни, предшествующие народным бедствиям, - согласно описаниям историков, - призраки являлись людям.

То, что казалось неестественным в историческом развитии, предварялось и неестественным в природе: нарушался порядок мирной жизни, и тогда то, что никогда не случалось и, казалось бы, не могло случиться по законам разума, -происходило. Плутарх описывал, как тряслась земля, неведомые птицы слетались к форуму, огненные люди пересекали небо.

Шекспир заимствовал и ведьм, и видения в ночь убийства Дункана не из сказок, а из эпизода хроники Голиншеда, (Посвященного убийству таном Донвальдом короля Дуффа. Наряду с противоестественными явлениями летописец указывал и дату: 956 год.

История еще была полна суеверия. Язык науки легко переходил в поэтическую речь. Историки сочиняли длинные монологи давно умершим государственным деятелям и деловито описывали чудеса.

Существенно, что о знамениях, представших римлянам в мартовские иды, рассказывает не какой-либо темный воин, а философ и книжник Горацио. Плутарх помогает ему понять значение прихода призрака. Значение то же, что и в других Случаях, известных из истории.

Такую же толпу дурных примет, Как бы бегущих впереди событья, Подобных наспех высланным гонцам, Земля и небо вместе посылают В широты наши нашим землякам.

Призрак - скороход государственных бед, он, согласно тогдашним представлениям об истории, как бы типический образ, предваряющий события. Все в Дании идет к гибели, все противно природе человеческих отношений.

Степень нарушения природных законов такова, что обобщающий эпоху образ возникает из сопоставления времени и болезненного увечья. Наследник престола должен не только отомстить убийце законного государя, но и вернуть времени его естественный ход. Принц мог бы узнать об отравлении отца из письма или от свидетеля убийства, но узнать, что век вышел из сустава, он мог только заглянув в глубину общественных отношений, более страшную нежели глубь бездонных пропастей.

Гамлет подозревал - теперь он знает, что на троне Дании - убийца, что больше нет святости престола, крепости семьи, нет человеческих понятий правды, долга, совести. Он заглянул в пропасть, дно которой нельзя увидеть безнаказанно. Поэзия создает образ этого смертельного взгляда. Гамлет смотрит в глаза убитого отца.

Мертвый воин, закованный с головы до ног в боевую сталь, появляется в поэзии не как знак трагедии мести, а как образ произведения, изображающего события всемирно-исторического масштаба.

Куда бы ни уходил принц, все равно, в любом месте из-под земли раздается голос призрака. "Ты хорошо роешь, старый крот!" - восклицает Гамлет.

Вспомнив эту фразу, Маркс не случайно сделал ее образом неостановимой подземной работы истории.

Верил ли Шекспир в существование сверхъестественного мира?

Считал ли возможным явление духов?

Вопросы эти праздные и достоверного ответа на них не может быть дано. Иное дело: верил ли Шекспир в поэтическую силу изображения подобных образов? На это легко ответить утвердительно. Не только верил, но и создал образ духа отца Гамлета.

Лессинг, споря с Вольтером о роли привидений в театре, отметил, что при появлении духа в "Гамлете" "волосы вставали дыбом на голове, все равно прикрывают ли они мозг верующий в духов или неверующий".

Однако сказать, что призрак есть призрак и что поэзия в этом случае посвящена не просто бредням, а суевериям, свойственным исторической науке того времени, - еще очень мало. Особенность искусства Шекспира в том, что неестественное явление он превращает в реальный образ.

Ю. Юзовский совершенно прав, когда он не соглашается с мистическим толкованием сцены и пишет, что призрак - прежде всего отец. Но он не прав, когда забывает, что отец - убитый король Дании.

Но и это не исчерпывает содержания образа. Оно сложно и неоднозначно. Образ возникает в трагедии на переселении множества линий. Сцена Гамлета и убитого отца уходит в глубину темы и дает событиям особое значение.

Призрак - не только тень умершего человека, но и тень эпохи. Мертвый блеск лат заставляет воинов вспомнить доспехи, в которых король сражался с честолюбивым властителем Норвегии. Это было честное время, и старый Гамлет победил в честном поединке. Он приобрел норвежские владения по праву. Теперь все забыто: новое время по-новому решает дела. Юный Фортинбрае набрал голодных головорезов и хочет беззаконно отобрать то, что принадлежит Дании, согласно благородным законам чести. Клавдий - государь, которого трудно вообразить в латах и с оружием в руках, - шлет послов. Идет сложная игра дипломатии.

Убитый король - может быть, единственный из действующих лиц - пришел в трагедию из суровой старинной саги, чуждый новому времени и его морали. Он как бы напоминание, что была когда- то на свете рыцарская доблесть, честные отношения властителей государств, святость престола и семьи.

Черты действующего лица можно выяснить из его собственных речей и из слов других героев.

Каждый из рассказывающих вспоминает короля по-своему. Для Марцелла - он воин, сильный и храбрый человек; свойства уточнены коротким рассказом: разгневавшись на посланца Польши, король вытащил его из саней и выбросил в снег.

Деталь, казалось бы, совершенно лишняя: ни события трагедии, ни взаимоотношения с Гамлетом никак не связаны с этим случаем. Но память о грубой потасовке характерна для Марцелла и существенна для мышления самого автора. Даже сочиняя легенду, Шекспир не может забыть о реальности, такая деталь ставит легендарного героя на дикую землю средневековья.

Для Горацио - он истинный король.

Гамлет, как бы возражая своему другу, говорит: он был человек.

Но этого человека Гамлет описывает совершенно нереальным. Созданный принцем для "очей души", образ отца отличает и необычная красота, и одновременно совершенная нежизненность. Это лишь упоминания о качествах Марса, Юпитера и Аполлона. Бредли писал, что когда принц начинает говорить об убитом короле, то слова расплавливаются и обращаются в музыку.

В представлении Гамлета его отец был единственным истинным человеком, наделенным всей прелестью человеческих качеств. Этот единственный, по-настоящему достойный человек больше не существует. Он мертв. Убит. В Эльсинор пришла только его тень.

Рядом с идеалом особенно мерзкими кажутся люди - рабы эгоистических страстей, граждане ожиревшего века.

Высокий поэтический строй выявляет еще одну тему: животному блуду реальности противопоставлена идеальная любовь. Отвратительные картины прелюбодеяния и кровосмешения сопоставлены с истинным чувством, шедшим "рука об руку с обетом, данным при венчании".

Отец Гамлета так любил свою жену, "что даже ветрам не давал коснуться ее щек", - настолько нежна и ревнива была его любовь, подобная существованию на вершинах горных пастбищ.

Такая любовь не умирает даже тогда, когда умирает человек. Несмотря на измену жены, муж, убитый ее любовником, продолжает оберегать ее от справедливого гнева сына.

Эта линия образа лишь начинается в первом акте. Ее завершение в сцене спальни.

В издании 1603 года появлению призрака предшествовала ремарка: "Входит призрак в ночном халате". В наши дни слова эти кажутся странными. Однако в них заключен смысл. Дело, конечно, не в необходимости именно такой костюмировки, но в указании на изменение внешнего облика духа.

Иным является и отношение к призраку героев: Гамлет различает отца так же отчетливо, как и в прошлых сценах. Гертруда не видит своего убитого мужа.

Странность заключается в том, что на площади дух является не только Гамлету, но и Горацио, Марцеллу, Бернардо. Все люди, мимо которых он проходит, могли отчетливо разглядеть его фигуру и даже черты лица. Теперь - в спальне королевы - одно действующее лицо видит призрака, как если бы это был живой человек, другое - не видит. Слова

Гамлета о присутствии отца в комнате Гертруда принимает за бред.

Вспоминая умершего отца, Гамлет говорит Горацио, что он помнит короля так отчетливо, как если бы тот сейчас стоял перед ним. Отец ушел из жизни, но и сейчас он рядом.

Где, принц? - спрашивает Горацио.

В глазах души моей, - отвечает принц.

Гамлет верен памяти отца. Не забыли короля Горацио, Марцелл и Бернардо. И они тоже видят его. Утратила память о нем Гертруда; она забыла умершего мужа постыдно быстро.

Поэзия создает образ памяти и образ забвения. Метафора делается буквальной: Гамлет видит отца, потому что помнит его, Гертруда не видит мужа - он пропал из ее памяти.

Глаза ее души закрылись. Она душевно слепая.

Теперь призрак уже не в латах; в этой сцене он не знамение государственных бед; У ложа королей Дании, на котором был зачат и рожден Гамлет, собрались муж, жена и сын. Муж охраняет жену от гнева сына - такова его любовь к ней. Но изменившей жене не дано его видеть.

На примере с призраком видно, как ограничено одностороннее понимание шекспировской поэзии. Только в столкновении различных черт открывается сложное единство образа. Призрак и фантастичен, и реален, но его фантастичность не похожа

На мистику, а реальность не напоминает обыденности.

Это образ поэтического реализма. Формы изображения иногда схожи с жизненными, иногда пропорции сдвинуты; суть явления открывается в сгущении определенных качеств; обобщение достигает Тогда такого размаха, что теряется место, дата и появляются во всей своей грозной мощи вселенная и история.

Реализм становится крылатым.

Тогда обыденное набирает такую силу, что дух захватывает, и не успеть увидеть, как нехитро сколоченная повозка, в которую запряжены чубарая и гнедая лошадь, а также каурый конь по имени Заседатель, вдруг отрывается от пыльной земли и летит на все четыре стороны света непостижимой птицей-тройкой.

Тогда дрожат улицы и площади, и за крохотной фигуркой петербургского чиновника, потерявшего счастье, мчится бронзовая громада - недвижимый всадник на недвижимом, вздыбленном коне.

Тогда приходит в свою страну в грозный час ее истории мертвый король.