Процедуры через решетку и осмотр в наручниках: как работают врачи в тюрьмах. Правила проведения личного обыска, досмотра вещей подозреваемых, обвиняемых, осужденных и иных лиц, обыска и технического осмотра камер

Вчера я мог не приехать из женского следственного изолятора домой! Все произошло быстро и неожиданно! Я и ахнуть не успел, как вдруг...

Впрочем обо все по порядку. После , начальник ГУФСИН по Свердловской области генерал-лейтенант Сергей Худорожков решил показать нам СИЗО совершенно нового, по его словам, типа. Тут нет привычных вышек по периметру зоны, не слышен лай овчарок и ротвейлеров, везде видео-наблюдение и сенсорные датчики.
Два ограждения - внешнее бетонное шестиметровое и внутреннее пять с половиной метров. Бетонированная площадка вместо традиционной следовой полосы, пульт оператора, чистые камеры с переговорными устройствами и спутниковым телевидением.
Только это тюрьма. Вернее СИЗО, где милые наши женщины ожидают вступление приговоров в законную силу и содержатся, пока идет следствие по их невеселым делам. Об этом, и не только в небольшом репортаже.

01. Раньше на месте Кировградского СИЗО стояла воинская часть внутренних войск, которая занималась конвоированием осужденных. Пришлось все ломать и все строить заново.

02. Тут действительно нет привычных собак. Две системы ограждения по периметру - 6 метров и 5 с половиной не дают практически ни каких шансов...

03. Комната приема передач

05. С книгой отзывов и пожеланий, которая каждое утро ложится на стол начальника СИЗО

06. Массивный современный шлюз, куда прибывают этапы с заключенными девушками

07. Фонарики кстати тоже современные - на светодиодах, срок службы которых (так написано по крайней мере) 60 лет.

08. Такие надписи тут везде.

09. И такая картинка практически всюду

10. Чистенько

12. Камера для беременных девченок, и для тех, у кого детки рождаются тут. Недавно одна родила двойню. Были сложные роды, говорят, но все прошло благополучно.

14. "Самое лучшее место тут" призналась мадама на девятом месяце. Тут душ и все классно!)

15. В этой камере и правда условий достаточно! Но все же это камера.

17. Стандарнтный "номер" на 8 человек. Интерьер бесхитростный

19. Прогулочные дворики. Сюда на два часа одновременно покамерно выводится все СИЗО. Курить кстати тоже можно только тут и только два часа в день. Как нам сообщили - курят все.

24. Прогулочный дворик внутри

25. Для мамочек с детьми (видимо) - с песочницей!

26. Телевизор, спутниковое ТВ - пожалуйста, если родственники это привезут

27. А вот тут случилось то, о чем я писал в самом начале. Девочек, да и вообще осужденных (их лица) фотографировать запрещено. Но "со спины" девочки разрешили!) И пока мы с еще одним фотографом выбирали ракурсы так сказать, двери камеры быстро и неожиданно захлопнулись, а электронные замки быстро замкнули клеточку!)))
Видели бы вы лица двух мужиков "выламывающихся" из женской камеры! Благо "пропажу" снаружи обнаружили быстро!)

28. О насельницах СИЗО. Возраст - от 19 и практически до 70 с гаком. Весь букет статей. Преобладают убийства, наркотики и к нашему удивлению алименты! Да! Девочек за неуплату алиментов своим брошенным деткам сейчас закрывают на годик. Некоторые по заявлениям остаются тут в хозобслуге, но для этого нужно хорошее поведение, образование и специальность.
Все на электронике и видео. Нам показали пульт оператора, где на 22 мониторах видно все-все, что происходит во всех уголках СИЗО (кроме туалетов конечно). Обслуживает пульт всего 1 оператор.
Персонал - мужчины и женщины - 50 на 50.
Есть карцер, куда девочек тоже водворяют, но им говорят одних-двух суток хватает, чтобы перестать барагозить и вернуться в камеру.

Все конечно чистенько и по европейски. Но не дай Бог никому, кроме как с фотоаппаратом и блокнотом заходить в эти места. Чего я вам всем и желаю, друзья!)

Бывшее женское ЛТП в 1996 году стало женским изолятором. В народе его называют - «Бастилия»

Все окна камер выходят во двор. Причем окна маленькие, под потолком, стекла то ли грязные, то ли сильно поцарапанные, и металлические прутья, каждый - несколько сантиметров.

Так что естественного света в камерах минимум.

Единственный женский СИЗО в Москве переполнен на 250 человек. Видимо, скоро будут ставить трехъярусные кровати, поскольку свободное пространство пола уже исчисляется не метрами, а сантиметрами. Все проходы в камерах заставлены провисающими до пола раскладушками. В камере 40 человек. Чтобы пройти в туалет - бочком-бочком, по стеночке… Там два унитаза. Приватности никакой. По санитарной норме должен быть один унитаз на 10 человек. Но какие уж тут нормы?!

Сопровождающий офицер делает объявление: «На Рождество придет батюшка, будет всех водой окроплять». Спрашиваю, а если женщина мусульманка, иудейка или атеистка, и не хочет, чтобы ее окропляли?! «Она может отойти в угол, - отвечает офицер, - насильно это делать не будут».

Не увидела я в камере свободного угла, где можно «укрыться» от окропления. Женщины при построении в камере в один ряд не помещаются, а встать в два ряда кровати не позволяют. Видимо, от принудительного окропления можно скрыться только в туалете. Между прочим, по Правилам внутреннего распорядка СИЗО (ПВР) (пункт 101): «Не допускается отправление религиозных обрядов, нарушающих права других подозреваемых и обвиняемых». Помню, как возмущалась Екатерина Самуцевич, когда на Пасху в камеру того же СИЗО-6 зашел священник: «И не спросив меня, принялся поливать все водой, окропил меня без моего желания. Я не хотела, чтобы он проводил религиозный обряд. У нас светское государство», - говорила Самуцевич.

В такой же общей большой камере находятся и беременные женщины. Диетическое питание в виде молока, яйца и творога выдают только с шестого месяца беременности. А до этого срока - общий стол. Хотя нигде в ПВР не говорится о таком ограничении по месяцам беременности. Наоборот, диетпитание полагается абсолютно всем беременным, а за три месяца до родов по предписанию врача к нему еще может быть назначено и дополнительное питание. Пункт 22 ПВР говорит о создании беременным «улучшенных материально-бытовых условий». Где они, эти улучшенные условия?

Утром женщинам давали кашу, в обед на первое был гороховый суп, что было на второе - тут мнения «контингента», как сотрудники называют находящихся в изоляторе женщин, разделились: то ли картофельная масса с соевым мясом или с тушенкой, то ли картофельная масса с чем-то неизвестным. Положительного отзыва об этом блюде не встретилось ни разу. У многих беременных токсикоз. Картофельную массу с неизвестным наполнителем они есть не могут. Родственников у многих беременных в Москве нет, а значит, нет и передач. У молодой женщины из Таджикистана третий месяц беременности, сильный токсикоз, месяц назад врач назначила уколы, уколы сделали, тошнота осталась, врач больше ничего не назначил. Прогулки для беременных, так же как и для всех остальных, по часу, хотя по п. 134 ПВР «продолжительность прогулок беременных женщин не ограничивается».

В четверг в «Бастилии» - «голый день». Это когда женщин выгоняют в одних трусах в коридор для осмотра медработником. Помимо медработников в коридоре еще и сотрудники. И неважно, кто сотрудник - мужчина или женщина. Сотрудник! И перед ними стоит раздетая женщина в трусах…

Еще женщины рассказывают, что когда их выводят для осмотра в медпункт, то заставляют становиться на колени, раздвигать ягодицы… И весь этот процесс сотрудники снимают на видео.

Находящимся в СИЗО женщинам непонятно, почему им не положено знать фамилии сотрудников. Объясняют эту секретность мерами безопасности. Хамят, избивают, унижают - реальные сотрудники, а именами эти сотрудники могут называться любыми. Проверить невозможно. Хорошо, фамилия и настоящее имя - секрет. Но пусть тогда на сотрудниках будут жетоны с номерами, чтобы в жалобах женщин не было написано: «Меня ударил сотрудник Роман». А был бы «Роман» под номером… Вот такой «Роман», например, 19 июля прошлого года ударил кулаком в лицо Людмилу Качалову. Женщина упала, потеряла сознание, ей были вынуждены вызвать «скорую», которая зафиксировала гематомы на лице, руках и ногах. Ни внутренняя проверка, ни прокурорская по факту избиения Качаловой не проводились. «Роман» по-прежнему работает в СИЗО-6. К Качаловой, правда, больше не заходит, но поначалу после произошедшего он передавал ей «приветы» через свою сотрудницу, которая приходила в камеру, хватала бумажные цветы и другие поделки Качаловой из разноцветных бумажных салфеток, выбрасывала их в коридор и на глазах заключенной топтала их ногами…

Еще из тех, кто, по словам женщин, издевается и унижает их, сотрудники под именами «Раиса Васильевна» и «Анастасия Юрьевна». Может, все-таки в СИЗО нужно провести внутреннюю проверку, а может, и прокурор по надзору заинтересуется происходящим в СИЗО-6?!

Многие женщины жаловались на пропажу содержимого в передачах. То форель слабосоленая исчезнет, то крем для лица, то сигареты. Пропадает даже туалетная бумага. Передали, например, четыре рулона, а до адресата доходит только один. Куда делись остальные три? Например, по-прежнему действующий сотрудник старший оперуполномоченный ОМВД «Перово» Артамонова, которая уже год находится в СИЗО-6, рассказала, что когда ей принесли заказанную через интернет-магазин передачу от родственников, то пакет был вскрыт, а должен быть запечатан. Из него исчезли сигареты. 26 декабря прошлого года Артамоновой «медработник Галина Валентиновна» принесла переданные от родственников лекарства. Как говорит, Марина Артамонова, «медработник Галина Валентиновна» швырнула ей эти лекарства в «кормушку», и большая часть лекарств оказалась в коридоре. «Кормушка» захлопнулась. Назначенный врачом «с воли» курс лечения пройден не был. А из местных препаратов, по словам женщин, на все случаи жизни - цитрамон и анальгин, анальгин и цитрамон.

Праздники в «Бастилии» - это вообще дни глухого застоя. Заявления и жалобы в праздники не принимаются. У одной из женщин сильно выраженный псориаз на руках. Ей было назначено лечение до праздников, пару дней пролечили, а потом - Новый год. Лечение остановили. Все отдыхают. Медпункт закрыт.

Одна из женщин жалуется на проблемы с сердцем. В СИЗО она почти два года. За это время всего один раз пытались сделать ЭКГ, но аппарат сломался. Теперь, как удалось выяснить у дежурившего в праздники фельдшера, аппарат вроде работает, но нет бумаги. А бумага-то специальная - рулонная, ее заказывать надо, а потом ждать. А сколько ждать? Так кто это знает. Долго, наверное. Думаю, быстрее на свободу выпустят нуждающуюся в ЭКГ женщину, чем в изоляторе заработает ЭКГ.

Женщины жалуются на межпозвоночные грыжи, в ответ получают: «Это почти у всех. Ничего страшного». После операции на позвоночнике одна из женщин спит на раскладушке. Боли? «Да ничего страшного», - вот ответ. Женщина в очках с толстыми стеклами просит о консультации окулиста. Но с офтальмологом здесь проблема, впрочем, как и со стоматологом и хирургом.

На всех этажах «Бастилии» тишина, радио нигде не работает. Хотя по тому же ПВР все камеры должны быть «оборудованы радиодинамиком для вещания общегосударственной программы». А поскольку не во всех камерах есть телевизор, то узнать о происходящем за стенами СИЗО женщинам весьма затруднительно.

Карантин. Маленькая камера, посередине раскладушка, здесь и боком не пройти. Гулять то выводят, то нет. Зависит от смены: «человеческий фактор». Некоторые из женщин жалуются, что душ - раз в десять дней. Нет ручек и бумаги, чтобы писать заявления и жалобы. Сотрудники сказали, что в праздники ничего не выдается, все после 9 января. Еще из жалоб: 31 декабря вновь прибывших держали закрытыми в душе по два с половиной часа. Вода холодная, из-под крана. Кипяток не дают. Спрашивают: вы не знаете, почему чай такой вонючий - это вода здесь такая, или его специально делают таким? Передачи в праздники тоже не принимают, кипятильника нет. У одной из женщин заболело утром сердце, попросила валидол. Принесли вечером. Женщины говорят, что стучать и звать дежурную они могут долго: или не услышит, или в ответ с той стороны тоже будет стук.

В камере сборного пункта (это полуподвальное помещение, где обычно держат женщин перед отправкой в суд) постоянно находятся две женщины, объявившие голодовку. Причина голодовки - волокита и незаконные, по мнению женщин, приговоры суда. На адвокатов денег не было, поэтому защитники в суде были государственные.

Анастасия Мельникова, голодает с 15 декабря. Находилась в больнице СИЗО «Матросская тишина», где было назначено лечение у невропатолога. Но 24 декабря ее вывезли в СИЗО-6. На этом лечение закончилось. Сотрудники ежедневно проводят беседы, рассказывают Мельниковой, что голодание - это признаки суицидальных наклонностей и анорексии. Очень опасается, что отправят в психиатрическую больницу или начнут кормить принудительно. За время голодовки похудела на 9 кг. Видно, что очень слабая.

Анастасия по профессии визажист. Чтобы чем-то себя занять, делает праздничные открытки. Вместо красок - тени для век. Удивительно тонкие и красивые работы.

Рисунок Анастасии Мельниковой.

Ее соседка Ирина Лузина по профессии реставратор. Голодает с 25 декабря. Похудела на 5 кг. На прогулку не выходит из-за слабости. Женщинам три раза в день приносят в камеру еду. Она стоит у них два часа, потом ее забирают обратно.

В углу на тумбочке - большой металлический бак с надписью «Питьевая вода». Бак пустой и вообще не работающий - сломан кран. После долгого выяснения с сотрудниками и находящимися в СИЗО женщинами оказывается, что имеется в виду под «питьевой водой» - обычная вода из-под крана. Зачем тогда нужен этот бак? Необходим по инструкции. Еще оказывается, что это единственная камера, где нет розеток, а значит, женщины не могут вскипятить себе воду. Нужно ждать «сеанса доброты» от сотрудников. Из емкостей в камере только металлическая кружка. А жидкости голодающим нужно пить уж точно не меньше двух литров день. Вот и пьют водопроводную. Причем рядом абсолютно такая же камера, но с розетками. Почему туда нельзя перевести голодающих женщин?! Не говоря уж о том, что п. 42 ПВР обязывает оборудовать все камеры «штепсельными розетками для подключения бытовых приборов».

Матрасы здесь такие же, как и везде, - тонкие и свалявшиеся. Спать на них невозможно. Женщины кладут под спину страницы из своего уголовного дела, так и спят. Говорят: «Синяков нет, но кости болят». В праздники женщинам даже не выдавали туалетную бумагу (рулон туалетной бумаги в СИЗО - 25 м, это четверть стандартного рулона). «Закончилась, говорите? Ну так после праздников и получите!» - пояснили сотрудники.
P.S. Начальник СИЗО-6 - Кириллова Татьяна Владимировна

Метки:

Единственный женский СИЗО в Москве переполнен на 250 человек. Видимо, скоро будут ставить трехъярусные кровати, поскольку свободное пространство пола уже исчисляется не метрами, а сантиметрами. Все проходы в камерах заставлены провисающими до пола раскладушками. В камере 40 человек. Чтобы пройти в туалет — бочком-бочком, по стеночке… Там два унитаза. Приватности никакой...

Фото РИА Новости

Бывшее женское ЛТП в 1996 году стало женским изолятором. В народе его называют — «Бастилия». Все окна камер выходят во двор. Причем окна маленькие, под потолком, стекла то ли грязные, то ли сильно поцарапанные, и металлические прутья, каждый — несколько сантиметров. Так что естественного света в камерах минимум.

Единственный женский СИЗО в Москве переполнен на 250 человек. Видимо, скоро будут ставить трехъярусные кровати, поскольку свободное пространство пола уже исчисляется не метрами, а сантиметрами. Все проходы в камерах заставлены провисающими до пола раскладушками. В камере 40 человек. Чтобы пройти в туалет — бочком-бочком, по стеночке… Там два унитаза. Приватности никакой. По санитарной норме должен быть один унитаз на 10 человек. Но какие уж тут нормы?!

Сопровождающий офицер делает объявление: «На Рождество придет батюшка, будет всех водой окроплять». Спрашиваю, а если женщина мусульманка, иудейка или атеистка, и не хочет, чтобы ее окропляли?! «Она может отойти в угол, — отвечает офицер, — насильно это делать не будут».

Не увидела я в камере свободного угла, где можно «укрыться» от окропления. Женщины при построении в камере в один ряд не помещаются, а встать в два ряда кровати не позволяют. Видимо, от принудительного окропления можно скрыться только в туалете. Между прочим, по Правилам внутреннего распорядка СИЗО (ПВР) (пункт 101): «Не допускается отправление религиозных обрядов, нарушающих <…> права других подозреваемых и обвиняемых». Помню, как возмущалась Екатерина Самуцевич, когда на Пасху в камеру того же СИЗО-6 зашел священник: «И не спросив меня, принялся поливать все водой, окропил меня без моего желания. Я не хотела, чтобы он проводил религиозный обряд. У нас светское государство», — говорила Самуцевич.

В такой же общей большой камере находятся и беременные женщины. Диетическое питание в виде молока, яйца и творога выдают только с шестого месяца беременности. А до этого срока — общий стол. Хотя нигде в ПВР не говорится о таком ограничении по месяцам беременности. Наоборот, диетпитание полагается абсолютно всем беременным, а за три месяца до родов по предписанию врача к нему еще может быть назначено и дополнительное питание. Пункт 22 ПВР говорит о создании беременным «улучшенных материально-бытовых условий». Где они, эти улучшенные условия?

Утром женщинам давали кашу, в обед на первое был гороховый суп, что было на второе — тут мнения «контингента», как сотрудники называют находящихся в изоляторе женщин, разделились: то ли картофельная масса с соевым мясом или с тушенкой, то ли картофельная масса с чем-то неизвестным. Положительного отзыва об этом блюде не встретилось ни разу. У многих беременных токсикоз. Картофельную массу с неизвестным наполнителем они есть не могут. Родственников у многих беременных в Москве нет, а значит, нет и передач. У молодой женщины из Таджикистана третий месяц беременности, сильный токсикоз, месяц назад врач назначила уколы, уколы сделали, тошнота осталась, врач больше ничего не назначил. Прогулки для беременных, так же как и для всех остальных, по часу, хотя по п. 134 ПВР «продолжительность прогулок <…> беременных женщин не ограничивается».

В четверг в «Бастилии» — «голый день». Это когда женщин выгоняют в одних трусах в коридор для осмотра медработником. Помимо медработников в коридоре еще и сотрудники. И неважно, кто сотрудник — мужчина или женщина. Сотрудник! И перед ними стоит раздетая женщина в трусах…

Еще женщины рассказывают, что когда их выводят для осмотра в медпункт, то заставляют становиться на колени, раздвигать ягодицы… И весь этот процесс сотрудники снимают на видео.

Находящимся в СИЗО женщинам непонятно, почему им не положено знать фамилии сотрудников. Объясняют эту секретность мерами безопасности. Хамят, избивают, унижают — реальные сотрудники, а именами эти сотрудники могут называться любыми. Проверить невозможно. Хорошо, фамилия и настоящее имя — секрет. Но пусть тогда на сотрудниках будут жетоны с номерами, чтобы в жалобах женщин не было написано: «Меня ударил сотрудник Роман». А был бы «Роман» под номером… Вот такой «Роман», например, 19 июля прошлого года ударил кулаком в лицо Людмилу Качалову. Женщина упала, потеряла сознание, ей были вынуждены вызвать «скорую», которая зафиксировала гематомы на лице, руках и ногах. Ни внутренняя проверка, ни прокурорская по факту избиения Качаловой не проводились. «Роман» по-прежнему работает в СИЗО-6. К Качаловой, правда, больше не заходит, но поначалу после произошедшего он передавал ей «приветы» через свою сотрудницу, которая приходила в камеру, хватала бумажные цветы и другие поделки Качаловой из разноцветных бумажных салфеток, выбрасывала их в коридор и на глазах заключенной топтала их ногами…

Еще из тех, кто, по словам женщин, издевается и унижает их, сотрудники под именами «Раиса Васильевна» и «Анастасия Юрьевна». Может, все-таки в СИЗО нужно провести внутреннюю проверку, а может, и прокурор по надзору заинтересуется происходящим в СИЗО-6?!

Многие женщины жаловались на пропажу содержимого в передачах. То форель слабосоленая исчезнет, то крем для лица, то сигареты. Пропадает даже туалетная бумага. Передали, например, четыре рулона, а до адресата доходит только один. Куда делись остальные три? Например, по-прежнему действующий сотрудник старший оперуполномоченный ОМВД «Перово» Артамонова, которая уже год находится в СИЗО-6, рассказала, что когда ей принесли заказанную через интернет-магазин передачу от родственников, то пакет был вскрыт, а должен быть запечатан. Из него исчезли сигареты. 26 декабря прошлого года Артамоновой «медработник Галина Валентиновна» принесла переданные от родственников лекарства. Как говорит, Марина Артамонова, «медработник Галина Валентиновна» швырнула ей эти лекарства в «кормушку», и большая часть лекарств оказалась в коридоре. «Кормушка» захлопнулась. Назначенный врачом «с воли» курс лечения пройден не был. А из местных препаратов, по словам женщин, на все случаи жизни — цитрамон и анальгин, анальгин и цитрамон.

Праздники в «Бастилии» — это вообще дни глухого застоя. Заявления и жалобы в праздники не принимаются. У одной из женщин сильно выраженный псориаз на руках. Ей было назначено лечение до праздников, пару дней пролечили, а потом — Новый год. Лечение остановили. Все отдыхают. Медпункт закрыт.

Одна из женщин жалуется на проблемы с сердцем. В СИЗО она почти два года. За это время всего один раз пытались сделать ЭКГ, но аппарат сломался. Теперь, как удалось выяснить у дежурившего в праздники фельдшера, аппарат вроде работает, но нет бумаги. А бумага-то специальная — рулонная, ее заказывать надо, а потом ждать. А сколько ждать? Так кто это знает. Долго, наверное. Думаю, быстрее на свободу выпустят нуждающуюся в ЭКГ женщину, чем в изоляторе заработает ЭКГ.

Женщины жалуются на межпозвоночные грыжи, в ответ получают: «Это почти у всех. Ничего страшного». После операции на позвоночнике одна из женщин спит на раскладушке. Боли? «Да ничего страшного», — вот ответ. Женщина в очках с толстыми стеклами просит о консультации окулиста. Но с офтальмологом здесь проблема, впрочем, как и со стоматологом и хирургом.

На всех этажах «Бастилии» тишина, радио нигде не работает. Хотя по тому же ПВР все камеры должны быть «оборудованы радиодинамиком для вещания общегосударственной программы». А поскольку не во всех камерах есть телевизор, то узнать о происходящем за стенами СИЗО женщинам весьма затруднительно.

Карантин. Маленькая камера, посередине раскладушка, здесь и боком не пройти. Гулять то выводят, то нет. Зависит от смены: «человеческий фактор». Некоторые из женщин жалуются, что душ — раз в десять дней. Нет ручек и бумаги, чтобы писать заявления и жалобы. Сотрудники сказали, что в праздники ничего не выдается, все после 9 января. Еще из жалоб: 31 декабря вновь прибывших держали закрытыми в душе по два с половиной часа. Вода холодная, из-под крана. Кипяток не дают. Спрашивают: вы не знаете, почему чай такой вонючий — это вода здесь такая, или его специально делают таким? Передачи в праздники тоже не принимают, кипятильника нет. У одной из женщин заболело утром сердце, попросила валидол. Принесли вечером. Женщины говорят, что стучать и звать дежурную они могут долго: или не услышит, или в ответ с той стороны тоже будет стук.

В камере сборного пункта (это полуподвальное помещение, где обычно держат женщин перед отправкой в суд) постоянно находятся две женщины, объявившие голодовку. Причина голодовки — волокита и незаконные, по мнению женщин, приговоры суда. На адвокатов денег не было, поэтому защитники в суде были государственные.

Анастасия Мельникова, голодает с 15 декабря. Находилась в больнице СИЗО «Матросская тишина», где было назначено лечение у невропатолога. Но 24 декабря ее вывезли в СИЗО-6. На этом лечение закончилось. Сотрудники ежедневно проводят беседы, рассказывают Мельниковой, что голодание — это признаки суицидальных наклонностей и анорексии. Очень опасается, что отправят в психиатрическую больницу или начнут кормить принудительно. За время голодовки похудела на 9 кг. Видно, что очень слабая.

Анастасия по профессии визажист. Чтобы чем-то себя занять, делает праздничные открытки. Вместо красок — тени для век. Удивительно тонкие и красивые работы.

Рисунок Анастасии Мельниковой. Фото: (с) Елена МАСЮК

Ее соседка Ирина Лузина по профессии реставратор. Голодает с 25 декабря. Похудела на 5 кг. На прогулку не выходит из-за слабости. Женщинам три раза в день приносят в камеру еду. Она стоит у них два часа, потом ее забирают обратно.

В углу на тумбочке — большой металлический бак с надписью «Питьевая вода». Бак пустой и вообще не работающий — сломан кран. После долгого выяснения с сотрудниками и находящимися в СИЗО женщинами оказывается, что имеется в виду под «питьевой водой» — обычная вода из-под крана. Зачем тогда нужен этот бак? Необходим по инструкции. Еще оказывается, что это единственная камера, где нет розеток, а значит, женщины не могут вскипятить себе воду. Нужно ждать «сеанса доброты» от сотрудников. Из емкостей в камере только металлическая кружка. А жидкости голодающим нужно пить уж точно не меньше двух литров день. Вот и пьют водопроводную. Причем рядом абсолютно такая же камера, но с розетками. Почему туда нельзя перевести голодающих женщин?! Не говоря уж о том, что п. 42 ПВР обязывает оборудовать все камеры «штепсельными розетками для подключения бытовых приборов».

Матрасы здесь такие же, как и везде, — тонкие и свалявшиеся. Спать на них невозможно. Женщины кладут под спину страницы из своего уголовного дела, так и спят. Говорят: «Синяков нет, но кости болят». В праздники женщинам даже не выдавали туалетную бумагу (рулон туалетной бумаги в СИЗО — 25 м, это четверть стандартного рулона). «Закончилась, говорите? Ну так после праздников и получите!» — пояснили сотрудники.

P.S. Начальник СИЗО-6 — Кириллова Татьяна Владимировна

Я сюда приехала впервые, на взрослую зону. Первый раз меня посадили в 14 лет. Там меня было действительно за что посадить, я обворовала бухгалтерию в военной прокуратуре и директора фирмы. Мне сразу дали три года.

В. - У вас семья есть?

О. - У меня только мама, больше никого нет.

В. - Мама это не так уж мало. Какие у вас с ней отношения?

О. - Раньше у нас с ней были хорошие отношения, все у нас было хорошо, только вот мы не понимали друг друга. Я не могла раскрыться, не могла ничего сказать. Она никогда меня не понимала. Когда я ей скажу правду, она мне не верит и ругать меня начинает. Когда я ей что-то совру правдоподобное, она мне верит. Я ей боялась что-то сказать, если что-то у меня случилось или что-то на душе, потому что я думала, что она меня не поймет, начнет ругать или бить начнет; за воровство она меня била...

В. – Почему вы воровали? У вас было желание какую-то вещь получить или непреодолимая склонность? Вы с ранних лет воровали?

О. - Да, я этого не помню, но мне мама сказала, что я с садика начала воровать. У меня мама 10,5 лет ходила коком на судах, у нас все практически было. Мама всегда говорила, что она не знает, чего мне не хватало. У нас дома и игрушки всегда были, и потом мы переехали жить в коттедж, это двухэтажная квартира в деревне, где мы сейчас живем.

“И природа была около тебя, и фрукты, и овощи, все около тебя всегда было, но тебе постоянно чего-то не хватало. Началось все у тебя с садика. Однажды ты принесла из садика игрушку домой. Я тебя спросила: - Настя, откуда эта игрушка. А ты на меня смотришь и говоришь: - С садика”. Мама меня спросила, зачем я ее принесла, а ей ответила, что эта игрушка мне нравится. Я это не помню, но это мне рассказывала мама. Мама сказала, что она меня ругала, и я не стала ничего носить домой.

Потом, когда я стала старше, мама мне сказала, что у меня сколиоз и мне нельзя кататься на велосипеде. “Ты очень хотела кататься на велосипеде, я обещала тебе купить, но врач запрещал кататься”. А я своровала у соседей велосипед и стала кататься, а потом выбросила его. “Дальше ты начала воровать деньги. Я что-то не могла тебе купить, а тебе надо и все. Я никак не могла остановить, ругала. Все тебе покупала, а ты все равно идешь воровать, все равно тебе надо”.

В. - А второй раз как вы попали?

О. - Были такие обстоятельства, даже не знаю... Когда я совершила первое преступление против директора фирмы в 1996 г. Меня тогда посадили, я у него взяла 8,5 млн. И когда я освободилась в сентябре 1998 г., мне было 17 лет, я приехала домой, а примерно через неделю к нам пришли люди, которых этот человек нанял... Меня дома не было, я была у знакомых, у которых я работала, они торговали... Мама позвонила по телефону и сказала, чтобы я приехала домой, т.к. дома проблемы. Я приехала домой, а мама лежит. Я спросила, что случилось. Она мне рассказывает, что подъехали два человека на красной машине, избили ее, приставили ножик к горлу и сказали: “Если деньги не отдаете - все”.

В. - А деньги где?

О. - А деньги уже давно потрачены. Я их потратила, покупала вещи, друзьям деньги давала, водила их в кино, в город ездили, гуляли, на машине катались... Так все деньги и истратила. Мама сказала, что не знает, что делать, они приедут второй раз. Я сказала, что надо обратиться в милицию, так как в суде нам говорили, что денег с меня взять нельзя, мне 14 лет. Мама сказала, что “это мы так думаем, а люди думают совсем по-другому”. Мы не знали, как достать деньги.

У меня есть знакомые, у которых можно было взять эти деньги, но их потом придется отдавать и снова возникнут проблемы. И получилось так, что я начала воровать опять, чтобы деньги вернуть, потому, что мама никак не соглашалась, чтобы мы сообщили об этом в милицию. Я хотела, чтобы она сняла побои, у меня много друзей, которые работают в милиции. Есть знакомые у меня и в охранной фирме, я могла даже и туда обратиться, но нужно было согласие мамы, ее заявление, ее побои, но она не соглашалась. Я пошла к ребятам, они сказали, что могут многое сделать, например, дома магнитофон поставить, дать деньги и их возьмут уже на улице с деньгами. Они все бы сделали, но, если мама против, что поделаешь?

Я знала, что если я пойду к людям, которые торгуют наркотиками, если я займу у них, то мне придется или вовремя отдать (а где я их возьму вовремя?). А то “включают счетчик” и плати вдвойне, например. Я снова стала воровать и попалась.

В. - Сейчас у вас какой срок?

О. - Меня посадили в 17 лет, мне до сих пор 17 лет. Мне дали 3 г. 6 мес.; 6 мес. я отсидела, а 3 г. мне осталось. Мне могут дать отсрочку при одном условии, если мама напишет справку, что она возьмет меня на поруки, а мама мне вообще не пишет. Я не знаю почему.

В. - А с ней все нормально, ее не уничтожили эти люди?

О. - Нет, мы сделали запрос, чтобы узнать, что там дома.

В. - А вы сами не пишете, Настя?

О. - Я маме написала за месяц 3 или 4 письма. У меня есть рабочий телефон мамы, но я не знаю работает ли она на старом месте.

Я не знала, что я беременна, когда села. Отец ребенка там, у него семья, дети тоже. Ему 32 года. Меня посадили 20 января, через 7 недель я увидела, что у меня нет месячных...

В. - Куда вас посадили? Вы в Архангельском СИЗО сидели?

О. - Да, на Попова. Я обратилась к гинекологу, он меня посмотрел и говорит: “Девочка, ты беременна”. - “Как беременна?!” - “Да, ты беременна”. - “Этого быть не может, как это я могу быть беременна?!” Я ему все рассказала, а он сказал, что у меня 7 недель беременности и чтобы я каждый месяц ходила к нему проверяться.

В. - Вы написали маме, что вы беременны?

О. - Да, я писала, но ответа нет.

Я хотела на тюрьме сделать аборт, т.к. я знала, что мне 17 лет... Мне надо было как-то с мамой... Она писать перестала. Я когда к следователю ходила, я ей звонила, мы с ней разговаривали, все было нормально. А когда я написала в письмах, что я беременна, она отвечать не стала. Я написала маме сколько сроку мне дали... Я хотела сделать на тюрьме аборт, мне врачи сказали: “Да, мы тебе сделаем аборт, т.к. ты несовершеннолетняя мы тебе обязаны сделать. Тут даже согласия родителей не надо”. Спросил сколько уже недель, сказал, что повезут меня на следующей неделе. Они тянули время и дотянули до того, что стало у меня 12 недель. К нам приходит на тюрьму прокурор и я чувствую, что они делать аборт не собираются. Я сказала это прокурору...

В. - Вы ребенка будете воспитывать?

О. - Да, сейчас я думаю, что хорошо, что я не сделал аборт и даже рада...

В. - Почему?

О. - Мне кажется... Даже не кажется... У нас с мамой натянутые отношения всегда. То, что мы живем вместе в одной квартире, общаемся, едим - это ничего не значит. Мне хочется более близкого отношения, пообщаться по душам, а я не могу ей что-то сказать, потому что она меня не поймет.

В. - А вы думаете, что ваш ребенок вас поймет?

О. - Нет, мне хочется, чтобы у меня было что-то близкое, свое, вот я хочу ребенка.

В. - Настя, вы освободитесь и у вас снова будут материальные проблемы?

О. - Я уже думала обо всем. Я хочу устроиться к нам в магазин на работу в деревне.

В. - Вас возьмут, зная, что вы воровали?

О. - В свой магазин (у нас сосед работает там) он возьмет, потому что он сам сидел. Он, правда, сидел за убийство много раз.

Я буду все делать, но я не буду воровать, это я уже знаю на 100%. Я не буду воровать, не буду грабить никого, не буду вымогать... Буду стараться сама заработать. И ребенка, которого я жду, уже 7 мес., я его не отдам, как делают некоторые...

В. - А куда отдают?

О. - Мне рассказали, что в детдом отдают.

В. - Т.е. отказываются от материнских прав?

О. - Да, отказываются. Просто-напросто, как я поняла, они освобождаются и бросают своих детей. Выходят за ворота и тут же бросают. Большинство не забирают.

В. - Не забирают? Вот эти мамочки, которые сейчас празднично фотографируются со своими младенцами, потом не заберут своего ребенка? А куда детей отправляют? В детский дом? И много таких случаев?

О. - Да, а вам разве не рассказывали?

Да, здесь много было случаев таких. Женщина одна освободилась, клялась, божилась, что никогда своего ребенка не оставит. Приехала во Владимир и на вокзале оставила ребенка. С вокзала звонят сюда и выясняют, и просят забрать назад ребенка. Его и привезли назад сюда. Были такие случаи. Кроме того, были такие случаи, когда они прямо здесь выходили и тут же отказывались от ребенка.

В. - Вы считаете, что для большинства женщин ребенок просто нужен для ослабления режима?

О. - Я думаю - да. Для этого и чтобы быстрее освободиться. Мне кажется, что для этого оставляют детей. Я нахожусь в одной комнате со всеми мамочками. Я практически там ни с кем не общаюсь. Они взрослые женщины, некоторые много раз сидели. Я не понимаю их вообще, я сидела на малолетке, там все по-другому. Если я что про человека думаю, то я это ему в глаза и скажу. А другие тут так не делают. Они говорят за глаза, переврут 300 раз и у них завязывается драка. Они дерутся. У них даже сегодня была драка из-за сигареты. Это мамочки?! Это - позор, а не мамочки! Раньше, как мне рассказывают девчонки, которые по 3-4 года сидят, что мамочек вся зона уважала, а сейчас этих мамочек вообще не уважают, потому что они сами так себя ставят. Они дерутся из-за сигареты, они сплетни распускают непонятные, они детей бросают. А раньше мамочка пройдет - сразу видно, что это мамочка: умытая, чистенькая, порядочная. И поговорить с ней приятно, сами девчонки рассказывают, а сейчас, говорят, на них даже внимания не обращают. Есть несколько человек, конечно, и все.

В. - Кого вы, например, вы знаете?

О. - Я знаю Катю Б. Она никогда не бросит своего ребенка.

В ДМР она с кем-то с санчасти поругалась из-за того, что она начала купать ребенка, а ей сделали замечание. Но она знает, что она правильно делает и понесла там: “это не ваш ребенок, это мой ребенок, я знаю правильно и буду так делать”. Ну, те вызвали милицию, “дубачков”, как их называют. Вбегают две женщины с дубинками, а Катька и говорит: “Вы на мамочку с дубинками?! Я что-то неправильно делаю?!” Я с Катей много общалась и от других людей слышала: она никогда своего ребенка не оставит. С ней ругаешься, например, и если скажешь ей, что “ты на 100% сдашь ребенка”, она готова тебе здесь же голову оторвать. Такой она человек.

Если они бросают детей, то детей вообще рожать не надо, а надо делать аборт.

В. - Я хотела бы узнать о вашем собственном опыте в СИЗО. Были ли у вас такие случаи, когда с вами жестоко обращались?

О. - В этот раз я была беременна, и они не имели права посадить меня в боксик или в карцер. Если они меня куда-то возят, то они могут посадить меня в “стаканчик”, где есть сидение, но больше никуда. Я была в очень плохих отношениях с одним человеком из охраны. Я знаю этого человека по первому сроку, и по второму сроку, и по воле я его знаю...

В. - Кто этот человек?

О. - ДПНС, я его данных не знаю. Когда я ездила к следователю или еще куда-то, он мне почему-то постоянно на смену попадался. И тут он меня садит в карцер.

В. - За что?

О. - Он должен меня вести к следователю. Он должен меня посадить отдельно от женщин, т.к. я малолетка, он меня должен посадит в “стакан”. Он меня вместе со всеми этими женщинами садит в боксик, это даже не карцер, это такой вот круг, в котором все как рыбы, как селедка в бочке. Он нас туда поставил. Я чувствую, что душно и пахнет там. А еще идет такая чувствительность, все чувствую, а там еще курят, сразу 10 человек. Я стучусь и говорю: “Дежурный, подойди к камере”. Он подходит и его прошу, чтобы он меня посадил в “стакан”, т.к. мне тяжело. Он говорит: “Вот смены поменяются, вот тогда тебя и переведут и еще не известно - переведут ли”. - “Знаешь, я скажу главному врачу...”

В. - А проводится ли при возвращении из суда гинекологический досмотр у женщин?

В. - Вы слышали о таких вещах?

О. - Я о таких вещах даже не слышала. Я точно это знаю, т.к. со мной много женщин ездили в суд и никогда такого не было.

В. - А здесь вы о таких вещах слышали?

О. - Нет. Но здесь была одна девочка, которая здесь давно сидит и она меня ругала, когда я писала этот ваш тест. Она мне говорила: “Ты что администрацию защищаешь?! Ты же все врешь!” - “А что я могу написать, если про эту зону я ничего не знаю?” У нас в малолетке, где я была, все было по правилам, как положено. Правда, здесь ко мне тоже никто не относится плохо, потому что я к другим хорошо. Она говорит: “Дура, здесь столько случаев бывает! Избивают, наручниками привязывают...”

Людмила Д., 26 лет:

В. – Подвергали ли вас гинекологическим досмотрам в СИЗО?

О. – Да. Когда на тюрьму переводят нас с КПЗ там есть медицинский осмотр есть.

В. - А когда вы возвращаетесь с суда или едете на суд?

О. - А у нас суд в Александрове...

В. - Но вы же из СИЗО выезжаете?

В. - Внутри СИЗО?

О. - Из СИЗО выходим, там рядом...

В. - Когда вы выходите и возвращаетесь, вас обыскивают?

О. - Обыскивают.

В. – Проводят ли гинекологические обыски?

О. - Нет, этого не делают, это точно. Я об этом никогда не слышала и со мной такого не было.

В. - С вами не было, но вы были беременны?

О. - Да, была беременна.

В. - А не беременных женщин обыскивают?

О. - Там гинекологического кресла-то нет.

В. - Но это же можно делать и без этого кресла?

О. - Я о таком не знаю, никто не рассказывал.

В. - А рожали вы здесь?

О. - Здесь. Здесь условия очень хорошие.

В. – В СИЗО вы были беременны? Вы находились в общей камере?

О. - Да, у нас камера была на 10 чел. Двухъярусные койки.

В. - Сколько вам разрешали гулять?

В. - А вы знаете, что беременные могут гулять без ограничений?

О. - Да, знаю, но они этого не делают.

В. - И про “реснички” вы знаете, что их нельзя на окнах у беременных?

О. - Да, знаю.

В. - Но это особо вас не напрягало?

В. - Вы одна там были беременная?

О. - Да, я была одна беременная и женщин с младенцами у нас не было. Если ты беременная, то после суда через 7 дней, по-моему, отправляют сюда, на зону.

В. - Т.е. у вас там более или менее нормальные были условия?

Александра Р., 28 лет:

В.- Расскажите об обысках в московском СИЗО,

О. - В лучшем случае просто заставляют снимать трусы, разворачивать, если есть, подкладные пеленки или выбрасывать их тут же...

В. - Вы были беременны?

О. - Да, пока на ранних сроках, пока у меня было меньше шести месяцев беременности, меня заводили в отделение и заставляли приседать, пока не было большого живота, раздвигать ягодицы, подкладные пеленки разворачивать. Или заставляют разворачивать при них или выбрасывать в бачок.

В. - А на гинекологическом кресле вас не смотрели?

О. - Меня нет, но я сталкивалась с этим: девочки из камеры рассказывали. У нас был случай в 201 камере. Не помню фамилию, Марина какая-то... Ее даже избили за то, что она отказалась, но она действительно везла эти малявы, записки... Она отказалась лезть на гинекологическое кресло и ее избили, и гинеколог смотрел ее прямо на кушетке... В камеру ее привели поздно, заполночь...

В. - Ее смотрел специалист, врач?

О. - Я даже не знала, кто там смотрит... Ну, да, судя по всему. Акушерка, которая на сборке находится...

В. - Вас досматривала акушерка, когда вы возвращались с суда?

О. - Нет, это были просто контролеры...

В. - Но на сборке всегда есть акушерка?

О. - Ну, да, там при поступлении... Ну как - всегда? Я не знаю, есть ли там постоянно... Они же там дежурят при поступлении, потому что осматривают тех, кто приезжает... Про кресло я не знаю, кто смотрит: акушерка или нет. А так осматривают обыкновенные работники. По меньшей мере, это просто унизительно.

В. - Знаете ли вы что-нибудь о бритье головы?

О. - Я туда заезжала в сентябре, но меня не брили. У меня чистая голова была. Нас было человек восемь в карантине и из них человек пять побрили.

В. - Т.е. это были вшивые?

О. - Не знаю, но они говорят, что нет. Две из них на вид были опрятные девочки.

В. - Могли их постричь просто из-за хороших волос?

О. - Могли из-за волос... Потом я слышала на Шестом изоляторе и на Бутырке, что стригут за плохое поведение. Ведешь себя слишком дерзко, грубишь им, хамишь... Ведь привозят же, в основном, вечером, на ночь, всю ночь на сборке проводишь, там они и стригут.

В. - А про избиение дубинкой?

О. - Я сама это испытывала на Бутырке, с 1995 по 1997 годы, когда еще Шестого изолятора не было.

В. - По сравнению с Бутыркой Шестой изолятор вам кажется более терпимым?

О. - Да, несмотря ни на что, условия содержания, конечно, намного лучше, ну, не то, что бы намного, но нас тут слушают, рты раскрыв, что чисто и все, кто был транзитом на нашей тюрьме, говорили, что готовы там просидеть весь срок. Нас привезли сюда на Владимирский централ, мы тут пробыли меньше суток: вечером привезли и утром увезли. Мы там обалдели, когда нам показали эту камеру, мы сказали, что не пойдем туда после Шестого изолятора, мы такой скандал устроили. С детьми ехали, а я беременная была...

В. - Вы этого ребенка заберете?

В. - А как вы будете одна воспитывать детей?

О. - Дети от одного отца. Двое - да, а эта нет.

В. - Он вам помогает все-таки?

О. - Первый муж помогает.

В. - Вы вырастите этих детей?

Марина Т., 30 лет:

В. - Вы расскажите, как это происходило?

О. - Мы с девчонкой выпивали и пошли с ней вместе с ней домой, где она должна была вещи посмотреть. А этот дом был уже под снос, его сносили. Пошли туда и нас в этом доме задержали...

В. - Кто задержал?

О. - Милиция. Там воровали в этом доме, там все уже вынесли, только оставались те, кто не выселился. Милицию туда посадили, чтобы они караулили, чтобы люди не воровали. Мы туда пришли, а они спрашивают: “Чего вы сюда пришли?” - “Вещи свои посмотреть, мы здесь жили”. - “Половину комнат обворовали, двери выбили... Давайте, садитесь в машину”. И нас увезли в медвытрезвитель. Потом эту-то девчонку забрали, она грубила, а я нормальная была. Ее забрали и в камеру посадили. Потом какой-то пришел (не знаю, откуда он меня знает) и говорит: “А ты что тут делаешь?” - “Ничего”. - “Пойдем со мной”. Завел меня в какую-то комнату и говорит: “Посиди, я сейчас приду”. После этого заходят двое и говорят: “Давай, раздевайся”. - “Чего я буду раздеваться?” - “Вас задержали, вы пьяные...” - “Какая я пьяная?!” - “Давай, давай, раздевайся”. - “Я не буду раздеваться”. Потом один ушел, и я минут 20 сидела там одна, потом пришли еще трое и говорят: “Надумала раздеваться?” - “Не буду я раздеваться”. - “У нас положено раздеваться и сдавать вещи”. - “Я не буду”. Я сидела, двое залетели, начали меня раздевать, хотели меня изнасиловать, я говорю: “Отстаньте, не трогайте меня!” - “Сейчас мы тебя просто-напросто трахнем и все”. Короче говоря, меня немного побили, я с синяками вышла оттуда, но не изнасиловали.

И в КПЗ в Кинешме я сидела, когда первый срок меня забрали в 1995 г. Мы сидели с девчонкой, она курить у них просила, ей не дали. Ее увели, потом привели: она вся избитая, ее изнасиловали там, она мне рассказывала. Это было в 1995 г. Девочке этой было около 30 лет.

В. - Ее забрали надолго?

О. - Да, наверное, час не было.

В. - Почему вы решили, что она изнасилована?

О. - Она мне рассказала, что ее изнасиловали, она ревела, не могла вообще разговаривать, даже трясло ее.

В. - И кто это? Сотрудники милиции?

О. - Милиция.

В. - Вы пишете об абортах и беременности, о том, что можно сделать платный или бесплатный... Это где вы узнали?

О. - Я в этот раз в Кинешме сидела, там ходили и спрашивали: будешь аборт делать или рожать? Одна девчонка у нас хотела аборт делать. Ей сказали: “Давай, плати деньги, пиши родственникам, тогда сделаем, а так не сделаем”.

В. - Только за деньги?

В. - Вы пишете, что без наркоза можно и бесплатно аборт сделать в СИЗО?

О. - Да, без наркоза.

В. - И для этого никаких особых разрешений не надо?

В. - Вы по какой статье?

О. - Статья 158. Мне еще год и 10 мес.

В. - А ребенку сколько?

В. - Вы кормите грудью?

В. - Вы при этом курите?

О. - Я курю мало. Я второй срок сижу, первый срок как-то еще не очень, а второй срок я не могу. На меня стоит крикнуть, я не могу, я прямо реву, у меня нервы не выдерживают.

Татьяна С., 25 лет:

В. - Расскажите о своей жизни в Московском СИЗО №6.

О. - В одной камере у нас все доверяют друг другу, мы все вместе смотрим за детьми, у нас нет такого: один упал - пусть упал, это не мой ребенок.

В. - В камере нормально?

О. - Да. У моего ребенка постоянно живот болел. Мы приехали из больницы, ребенок приехал из больницы и не давал никому спать. Все с ним по очереди гуляли, потому что я тоже спать хочу, я не высыпалась с ним, постоянно он кричит, всю ночь не спит, а в 6 часов утра засыпает. Вот мы ему спать не давали, чтобы ребенок в норму вошел, а то он попутал день с ночью и орал постоянно. А лекарство выбить у администрации- проблема.

В. - Т.е. там проблема с детским врачом?

О. - Да. Она приходит один раз в неделю и то, если пишешь заявление постоянно. Она должна каждый день приходить и смотреть всех детей: как ребенок дышит, как себя чувствует. Этого нет.

В. - А вот “реснички” на окнах чувствуются? Там солнце не попадает...

О. - Да. Они сказали, что правила не нарушают. А что доказывать? Мы же не знаем правил, нам же никто не дает нам.

В. - А вас досматривали, когда вы возвращались в СИЗО? Личный досмотр вам делали?

О. - Когда? Из зала суда?

В. - Да, через сборку. Или только ребенка смотрели?

О. - Ребенка не смотрят. Меня один раз смотрели, а потом уже не смотрели, потому что было холодно, мы просидели очень долго. У меня ребенок весь оборался, потому что он кушать хотел. А холодное питание я не могла ему дать...

В. - А гинекологический досмотр?

О. - У одной там нашли маляву - стали всех пропускать. Меня не пропускали, меня раньше вывели. А девчонки потом через “коня” записку передали. Как передаем письма: как доехали, что у вас, что у нас... Например, если у меня нет сигарет, а я хочу покурить, то я стучу, а они спускают “коня” и все. А они нас внизу ловят, эти, дубаки, как мы их называем, палкой срывают и все себе забирают, не возвращают, даже если вещь какая-то, чай. Все отнимают полностью. У меня все продукты вытащили, когда я приехала на тюрьму. Сказали, что “это нельзя, это нельзя” и все вытащили, оказывается, что все это можно было. Просто - на какую смену нарвешься.

В. - А про досмотр вы не знаете?

О. - Первое, когда человек туда приезжает, у него проверяют голову. Если стрижка у тебя короткая, то они на это внимание не обращают, и ты проходишь осмотр дальше. А когда у тебя длинные волосы, то они смотрят, что волосы хорошие и говорят: “У тебя вши”. - “Как вши?! Я стричься не буду”. Тогда они говорят: “Мы принесем наручники, тебя пристегнем и тебя будем стричь. Либо будем стричь наголо, либо сделаем короткую прическу, а потом дадим мазь и ты обработаешь голову”. Ну, конечно, выбираешь второй вариант.

В. - У вас были длинные волосы?

О. - Нет, меня не стригли, у меня была такая короткая стрижка - шапочка, а женщина, которая сидела вместе со мной, была вся в истерике. Она приехала вместе со мной, мы прибыли вечером поздно и ее состригли. У нее были большие волосы...

В. – Что они делают с волосами?

О. - Они продают, это нам потом сказали. Их не выкидывали, а в целлофановый пакет положили. Женщина после этого была в депрессии, она даже не знала, куда она попала. Волосы для нее были все. Она говорила, что не знает, как маме сказать, а мама должна была приехать в понедельник и, мол, откажусь идти на свиданку. И она не пошла на свиданку.

В. - Это девушка из вашей камеры?

О. - Мы сидели с ней в общей камере, когда проходили весь медосмотр. Куда ее потом определили, я не знаю. Я ее видела на прогулке, она была в шапке.

В. - Это часто делается?

О. - Это - да. Все почти. Мы часто спрашивали, какие были волосы и выяснилось, что ни у одного человека из стриженных, до СИЗО не было коротких волос, ни у кого вообще. Очень много стригут цыган, в основном цыган. И девчонок с Украины. Так - редко, в основном цыган и девчонок с Украины. У них красивые волосы и длинные.

В. – О каких еще нарушениях вы можете рассказать?

О. - Когда на проверку вечернюю выходим, нас там пересчитывают. Иногда нам говорят, что мы идем медленно, хотя при этом требуют:“Никаких резких движений. Кто-то подшутил, нажал на звонок (там такие звонки, кнопки) и человек, который это сделал, не признался. Всю нашу камеру взяли и наказали: целую неделю на прогулку мы не выходили. Вообще это не нормально: почему я, беременная, должна из-за кого-то страдать? Мне нужно на свежий воздух, ходить нужно...

В. - А сколько вы, беременная, гуляли?

О. - Час. С детьми мы гуляли по два часа. Мы хотели побольше гулять, а они говорят, что “нам некогда, у нас рабочий день заканчивается, нам всем домой пора”. А в пятницу и субботу нас просили, чтобы мы вышли пораньше и погуляли до четырех [часов], т.к. после четырех они не успевают на электричку и автобус.

В. - А на досмотрах после суда?

О. - Они вообще не имеют права трогать ребенка, но они лапают его полностью. Там дышать нечем, там куревом несет... А она прямо своими руками трогает. Я говорю: “Я не дам своего ребенка проверять”. Она говорит: “Тогда ты сейчас вообще никуда не поедешь”. - “Хорошо, я никуда не поеду”. И меня все равно в автозак пустили, проверять не стали. Месячный ребенок малюсенький он все время кричал на сборке, там холодно так... Нам должны памперсы выдавать, по два на ребенка...

В. - В день?

О. - Нет, на выезд на суд. Это вообще мало, маленький ребенок постоянно сикается и какает, а еще холод... Мы ездили в феврале и январе, я два месяца подряд ездила на суд, и мы по 4 часа сидели в автозаке с детьми, ждем. И памперсы приходится менять в суде, а на обратную дорогу у меня нет памперсов. В конце концов у меня ребенок очень сильно заболел и последний раз я не выезжала с ним на суд, я оставляла его в камере...

В. - Вы этим СИЗО недовольны, хотя он много лучше Владимирского, или где вы были...?

О. – В Москве, пусть они и нарушают там правила, но там всегда чисто, ничего не скажешь.

В. – Вы, матери, были там в привилегированном положении...?

О. - Да. Когда мы сюда, в колонию, приехали, то все говорили: “Сразу видно, что это московские дети”. Они такие сытенькие, такие щечки у них... Да и по одежде видно, что это Москва. А здесь привозят детям одежду, а они не все вещи раздают, все на складе лежит. А на ребенка одевают десять раз уже застиранное...

В. - А в Москве разве выдают все подряд?

О. - Да, там приходит гуманитарка и дают вещи прямо в руки, что тебе нужно. Вытаскивают и дают в руки. Христианская миссия приезжала. И они нам выдавали детские вещи... “Напишите список, что вам нужно...”.

В. - Это миссионерская организация “Духовная свобода”?

О. - Наверное, да, сюда тоже какие-то миссии приезжали из Риги, выступали с концертом. А там они часто приходят и с ними можно через окошко разговаривать, в обычные камеры их не пускают, а к мамочкам - пускают.

В. - К вам заходили?

О. - Да, к нам заходили они. Они у подростков в камере чуть ли не целый концерт показали. Подросткам можно смотреть телевизор с “видиком”. А почему бы не выбрать по десять человек, скажем, меняться и постоянно смотреть телевизор в видеосалоне?

В. - Как вы считаете, что лучше: большая камера или маленькая?

О. - Большая лучше. В маленькой камере можно просто загнуться.

В. - Если в большой камере - 60, а в маленькой - 10?

О. - Нет, я не сидела где 10, я сидела там, где 4 человека. Я там просто целыми днями плакала, мне было лучше в большой камере.

В. - Возникают какие-то столкновения между заключенными?

О. - У нас были, конечно. Кто-то что-то сворует...У меня была “семейница”, она вместе со мной питалась, я чай ей делала, хотя я была беременная и мне тоже было тяжело, но она была не совсем в состоянии. Ей вызывали врача, когда стало плохо, а врач не пришел. Мы еле ее откачали... Она астматик, ей воздуха не хватает. А в маленькую камеру ее не переводят, потому что нет мест, как говорят, хотя места есть.

В. - А каким образом вы создали “семью”?

О. - Человек там один не может находиться.

В. - Почему вы выбрали именно эту женщину?

О. - Она тихая, спокойная, она уже в возрасте.

В. - И вас к ней потянуло?

О. - Или, может, в детстве у меня не было матери, никто так со мной хорошо не обращался, как она обращалась.

В. - Вас двое было в “семье”?

О. - Нет, еще две были. Одна у нас была подросток, с малолетки она. Ей полных 18 лет. И Люда М. Люду осудили на два года, ее оставили при тюрьме работать на “швейке”. Малолетка ушла на свободу и получилось так, что мы с ней 7 месяцев почти находились одни.

В. - А сколько в вашей камере было семей приблизительно?

О. - Много. Самое большее в одной семье по 10-12 чел., потому что продукты портятся постоянно, съедать их не успевают. Я постоянно пишу тете Лене: “Тетя Лена, не присылайте мне масла и колбасы. Это дорого. Лучше присылать печенья побольше”. Она опять - масло с колбасой! Я ей говорю, что это не нужно здесь, это не первая необходимость. Здесь самое главное - чай попить. Вот чай постоянно хочется, постоянно пить хотелось... Много народу, душно...Просто невозможно было там находиться, там душно, постоянный запах, и волей-неволей там вши могли запросто появиться, потому что люди спали на полу. Приходит человек без вшей, а там вши появляются...

В. - А кого бьют в камере?

О. - Кто ребенка убил. Ее не бьют, а стараются его не замечать, с ней не водиться и даже до нее не дотрагиваться.

В. - У вас были такие?

О. - У нас была одна, она ребенка убила. Скинула с окна вниз. Они своровали ребенка. Мать была лишена родительских прав. Она говорит: “Мы выпили, а он кушать стал просить. Нам надоело и мы его выкинули в окно”. Я ей говорю: “А ты не боишься, что тебя просто за это дело на зоне...?” - “Я уже свое отжила, мне уже полтинник, куда мне еще жить-то?” Она, наверное, на Потьму поехала...

В. - А на Потьму это считается хуже вариант?

О. - Я теперь думаю, что там лучше. Там очень много москвичей, там есть о чем поговорить, какие-то интересы...

В. - А здесь?

О. - Один колхоз. Они ничего не знают.

В. - А вы читаете книги?

О. -Я читаю все такое криминальное, мне очень Маринина нравится.

В. - А почему только криминальное?

О. -А потому, что любовные романы я не люблю читать, это все...

Журналист «СМ Номер один» добровольно побывал в шкуре подследственного

Провести ночь в камере Иркутского следственного изолятора предложили журналистам сотрудники ГУФСИНа. Согласились на этот подвиг всего четыре человека, в их числе и корреспондент «СМ Номер один». На вопросы работники СИЗО отвечали охотно, а вот представиться не пожелали. Их можно понять - все-таки работа не предусматривает публичности.

Изолятор

В вечернее время бетонный забор СИЗО, опутанный колючей проволокой, выглядит еще более устрашающим, чем при дневном освещении. По легенде, нас привезли милиционеры, хотя на самом деле мы пришли добровольно. Дверь за нашими спинами закрылась с диким грохотом. На территории СИЗО нас встретили сотрудники дежурной смены сборного отделения. И началось: «Руки за спину, идем строем!» Держать руки за спиной журналисты совсем не привыкли, поэтому сотрудники СИЗО постоянно нам об этом напоминали. Как и о том, что во время остановки надо поворачиваться лицом к стене.

Несмотря на то что здание СИЗО построено в середине XIX века, состояние его довольно приличное. Цветы в горшочках на стенах должны создавать некий уют. Сотрудники изолятора рассказали, что мы застали далеко не худшие времена СИЗО. Вместимость изолятора - 1505 человек. Сейчас здесь столько и содержится, а было время, когда в камерах находилось около 6000 задержанных.

Медосмотр

Первым делом нас отправили на медосмотр. Мужской конвой, сопровождавший нас, остался за дверью. Женщин осматривала медицинский работник в присутствии сотрудника СИЗО - женщины. По правилам нужно было раздеться полностью. Но как-то нас эта идея не вдохновила. Так что обошлись поверхностным осмотром кожных покровов на наличие заразных кожных заболеваний и волосистой части головы на педикулез. Если обнаруживается заразное заболевание, то человека и его вещи отправляют на санобработку.

Медосмотр требует много времени, - отметила врач СИЗО. - У нас два медкабинета в разных корпусах. В одном проверяются прибывшие, в другом убывающие. Текучка страшная: на медосмотр приходят те, кому нужно на допросы в отделы, и те, кто отправляется в колонии, с поездов. Такие могут сидеть в СИЗО всего одну ночь. В день мы проверяем около 500 задержанных.

После медосмотра у нас забрали паспорта. И странно - без него как-то сразу себя чувствуешь незащищенным. Вместо документа гражданина РФ на участников эксперимента завели камерные карточки. Предложили выбрать статью, по которой предстоит сидеть. Предварительно нам рассказали, что чаще всего в СИЗО попадают люди по статьям, связанным с наркотиками, кражей и убийством. Я решила сесть за воровство.

Обыск

Далее был обыск. Вот это неприятная процедура. Опять нужно было полностью раздеться. Понятно, что женщин осматривают только женщины. - Проверяем мы абсолютно все, - говорит младший инспектор отдела режима СИЗО. - Сначала предлагаем задержанному выложить запрещенные предметы добровольно. А потом мы сами ищем. И вот тут, если обнаружится что-то запрещенное, это будет наказуемо. Мы прощупываем все швы - в них часто пытаются пронести наркотики, сим-карту, заточки. Находим и дрожжи, используемые для приготовления алкогольных напитков. Но самое необычное - как-то нашли лак для ногтей в отверстии в теле. Остается гадать, зачем задержанная так хотела его пронести в камеру.

После обыска мы почувствовали себя вообще беззащитными. Еще бы - забрали деньги, драгоценности и мобильный телефон, который я специально зарядила в надежде, что ночью, когда нечего будет делать, пообщаюсь с друзьями. Еще у меня в сумке нашли перочинный ножик. За это сразу посадили бы в карцер. Хорошо, что я журналист на задании. Изъятые деньги, сообщили нам, кладут на счет задержанного, на них он может приобрести продукты в магазине СИЗО. Драгоценности передают в камеру хранения. Увидев наши испуганные глаза, сотрудники заверили, что вещи не пропадут. Пришлось смириться - выбора у нас не было. Единственное, что было разрешено пронести из украшений, - это крестик и другие предметы религиозного культа, правда только на веревочке, а не на цепочке.

Откатали пальчики

А потом началось совсем как в кино: нас сфотографировали в профиль и анфас для карточки. - Проходите, я вам пальцы откатаю, - с улыбкой встретила нас в соседнем помещении инспектор-дактилоскопист. Сотрудники СИЗО посмеивались, потому что средство, используемое для дактилоскопии, было нам привычно. Это типографская краска, которую используют для печати газет, только в нее добавляют определенное вещество, название которого нам, конечно же, не сказали. Много смеха вызвало и то, что мы не знали, как мыть руки после дактилоскопии. Это целая система! Краска смывается в несколько подходов... кусочками газеты и жидким мылом. И то не до конца. Черные пятна на руках держались несколько дней.

После этого подследственный проходит первичный медосмотр, или, на сленге, первичку, направленный на то, чтобы отсечь заразных задержанных от основной массы, - рассказал рентген-лаборант медсанчасти СИЗО. - Первым делом делается флюорография, чтобы выявить больных туберкулезом. Благодаря электронному аппарату «ПроГраф 4000» снимок сразу выводится на монитор. Таких аппаратов по области всего три: в СИЗО, а также в областном и Усть-Ордынском тубдиспансерах. Кроме того, сдается кровь на ВИЧ и на сифилис. Сразу определяют и группу крови. Также врач проводит анамнез-опрос и описывает особые приметы. Кстати, задержанные охотно делятся информацией о переломах, татуировках, шрамах и прочих приметах, поскольку понимают, что это поможет при опознании.

Ночь запомнится надолго

Ну вот все предварительные этапы и пройдены. Осталось получить вещи - и в камеру. Каждому из нас вручили две простыни, одеяло, матрац, подушку, наволочку, гигиенический пакет, кружку, ложку и две чашки (под первое и второе). Видимо, мы не смогли сдержать эмоций и некоторая брезгливость отразилась на лицах. Но заместитель старшего смены заверила, что журналистам выдают все новое. Мы успокоились.

Неожиданным испытанием стал перенос этих вещей в камеры. Они оказались тяжелыми и громоздкими, а ступеньки наверх - крутыми. Запыхавшиеся, мы устроили небольшой привал наверху, наплевав на правила СИЗО.

Поселили нас в камеру № 502. Никому не пожелаю услышать, как за спиной закрывается тюремная дверь. И обязательно с грохотом. С любопытством разглядывая новое жилище, мы обнаружили, что жить в камере СИЗО вполне даже можно. Есть двухъярусная кровать, стол с лавкой, телевизор марки LG, умывальник, правда с ржавой водой. В некоторых камерах есть холодильники, это как повезет. Нам повезло, хоть и класть туда было нечего.

Удивительно, но решетки на окнах ничуть не напрягали. Неожиданно обрадовало, что в камере было тепло. Чтобы не было скучно, задержанным выдают областные газеты. И два листа бумаги для написания заявлений. С правами и обязанностями, а также с правилами СИЗО можно было ознакомиться на листах, приклеенных к двери.

Были и неприятные сюрпризы. Первое: санузел в метре от кровати. Второе: обнаружили, что белье не новое, хоть и чистое. Подушка вообще оказалась жесткой, как кусок дерева. Кормили нас как всех задержанных, хоть мы и надеялись на определенную привилегированность.

Когда мы обустроились на новом месте, дежурная включила ночной свет. В камерах должно быть видно, что там происходит, даже ночью. Но ведь при таком ярком освещении спать невозможно, по крайней мере нам, не привыкшим к такому порядку. Поэтому с уверенностью можно заявить, что ночь прошла практически без сна. От ощущения полного одиночества нас спасало хождение сотрудников СИЗО каждые 15 минут и перестукивание с соседней камерой, куда посадили мужскую половину журналистов. Стены толщиной в метр прекрасно пропускали звук.

Пробуждение не принесло радости. В 6 утра включился телевизор. И, конечно же, на криминальной передаче по НТВ. Видимо, чтобы задержанные окончательно проснулись, через несколько минут заработало радио. Распотрошив гигиенический пакет, мы обнаружили антибактериальное мыло, такую же зубную пасту с триклозаном, зубную щетку и рулон туалетной бумаги. В общем, утро прошло в просмотре «Папиных дочек», областных новостей и музыкального канала.

Хватит с нас эксперимента!

Проверка камер происходит в 8 утра. Мы с замиранием сердца прислушивались к бряцанию ключей, нетерпеливо ожидая проверяющих. Когда же дверь наконец открылась, мы сразу заявили, что эксперимента достаточно и мы хотим домой. Однако проверку нам провели. Мы получили кучу замечаний: неправильно застелена постель, посуда не помыта. Но чтобы ее помыть, надо было съесть завтрак. И хотя тушеная капуста с чахлыми сосисками выглядела не так уж плохо, нам есть почему-то не хотелось.

По плану сотрудников СИЗО мы должны были во второй день пройти всех врачей, поговорить с психологом, чтобы исключить склонность к суициду. Потом нас ожидала прогулка. Но мы наотрез отказались и завершили эксперимент. На прощание с нами встретился начальник СИЗО Игорь Мокеев, с которым мы поговорили об условиях содержания подозреваемых.

На одного задержанного государство выделяет 5500 рублей в месяц, - рассказал Игорь Мокеев. - От этой суммы у него остается 1500-2000. Он их может потратить или в нашем магазине, или на лекарства больным родителям, или на погашение иска. Для нас главное - создать минимально приемлемые условия, чтобы содержать в СИЗО людей. Да, порядки у нас довольно либеральные. Но ведь задача СИЗО - изолировать человека, обвиняемого в преступлении, от внешнего мира. Мы не должны его перевоспитывать. Здесь ценят слова и действия, порядочность в отношениях.

Может быть, и в следственном изоляторе есть высокие моральные принципы. Но для себя я решила: больше в СИЗО не вернусь. Хотя сотрудники на это ехидно добавили: «Не зарекайся».