Фигдор беды развода и пути их преодоления. Фигдор Г

Проблемы в партнерских отношениях

Следствием такой амбивалентности могут стать проблемы, как в супружеских, так и в других партнерских отношениях. Крайности повышают вероятность больших конфликтов, а бессознательное удерживание противоположных позиций почти неизбежно приводит к кризисам в супружеских отношениях. Даже если внешне все выглядят достаточно бесконфликтно, важные потребности остаются неудовлетворенными, что закладывает фундамент будущего душевного неблагополучия.

Потенциальные трудности партнерства не ограничиваются непосредственной областью сексуальных отношений. Проблемы самооценки и неумение обращаться с агрессивностью, как и зависимость самооценки от постоянного ее подтверждения извне, особенно в отношениях с любимыми людьми, тоже играют свою роль. Если такая потребность выражена достаточно сильно, это может лечь большой нагрузкой на партнера, чьи собственные "нарциссические" потребности в этом случае остаются "за бортом". Нарциссические же обиды ведут не только к неудовлетворенности, но и к агрессивности, чем и завершается фатальный круговорот: если обоюдная агрессивность подавляется – что, в общем, редко может длиться достаточно долго, – супруги постепенно отдаляются друг от друга; если же она выражается в открытых конфликтах, то в бывшем "разведенном" ребенке вновь оживают прошлые чувства вины и страха. Более того, каждая ссора оставляет за собой новую нарциссическую рану, а "победа" над партнером становится источником самоутверждения.

В своем долгосрочном исследовании Валлерштейн сделала интересное открытие: молодые люди, которые в детстве пережили развод родителей, гораздо выше оценивают значение длительных отношений, чем их сверстники, за плечами которых нет опыта развода, несмотря на то что они гораздо пессимистичнее смотрят вообще на возможность таких отношений. Это указывает на то, что процесс идентификации с родителями не только играет значительную роль в нашей самооценке, он определяет также, в каком именно свете видим мы себя. Опыт, который мы приобрели с нашими родителями, несет ответственность также за внутреннюю модель отношений между мужчиной и женщиной, которую мы себе создаем. Как бы ни выглядела эта модель в подробностях, но конечное заключение: "Все равно ничего хорошего из этого не получится, и в конце концов они все равно разойдутся!" сидит глубоко в душе каждого "разведенного" ребенка. В ходе психоаналитического лечения мне нередко приходилось видеть, насколько неразрывны между собой тоска по надежным и тесным любовным отношениям и неверие в их возможность. То есть не простое опасение, а, скорее, полная уверенность, основанная на собственном опыте: эти молодые люди постоянно ожидают повторения своей детской травмы. А ожидание заставляет искать защиту. Один вариант защиты заключается в том, чтобы не допустить вообще никаких интенсивных отношений и удовлетворяться поверхностными связями, которые нетрудно было бы оборвать. Но тогда этой "гарантии" избежания боли разлуки приносится в жертву самое заветное жизненное желание. Другая возможность состоит в том, чтобы во избежание опасности (снова) оказаться покинутым, покинуть самому. Люди, в свое время травмированные разводом родителей, – сознательно или бессознательно – постоянно остаются "начеку". Стремление "уйти, пока не поздно" имеет последствием то, что в кризисных ситуациях, а кризисы неизбежны во всех любовных отношениях, они слишком поспешно ставят точку. Вместо того чтобы сказать: "Мы еще посмотрим, что можно предпринять", они в любом кризисе видят лишь ужасное доказательство своих пессимистических ожиданий и переживают любое, может быть, вовсе и не такое уж серьезное, нарушение гармонии как конец всяческих отношений.

Но не только этот генеральный "предварительный" пессимизм по отношению к принципиальной возможности счастливых гетеросексуальных отношений ведет к ожиданию снова оказаться покинутым. Большую роль играет то обстоятельство, что именно любовный партнер представляет собой наиболее подходящий объект для переноса. Да и как может основное переживание, причиненное отцом ("Он покинул меня и предал"), не оказаться перенесенным на будущего любовного партнера, особенно со стороны женщины? Наиболее частый образец переноса у мужчин (конечно, бессознательный) заключается в том, что они склонны в любой женщине видеть властную мать.

Эти и другие образцы переносов не только нарушают уже состоявшиеся отношения, они влияют на сам выбор партнера. Несмотря на то, что сознательное представление о желательном партнере, как у мужчин, так и у женщин, скорее всего, противоположно личности матери или отца, "выбирают" они как раз тех, кто совсем не соответствует этому рисуемому себе идеальному образу. И чаще всего виною становится эротическое притяжение, которое не "интересуется" сознательным идеальным образом и возникает совсем не там, где хотелось бы. "Именно о таком мужчине я мечтала. Но я не люблю его!" – как часто приходилось мне слышать такие высказывания женщин о добрых, не агрессивных, заботливых и чувствительных мужчинах. Или то же самое – от мужчин в отношении женщин, которые способны любить, восхищаться, баловать мужчину и признавать его авторитет и т. д. И как часто приходится мне слышать нечто в этом роде: "Я знаю, это ужасно, но я ничего не могу поделать, я просто не могу без него (без нее)!".

На супружество переносятся не только детские образцы отношения к объектам, но и идентификации. Для мальчиков (частичная) потеря отца означает также и потерю важнейшего объекта идентификации; конечно, это не означает, что маленький мальчик станет теперь однозначно идентифицировать себя лишь с матерью. Идентификация с отцом может сохраниться или даже – в качестве замены реальных отношений – усилиться. Но идентификация с отсутствующим отцом имеет мало общего с реальностью, она остается, скорее, голым представлением, из которого рождается позитивная или негативная идеализация. Обе формы подготавливают путь несчастливой жизни: потому ли, что такие мужчины бессознательно сами постоянно подтверждают свою мнимую неполноценность или они на протяжении всей жизни стремятся достигнуть какого-то нереального идеала. Легко можно представить себе разрушительное воздействие всего этого на построение любых отношений, в том числе на любовную жизнь. Порой идентификация происходит с тем отцом, о котором он еще помнит: с мужем, который не в состоянии был удовлетворить запросы матери и поэтому был изгнан; или с агрессором, который безжалостно бросил жену и детей.

Девочкам, кажется, в этом отношении повезло больше, поскольку у них сохраняется первичный объект идентификации. Более того, в результате развода мать получает объективно возросшую власть и девочка из своей идентификации с ее силой может извлечь некоторую пользу, вплоть до компенсации, в какой-то степени, доли обиды по поводу того, что ее покинул отец. Но это лишь на первый взгляд. Если есть возможность проанализировать образцы отношений у женщин, то нередко можно столкнуться, собственно, с теми же процессами идентификации, что и у мальчиков (или мужчин): они идентифицируют себя с "доразводной" матерью, то есть с сильной и агрессивной матерью, которой отец никогда не мог угодить, или с матерью, которая целиком подчинялась отцу, позволяла себя использовать и, тем не менее, никогда не в состоянии была удовлетворить его запросы. Иными словами, одни женщины не дают спуску своим мужьям, а другие, наоборот, целиком подчиняются им, что ведет к тому, что девочки бессознательно повторяют отношения своих родителей. Как бы болезненны ни были эти сознательные переживания, они проявляют тенденцию бессознательно оживлять в партнере некогда потерянного отца.

Гельмут Фигдор (Helmuth Figdor) - известный австрийский психоаналитик, автор многочисленных научных трудов, основатель новой европейской школы специалистов для психоаналитически-педагогических воспитательных консультаций.

Одной из самых больших его заслуг является возрождение психоаналитической педагогики. Им разработаны принципиально новые концепции, ориентирующиеся на создание благоприятной воспитательной атмосферы, то есть таких отношений между воспитателями и детьми, которые приносили бы как можно меньше разочарований тем и другим, в то время как психоаналитическая педагогика двадцатых и тридцатых годов прошлого столетия ориентировалась, в отличие, на «профилактику» душевных нарушений или даже на создание «нового» человека; не случайно же она потерпела провал.

Гельмут Фигдор придает огромное значение работе с родителями, педагогами и воспитателями по той причине, что счастье и уравновешенность детей целиком зависят от того, чувствуют ли себя счастливыми и уравновешенными воспитатели. По ту сторону каких-либо оценок или осуждения он помогает взрослым осознать их чувства и свою взрослую роль во взаимоотношениях с детьми. Это понимание уже само по себе способно творить чудеса, понимание трудных ситуаций как бы само собой ведет к их разумному разрешению.

Гельмут Фигдор - один из ведущих специалистов в области разводов. Беды детей, по его утверждению, являются следствием родительских бед, поэтому помочь первым можно, только лишь оказав помощь вторым. Одну из самых больших проблем он видит в том захлестывающем чувстве вины, которое сопровождает развод, именно оно и мешает взрослым делать то, что необходимо детям. Он помогает преодолевать это невыносимое чувство, считая, что сам по себе развод нередко заключает в себе шанс добрых перемен не только для взрослых, но и для детей, и беда чаше всего не в самом разводе, а в том, как он протекает и какие последствия влечет за собой.

Данная книга исключительно полезна как для специалистов, так и для широкого круга читателей. Из нее вы не только узнаете о проблемах развода и об устройстве детской души, но и в собственной душе откроете немало такого, о чем до сих пор никогда сознательно не думали.

Предисловие

Памяти Ганса-Георга Трешера посвящается

Ганс-Георг Трешер был одним из виднейших представителей «новой» психоаналитической педагогики . Дружба наша завязалась уже с первого знакомства. Не только его деятельность, но и наши дружеские беседы оказались для меня чрезвычайно «теоретически интересными», более того, он оказал огромное влияние на развитие моей научной мысли. Неожиданная кончина друга в 1992 году стала для меня огромной личной потерей .

Тот факт, что пять лет спустя я посвящаю эту книгу ему, имеет свою особую причину. В большой степени благодаря его вере и поддержке я решился в 1990 году написать мой первый большой труд о детях разведенных родителей. Трешер работал тогда в издательстве «Матиас Грюневальд» и ему в моем, достаточно сухом заключительном отчете об одном из исследований Общества Зигмунда Фрейда удалось разглядеть потенциал интересной книги. Успех, сопровождавший мою книгу, вдохновил меня на дальнейшие исследования данной темы. Большую поддержку оказали мне материалы, полученные благодаря участию в конгрессах, в организации образовательной системы для психоаналитических педагогов, а также в работе с людьми, ищущими у меня совета и помощи. Итак, Ганс-Георг Трешер невидимо принимал участие в создании и этой, второй книги. К сожалению, мне не удалось поблагодарить его при жизни. Я делаю это сейчас.

Невольно думается о том, что первую свою книгу я посвятил моей учительнице и вдохновительнице Марте Кос-Роберте, которая открыла мне радость работы с детьми. Она ушла от нас в 1989 году. Итак, оба моих труда, в которых речь идет о разлуке, как бы случайно посвящены людям, которые безвременно ушли из моей жизни. А может быть, мы лишь тогда в состоянии по-настоящему, сознательно оценить значение для нас другого человека, когда он нас покидает? Именно это и есть одна из причин, почему мы так тяжело переживаем разлуки. Разлука оставляет нам чувство вины, потому что мы не совершили чего-то тогда, когда это еще можно было совершить.

Гельмут Фигдор, Вена, март 1997

Введение

«Возможно, название этой книги: «между травмой и надеждой» уже зародило у некоторых читателей ожидание, что я могу предложить один единственный путь, ведущий к исполнению надежды (пусть даже лишь одного из родителей), или путь избежания опасностей, связанных с долгосрочными последствиями развода у детей. Думаю, что в какой-то степени я все же ответил на важнейшие вопросы, но проблема заключается в том, что ответы эти не могут быть однозначными. Во всяком случае, я иногда использую свои «если» или «но», относящиеся к условиям, которые не могут быть предусмотрены, изменены или заранее оценены нашей читательницей или читателем.

В основе проблемы стоит как комплексность человеческой души, так и само «происшествие развода», где каждый «акт» имеет собственную драматургию. Во всяком случае невозможно понять, что, как и почему происходит в каждом отдельном случае, если не знать, что было раньше. Невозможно также предсказать, как окончится пьеса. Потому что действие пишут сами исполнители. Важнейшим фактором является объем их власти над событиями и ответственность за них. Но свобода исполнителей ограничена прошлым течением событий, которые невозможно стереть, а также определенными правилами (психологическими закономерностями), согласно которым количество вариаций весьма ограничено; присутствием исполнителей других ролей, преследующих иные цели, и, наконец, деятельностью своего собственного бессознательного. И только тот, кто осознает свою зависимость, имеет шансы достичь своих целей хотя бы частично».

Такими словами я начал заключительную главу моей первой книги о «детях развода» . Задача этой второй книги заключается в следующем:

>помочь родителям понять свою зависимость от множества обстоятельств и, в первую очередь, - гораздо шире, чем это было изложено в первом томе, - обратить внимание на их, в общем-то, достаточно большие возможности в формировании дальнейшей жизни;

>облегчить задачу профессиональных помощников в определении их места в этой «драме»: действующих лиц или все же режиссеров. Следует заметить, что мы слишком часто исполняем роль своего рода прожекторов, высвечивая лишь то, что нам хотелось бы высветить, и практически ничего не изменяя в том действии, которое происходит на сцене. Более того, порой мы многого не видим, поскольку основное действие разыгрывается, собственно, в темноте. Однако нельзя ли и здесь что-то изменить? В чем наша зависимость, и где лежат наши возможности? А главное - как можем мы повлиять на происходящее?

Предмет и основные темы данной книги

Начнем с родителей. В центре внимания первой книги находились следующие темы: сознательные и бессознательные психические процессы у детей, приводимые в движение разводом родителей; значение не столько самого развода, сколько личности ребенка и предыстории развода; и наконец, роль окружающих ребенка персон в переживании им развода.

Под окружающими персонами, естественно, в первую очередь понимаются родители. Но и их поведение зависит от целого ряда (противоречивых) сознательных и бессознательных мотивов, которые сложнейшим образом эмоционально связаны с собственной тяжелой ситуацией, с конфликтным отношением к разведенному супругу и к самому ребенку. Из того, что довелось мне узнать о (сознательном и бессознательном) «внутреннем мире» родителей, можно сделать вывод, что он-то и является определяющим фактором во «внешнем мире» ребенка.

Довольно бегло в конце первой книги я затронул тему «новых партнеров родителей». В данной книге проблемам новой семьи будет уделено гораздо больше внимания и не только потому, что здесь речь идет о том событии, которое ожидает большинство детей разведенных родителей , а прежде всего потому, что новое супружество родителей может играть для детей совершенно особенную и весьма положительную роль. Конечно, лишь в том случае, если ребенок с симпатией принимает нового мужа матери или новую жену отца и это новое супружество не окажется вновь разрушенным.

В действительности же отношения между детьми и новыми партнерами родителей чаще всего развиваются довольно сложно. Эти сложности влияют не только на самочувствие и психическое развитие детей в новой семье, они играют не последнюю роль и в том, что партнерства эти быстро распадаются или же вовсе не успевают начаться по-настоящему. Конфронтация с новым партнером родителя образует своего рода новый акт «драмы» развода, что также является частью судьбы «разведенных» детей. И здесь речь идет не столько о реальных обстоятельствах, сколько о чувствах и фантазиях, возникающих у детей при появлении нового партнера и сильно напоминающих те чувства и фантазии, которые ребенок уже развил в ходе развода. Сложности эти далеко не ограничиваются лишь отношением к новому партнеру родителя, они захватывают также отношение ребенка к родителям и к самому себе.

Новая семья представляет собой большую трудность не только для ребенка, проблемы часто возникают и в отношениях взрослых, что чрезвычайно осложняет положение детей.

Новое супружество родителей, то есть новая семья, представляет собой предпоследний акт «драмы» развода. Последний ее акт - взрослая жизнь, в которой и проявляются долгосрочные его последствия.

В заключение первой книги я привел несколько примеров долгосрочных последствий развода; сейчас мне хотелось бы несколько расширить эту тему: с одной стороны, я попытаюсь (по мере возможности) на примерах отдельных судеб теоретически обобщить характерные черты бывших «детей разводов», но прежде всего я обращусь к вопросу: можно ли избежать этих негативных долгосрочных последствий?

Я хочу обратить внимание на то, что в описанных долгосрочных последствиях речь идет лишь о самой тенденции, но мера, в которой развод так или иначе влияет на (дальнейшее) жизненное счастье ребенка, может быть очень различной. Не подлежит сомнению, что надежда - в отношении детей, - возлагаемая на развод, базируется в первую очередь на альтернативе конфликтной семьи и что удачное преодоление развода - это гораздо больше, чем простое ограничение ущерба.

Можно ли считать подобное обобщение достаточно обоснованным - ведь в существующей ситуации у нас едва ли есть возможность изучить «оптимальные» судьбы «детей разводов»? Думаю, здесь можно все же положиться на теоретические заключения. Начнем с того, что разлука - это судьба не только детей разведенных родителей. Разлуки определяют весь ход развития каждого человека: вначале это расставание с материнским телом; с материнской грудью; сломом, когда дети идут в детский сад; расставание с друзьями, если приходится менять место жительства или школу; расставание с родителями при достижении зрелого возраста и т. д. Все эти разлуки имеют две стороны: несмотря на то что они полны боли и оставляют шрамы, они приносят и что-то доброе, отвоевывая новую свободу, делая возможным рост автономии, что является непременным условием развития. Не может ли и развод - при всей боли и всех неизбежных шрамах - при соблюдении определенных, выгодных, условий иметь также и позитивные последствия?

Вполне справедливым было бы возражение, что ребенок в ходе «нормального» опыта разлук , как минимум, не теряет свои первичные любовные объекты насовсем. И это означает только одно: к «счастливым обстоятельствам» развода, безусловно, относится сохранение добрых и интенсивных отношений и с тем родителем, который живет теперь отдельно.

Далее я спросил себя, к чему, собственно, стремится психотерапевт в работе с пациентами, пережившими в детстве развод родителей? Успех (психоаналитической) психотерапии можно считать достигнутым, если пациент, наконец, хорошо себя чувствует и лучше подготовлен к жизни. Чего невозможно добиться, - так это сделать недействительными переживания развода. Но, присутствуя в личности, они все же перестанут влиять на способность человека быть счастливым. Итак, может здесь помочь только психотерапия или все же можно предположить, что удачные обстоятельства развода и послеразводного периода в состоянии ограничить нанесение возможного ущерба психике ребенка!

Если такие надежды оправдаются, то профессиональным помощникам можно будет не только отвести существенную роль, но и возложить на них большую ответственность. Таким образом, мы подошли к третьей теме данной книги: в какой именно помощи нуждаются дети или их семьи? Как должна выглядеть эта помощь? Конечно, на нас нельзя смотреть как на действующих лиц «драмы», но мы должны защитить себя и от роли «прожекторов». На роль режиссеров мы, конечно, тоже не годимся. Во-первых, мы не можем руководить действиями участников «спектакля», во-вторых, они все равно не станут нам подчиняться, и, в-третьих, сами роли в данном случае уже кем-то написаны. И все же в какой-то степени мы в состоянии повлиять на ход развития этой «драмы».

Продолжив литературное сравнение, скажем, что профессиональный помощник прежде всего обязан следить за работой драматургов. Ведь он уже хорошо знаком со многими пьесами, их течением и финалом. Знаком он также с возможностями и желаниями актеров. Пусть он остается всего лишь консультантом, но своей деятельностью он в состоянии в большой степени определять репертуар.

Конечно, одним лишь распределением ролей можно достигнуть немногого. Вопрос, который больше всего занимал меня в последние годы, звучит так: каким образом можно заставить родителей изменить свое поведение, если мы знаем, как мало оно зависит от их сознательных и рациональных устремлений? Результат моей практической работы и теоретических размышлений представлен в данной книге в форме концепции психоаналитически-педагогической консультации для разведенных родителей . Я обращаюсь к проблемам сеттинга и индикации и особенно к вопросу: работа с родителями или психотерапия ребенка? В заключение я освещу некоторые важные методические и технические трудности терапевтической работы с разведенными родителями и покажу возможности их разрешения.

IV

Специалисты, имеющие дело с разведенными семьями, поневоле сталкиваются с той областью, которая - теоретически и практически - кажется обратной стороной педагогических и психотерапевтических устремлений: с позицией судей и адвокатов, а также с действием законов, формирующих эту позицию. Уже в тот момент, когда мне пришлось иметь дело с моей первой судебной экспертизой, мне стало ясно, насколько тесно личные переживания и действия разводящихся родителей связаны с этими институциональными условиями. Дело в том, что законы и юридические процессы вторгаются непосредственно в мир чувств детей и их родителей и часто далеко не тем способом, который был бы оптимален для использования шансов развития ребенка. Поскольку в настоящее время во многих европейских странах, в том числе в Германии и Австрии, ведутся яростные дискуссии о реформах в области семейных законов, я решился изложить некоторые психоаналитически-педагогические соображения по данной проблематике и прежде всего по вопросу так называемого совместного права на воспитание, а также о границах и шансах государственного надзора, например, в случаях нарушений права посещений или предписания консультации для родителей.

Как уже было сказано, в наших обследованиях речь идет не о внешнем поведении и образцах интеракций или, вернее, об этом речь идет лишь тогда, когда это имеет важное значение для данного индивидуума. Важнее рассмотреть внутрипсихические и прежде всего бессознательные процессы, которые детерминируют поведение субъекта именно по причине своей бессознательности. Это требует, естественно, объяснения методов проведения обследования. Наблюдения за поведением, статистические выкладки, систематизация интервью или опросных листов - все это не может рассматриваться само по себе, без дальнейших пояснений. Кроме того, мы не можем пригласить «на кушетку» членов семьи пациента, которых было бы важно обследовать. Таким образом, классический психоаналитический метод выявления содержания бессознательного тоже отпадает.

Особое внимание, которое мы уделяем внутрипсихическим процессам, определяет те способы и методы, которыми мы пользуемся в каждом отдельном случае. Из моего опыта супервизора мне хорошо известно, как многие консультанты, сидя перед клиентом, мучительно спрашивают себя: «Что мне делать? Что я должен сейчас сказать? Как можно решить эту проблему?» и т. д. Я думаю, что тут следовало бы задаваться совсем иными вопросами: «Что здесь, собственно, происходит? В чем здесь проблема и как она выражена?». Или: «Понял ли я уже суть?». Это означает, что выявление содержания внутрипсихических процессов является не только научно-исследовательской задачей, оно играет и огромную практическую роль. Понимание внутренних процессов является условием помощи пациенту. Иными словами, каждый отдельный случай волей-неволей является небольшим научным исследованием.

Используемые методы могут быть различными.

Идентификация с клиентом. Именно она дает нам возможность узнать и почувствовать, что с ним происходит, включая и то, о чем не догадывается он сам. Нам же доступно такое понимание, потому что лично мы не замешаны в его внутренних конфликтах и поэтому у нас нет необходимости защищаться от них путем вытеснения. Этот важнейший метод психоаналитического понимания находится в распоряжении консультанта и для его использования нет необходимости в психоаналитически-терапевтическом сеттинге.

При работе с детьми это проективные тестовые методы , а также структурированные или частично структурированные методы интервьюирования.

Нередко важные открытия приносят и обычные беседы о сознательных, но, тем не менее, тайных переживаниях детей. Дети, испытывая доверие к нейтральному консультанту, часто доверяют ему вещи, которые они не в состоянии доверить своим близким.

Наконец, в нашем распоряжении имеется такой важнейший инструмент психоаналитически-педагогической консультации для родителей (при помощи которого разъясняются внутренние бессознательные процессы), как психоаналитически-педагогическое просвещение. (Об этом подробнее речь пойдет в четвертой главе.)

Таким образом, каждый отдельный случай в моей практике обогащал меня новыми познаниями, которыми я и делюсь с читателем в данной книге. Я многому научился от детей, которые проходили у меня психотерапевтическое лечение. Наконец и случаи «классического» психоанализа тоже внесли свой вклад: в последние годы я лечил многих пациентов, родители которых разошлись, когда пациенты были еще детьми, а также тех, кто сам был в разводе или собирался разводиться.

Итак, избираемые методы обследования должны ориентироваться на каждый отдельный случай, лишь таким образом можно добиться оптимального эффекта. Поэтому я считаю, что в данной области едва ли возможны статистические обобщения. Более того, один развод не похож на другой. Развод невозможно рассматривать как событие само по себе, он - то, что из него делает человек, то есть определенный человек в своей определенной ситуации. Точно так же, как поженились вы по своим, совершенно особенным причинам, расходитесь вы тоже своими, совершенно индивидуальными путями, и нет двух человек, которые свой разрыв и свое разведенное «родительство» переживали бы совершенно одинаково. И нет двух детей, для которых развод родителей означал бы абсолютно одно и то же. Тогда возникает вопрос, возможно ли в этом случае вообще говорить об общей природе развода? В известном смысле, да. Конечно, невозможно рассмотреть все великое множество вариаций выражения переживаний и различных стилей поведения, но я постараюсь показать те случаи, которые, по моему опыту, можно считать наиболее типичными.

Глава 1. Травма развода

Пусть боль себя в стенаньях изливает:

Немая скорбь нам сердце разрывает.

Шекспир, «Макбет»

1.1. Как дети и их родители переживают развод ?

Передо мной сидит молодая пара. Он полгода назад «смертельно» влюбился в другую женщину. Для нее это оказалось громом среди ясного неба. Недели прошли в ссорах и слезах, в результате они решили разойтись. Четырехлетняя дочка Клара, обожающая своего папу, теперь будет жить с мамой. Мама, тем не менее, хочет, чтобы ее дочь и дальше поддерживала хорошие отношения с отцом. И мать, и отец в дальнейшем желают делить ответственность за благополучие и воспитание ребенка. Им хотелось бы все делать правильно, поэтому они и обратились ко мне за консультацией. Я спросил у этих симпатичных людей, что они понимают под словами «все делать правильно». Отец поспешил ответить: «Чтобы дочка не очень переживала из-за развода».

Надежда на то, что дети не будут слишком сильно переживать из-за развода, обнаруживается у многих родителей. И это понятно, поскольку едва ли существует хотя бы один развод, который не вызывал бы у любящих родителей тяжелого чувства вины. И здесь мы имеем дело с первой проблемой, чувствительно снижающей шансы детей благополучно пережить развод. Надеждой на то, что можно развестись, не причинив детям боли, родители широко открывают двери таким механизмам защиты, как отрицание и вытеснение. Тогда, принимая желаемое за действительное, они просто не замечают, как их дети страдают из-за развода. Они не желают принимать всерьез те знаки, которыми дети сигнализируют о своих несчастьях и страхе. Нередко и дети при этом как бы играют с родителями заодно. Потому что, находясь в подобной же тяжелой ситуации, они не желают смотреть в глаза своим переживаниям, что и заставляет их отрицать свои проблемы.

Это достаточно часто встречающийся феномен. Хотя мы и знаем из научной литературы, что развод относится к тем событиям в жизни ребенка, которые чаще всего ведут к образованию невротических симптомов (и мы находим здесь всю широчайшую палитру этих типичных симптомов, идет ли речь о ночном недержании, о трудностях в школе, агрессивности, депрессивных настроениях, регрессиях, психосоматических заболеваниях и др.), но мне приходится видеть, что только немногие дети открыто проявляют свои реакции на развод. Чаще это выглядит примерно так: мать зовет детей и сообщает им: «Мама и папа разводятся». Дети, может быть, спрашивают в ответ: «Почему?» - «Да потому что мы не понимаем больше друг друга, нам тяжело вдвоем. И мы часто ссоримся». Тогда дочка спрашивает: «Мне придется теперь ходить в другой детский сад?» - «Нет!» - «Ну, тогда все в порядке», - говорит она и уходит. А сын: «Ты хочешь еще что-то сказать или я могу играть дальше?» У матери в этом случае падает камень с сердца: «Слава Богу, оказывается, это не так уж страшно!».

Часто ни дети, ни родители не желают принимать всерьез действительное значение развода. И лишь иногда это удивительное негласное соглашение между бессознательными ожиданиями родителей и детей становится видимым. Например, в семье, о которой только что шла речь, три дня спустя, когда отец в отсутствие матери собирал в спальне свои чемоданы, дети спросили его: «Папа, что ты делаешь?» - «Я упаковываю мои вещи. Вы же знаете, что я переезжаю!» В ответ дети вдруг громко разрыдались (инициатива развода исходила от матери). И это были те же самые дети, которые три дня назад столь спокойно и, казалось бы, безразлично выслушали объяснение матери. Что же произошло? А дело в том, что, в отличие от матери, для отца было бы невыносимой обидой, если бы дети равнодушно или облегченно прореагировали на его уход (ведь он хотел остаться). У детей имеются своего рода «антенны» для улавливания подобных ожиданий родителей, и они стараются соответственно на них отвечать. Таким образом, они становятся как бы «терапевтами» матери (или в ином случае, как мы видели, отца). Не проявлять своей боли удается им тем легче, чем сильнее они сами не желают воспринимать всерьез свою собственную боль. И они способны ее ощущать и показывать лишь тогда, когда им для этого - как в случае с отцом (причем совершенно бессознательно) - окажется предоставленным «помещение». Но проявление открытой боли, тем не менее, - это единственный способ ее преодоления. В ином случае она не может быть «переработана», и тогда в детской душе навсегда остаются глубокие шрамы.

То обстоятельство, что развод родителей приносит боль детям, мы должны рассматривать как данность. Во всяком случае всем тем детям, которые развили в себе любовное отношение к обоим родителям, независимо от конфликтов в этих отношениях. Развод или уход одного из родителей вызывает в них целый ряд страхов, чувств и мыслей, важнейшие из которых мы сейчас назовем.

Прежде всего это страх вообще никогда больше не увидеть папу . А это означает навсегда потерять человека, которого ты любишь больше всех. Размеры этого страха зависят не только от реальной опасности, разлука, как мы знаем из опыта психоанализа, не может рассматриваться лишь сама по себе, она тесно связана с прошлым данного человека. И такова любая разлука в наших переживаниях; она в той или иной форме вновь вызывает к жизни и активизирует переживания и страхи разлук, которые мы уже пережили когда-то раньше.

Сюда часто присоединяется другой страх, и он особенно характерен для маленьких детей. Ведь часто родители объясняют причины развода так: «Мы не любим больше друг друга и много ссоримся» и т. п. Вот тут-то и может оказаться разрушенной иллюзия, которую сохраняли дети, чья жизнь до сих пор была более или менее счастливой, а именно: их вера в вечность любви. Они вдруг узнают, что у любви тоже бывает конец. «Если любовь тоже кончается (как сейчас между мамой и папой), кто знает, не кончится ли однажды мамина или папина любовь ко мне?» Это значит, что дети в ходе развода начинают всерьез опасаться, что, может быть, в какой-то день они окажутся покинутыми родителями.

С этим связаны и другие травматические аффекты. У многих детей развод вызывает частичную потерю своей идентификации: «И тогда я совершенно перестала понимать, кто я, собственно, такая!». Вряд ли можно сказать точнее, чем это сказала одиннадцатилетняя девочка, проходившая у меня терапию. То, что разлука вызывает не «просто» разочарование, печаль и страхи, а также своего рода потерю себя, связано с тем, что любые любовные отношения изменяют нас, а именно: мы «принимаем в себя» часть любимого человека. Часть своего общего самочувствия черпаю я из моей совместной жизни с человеком, которого я люблю, который заботится обо мне, с которым я могу себя сравнивать и которым я восхищаюсь. Его уход отнимает у меня не только моего партнера, но и часть моей личности. Каждый из нас пережил разлуки, и разве мы не знаем, что в этот момент у нас словно вырывают часть сердца, часть нашего тела, как если бы мы потеряли часть самого себя.

Воздействие разлуки на детей протекает и того драматичнее, потому что огромная часть развития их собственной личности основывается на идентификации с аспектами личностей родителей в том виде, в каком они их воспринимают. Таким образом, разлука не просто делает ребенка в большой степени одиноким, она его буквально «ополовинивает». Часто он теряет именно «мужественные» части своей личности (чувство силы, независимость и т.д.). В определенном возрасте идентификация ребенка с отцом непременно относится к восприятию собственного Я.

Развод родителей вызывает у детей и другие чувства. Например, агрессивность. Она появляется от того, что ребенок чувствует себя покинутым, преданным, он чувствует, что его желания не вызывают уважения. Или агрессивность может противостоять страху. Большей частью дети направляют свою ярость против того родителя, которого они считают виновным в разводе. Порой она оборачивается против обоих или поочередно то против отца, то против матери.

Особенно важно то обстоятельство, что многие дети (официально около половины) винят в разводе самих себя (напр. Wallerstein/Kelly, 1980). И чем дети младше, тем чаще они чувствуют себя виноватыми. По моему опыту, число таких детей намного больше. Минимум часть вины берут на себя почти все дети. Здесь большую роль играет стадия развития ребенка. Ребенок по природе своей эгоцентричен, то есть он чувствует себя центром Вселенной и просто не может себе представить, что что-либо в этом мире происходит без его участия. Детям свойственен своего рода магический характер мышления . Но, даже если не заходить так далеко, следует отметить, что часто в семейных конфликтах именно дети выступают в роли посредников, пытаясь примирить родителей, и если такое не удается, то для ребенка это означает провал его стараний. Наконец ни для кого не секрет, что родительские конфликты нередко возникают именно на почве воспитания детей. И когда ребенок видит, что родители ссорятся из-за него, конечно же, он не может не думать, что именно он является основной причиной их ссор. Итак, что же удивительного в том, что у большинства детей разведенных родителей мы находим это чувство вины? И чувство это относится к тем душевным реакциям, которые особенно тяжелы, поэтому против них незамедлительно должны быть пущены в ход механизмы «защиты» (депрессивные или меланхолические настроения, вытеснение, замена чувства вины, например, упреками) . Часть агрессивной симптоматики, которую дети развивают в ходе развода, проистекает не только из разочарования, ярости или детских страхов, в большой степени она порождается чувством вины.

Однако все эти нагрузки нельзя считать абсолютно непреодолимыми. Развод - это кризис, кото рый вызывает различные аффекты и чувства. Здоровый, в известном смысле нормальный ребенок просто обязан реагировать на такой кризис. Надежда, что ребенок может на него не реагировать, стоит на шатком фундаменте. Только тот ребенок не станет реагировать на такое событие, отношение которого к родителям уже давно и окончательно разрушено, так что прерывание или освобождение от этих отношений представляет собой скорее облегчение, чем боль. Итак, я повторяю: каждый в известной степени психически здоровый и нормальный ребенок должен реагировать на развод, и его внешнее спокойствие или кажущаяся безучастность еще ничего не говорят о его внутреннем состоянии. Понимание всего этого является первым шагом к преодолению кризиса.

Страхи, о которых говорилось выше, могут проявляться в разнообразных симптомах. Родители, и прежде всего тот из них, с кем живет ребенок (чаще всего это мать), должны в это время проявлять необыкновенно много внимания и терпения по отношению к этим симптомам (которые в это время еще не являются «невротическими», пока что это реактивное приспособление к изменившейся жизненной ситуации, так называемые реакции переживаний , и они, если приспособление удастся и страхи будут преодолены, удалятся сами собой).

Дети должны иметь возможность регрессировать, для того чтобы суметь восстановить то доверие, которое в ходе развода оказалось потерянным. К проявлениям регрессий относится усиленная зависимость, потребность контролировать мать, склонность к слезам и капризы, это может быть также ночное недержание, приступы ярости и т. д. Итак, родители должны сильно редуцировать свои обычные ожидания, которые они предъявляют к детям. Конечно, это не значит, что все следует пустить на самотек и отменить всякие рамки. Но обычное «нет» обязательно должно произноситься без упрека. Родители должны понимать, что их, например, шестилетний сын в настоящий момент «функционирует», как трехлетний, и по-другому он в этой ситуации просто не может! Мать должна смягчать свое раздражение и облегчать ребенку следующее за ссорой примирение. То же относится к воспитателям детских садов и учителям.

Следует много разговаривать, ежедневно, ежечасно, об одном и том же, отвечая на вопросы: «Почему вы больше не вместе?» и «Объясни мне это еще раз!» и т. д. Терпеливо и с любовью следует снова и снова уверять детей, что они все еще любимы и всегда будут любимы, что они и дальше будут видеть папу (если это действительно так), что сами они ни в коем случае не виноваты в разводе и т. д. Речь идет не только об ответах на задаваемые вопросы. Многие дети вообще не задают вопросов. Родители со своей стороны должны форсировать эти разговоры, особенно тогда, когда состояние ребенка явно выдает его переживания.

ББК 88.5 УДК 159.923 Ф49

Л. Г. Асмолов В. А. Болотов В. П. Борисенков А. А. Деркач А. И. Донцов

Главный редактор

Д. И. Фельдштсйн

Заместитель главного редактора

С. К. Бондарева

Члены редакционной коллегии:

И. В. Дубровина М. И. Кондаков В. Г. Костомаров Н. И. Малофеез

Н. Д. Никандров В. А. Поляков В. В. Рубцов Э. В. Сайко

Фигдор Г.

Беды развода и пути их преодоления. В помощь роди­телям и консультантам по вопросам воспитания / Пер. Дианы Видра. - М.: Московский психолого-со-циадьный институт, 2006. - 372 с. ISBN 5-89502-613-3

Г. Фигдор -- один из ведущих специалистов в области разво­дов. Беды детей, по его утверждению, являются следствием роди­тельских бед, поэтому помочь первым можно, только лишь оказав помощь вторым. Одну из самых больших проблем автор видит в том захлестывающем чувстве вины, которое сопровождает развод, именно оно и мешает взрослым делать то, что необходимо детям. Автор помогает преодолевать это чувство, считая, что сам по себе развод нередко заключает в себе шанс добрых перемен не только для взрослых, по и для детей, и беда чаще всего не в самом разводе, а в том, как он протекает и какие последствия влечет за собой.

Данная книга исключительно полезна как для специалистов, так и для широкого круга читателей. Из нее вы не только узнаете о проблемах развода и об устройстве детской души, но и в собствен­ной душе откроете немало такого, о чем до сих пор никогда созна­тельно не"думали.

ISBN 5-89502-613-3 (МПСИ)

ISBN 6-00118-008-2 (ООО «Багира-2»)

© Московский психолого-социальный

Институт, 2006

© Перевод Дианы Видра, 2006 © Дизайн и верстка ООО «Багира-2», 2006
Предмет и основные темы данной книги

Начнем с родителей. В центре внимания пер­вой книги находились следующие" темы: сознатель­ные и бессознательные психические процессы у де­тей, приводимые в движение разводом родителей; значение не столько самого развода, сколько личнос­ти ребенка и предыстории развода; и наконец, роль окружающих ребенка персон в переживании им раз­вода.

Под окружающими персонами, естественно, в первую очередь понимаются родители. Но и их по­ведение зависит от целого ряда (противоречивых) со­знательных и бессознательных мотивов, которые сложнейшим образом эмоционально связаны с собст­венной тяжелой ситуацией, с конфликтным отноше­нием к разведенному супругу и к самому ребенку. Из того, что довелось мне узнать о (сознательном и бессознательном) «внутреннем мире» родителей, можно сделать вывод, что он-то и является определя­ ющим фактором во «внешнем мире» ребенка.

Довольно бегло в конце первой книги я затро­нул тему «новых партнеров родителей». В данной книге проблемам новой семьи будет уделено гораздо больше внимания и не только потому, что здесь речь идет о том событии, которое ожидает большинство детей разведенных родителей 4 , а прежде всего потому, что новое супружество родителей может играть для детей совершенно особенную и весьма положитель­ную роль. Конечно, лишь в том случае, если ребенок с симпатией принимает нового мужа матери или но­вую жену отца и это новое супружество не окажется вновь разрушенным.

В действительности же отношения между деть­ми и новыми партнерами родителей чаще всего раз­виваются довольно сложно. Эти сложности влияют не только на самочувствие и психическое развитие детей в новой семье, они играют не последнюю роль и в том, что партнерства эти быстро распадаются или же вовсе не успевают начаться по-настоящему. Кон­фронтация с новым партнером родителя образует своего рода новый акт «драмы» развода, что также яв­ляется частью судьбы «разведенных» детей. И здесь речь идет не столько о реальных обстоятельствах, сколько о чувствах и фантазиях, возникающих у детей при появлении нового партнера и сильно напомина­ющих те чувства и фантазии, которые ребенок уже развил в ходе развода. Сложности эти далеко не огра­ничиваются лишь отношением к новому партнеру ро­дителя, они захватывают также отношение ребенка к родителям и к самому себе.

В настоящее время только половина детей разведенных родителей живет в новых семьях. Но психические проблемы в общении с новыми партнерами родителей.возникают, конечно, гораздо чаще: удетей, роди­тели которых не женаты, но живут с новыми партнерами; у детей, кото-рыс вынуждены входить в контакт в меняющимися партнерами матерей; и наконец, удетей, отцы которых обзаводятся новой подругой.

Новая семья представляет собой большую трудность не только для ребенка, проблемы часто воз­никают и в отношениях взрослых, что чрезвычайно осложняет положение детей.

Новое супружество родителей, то есть новая се­мья, представляет собой предпоследний акт «драмы» развода. Последний ее акт - взрослая жизнь, в кото­рой и проявляются долгосрочные его последствия.

В заключение первой книги я привел несколь­ко примеров долгосрочных последствий развода; сейчас мне хотелось бы несколько расширить эту те­му: с одной стороны, я попытаюсь (по мере возмож­ности) на примерах отдельных судеб теоретически обобщить характерные черты бывших «детей разво­дов», но прежде всего я обращусь к вопросу: можно ли избежать этих негативных долгосрочных послед­ствий?

Я хочу обратить внимание на то, что в описан­ных долгосрочных последствиях речь идет лишь о самой тенденции, но мера, в которой развод так или иначе влияет на (дальнейшее) жизненное счас­тье ребенка, может быть очень различной. Не подле­жит сомнению, что надежда - в отношении детей, - возлагаемая на развод, базируется в первую очередь на альтернативе конфликтной семьи и что удачное преодоление развода - это гораздо больше, чем про­стое ограничение ущерба.

Можно ли считать подобное обобщение доста­точно обоснованным - ведь в существующей ситуа­ции у нас едва ли есть возможность изучить «оптимальные» судьбы «детей разводов»? Думаю, здесь можно все же положиться на теоретические заключе­ния.

Начнем с того, что разлука - это судьба не толь­ко детей разведенных родителей. Разлуки определяют весь ход развития каждого человека: вначале это рас­ставание с материнским телом; с материнской гру­дью; сломом, когда дети идут в детский сад; расстава­ние с друзьями, если приходится менять место жи­тельства или школу; расставание с родителями при достижении зрелого возраста и т. д.

Все эти разлуки имеют две стороны: несмотря на то что они полны бо­ли и оставляют шрамы, они приносят и что-то доб­рое, отвоевывая новую свободу, делая возможным рост автономии, что является непременным условием развития. Не может ли и развод - при всей боли и всех неизбежных шрамах - при соблюдении опре­деленных, выгодных, условий иметь также и позитив­ные последствия?

Вполне справедливым было бы возражение, что ребенок в ходе «нормального» опыта разлук 5 , как минимум, не теряет свои первичные любовные объекты насовсем. И это означает только одно:

S Нормален данный опыт разлук, конечно, всегда по отношению к совершенно определенным общественным условиям. Едва ли где упо­минается о том, что с точки зрения здорового и счастливого развития ре­бенка те общественные условия, которые вынуждают детей еще до дости­жения трехлетнего возраста целый день проводить в детском саду, где до тридцати детей остаются под присмотром всего одной воспитательницы, по справедливости должны считаться невыносимыми. Но и из этого об­щего бедственного положения наших «педагогических учреждений» мно­гие дети умудряются почерпнуть для себя и нечто хорошее (к сожалению, далеко не все). Обвинения в безответственности, однако, предъявляются скорее к отдельным личностям, например, к разведенным родителям, чем к общественной системе в целом. При этом следует заметить, что как раз представители данных учреждений особенно охотно оперируют подобны­ми упреками и обвинениями.

И все же в какой-то степени мы в состоя­нии повлиять на ход развития этой «драмы».

Продолжив литературное сравнение, скажем, что профессиональный помощник прежде всего обя­зан следить за работой драматургов. Ведь он уже хорошо знаком со многими пьесами, их течением и финалом. Знаком он также с возможностями и же­ланиями актеров. Пусть он остается всего лишь кон­сультантом, но своей деятельностью он в состоянии в большой степени определять репертуар.

Конечно, одним лишь распределением ролей

Можно достигнуть немногого. Вопрос, который воль­те всего занимал меня в последние годы, звучит так: каким образом можно заставить родителей изменить свое поведение, если мы знаем, как мало оно зависит от их сознательных и рациональных устремлений? Ре­зультат моей практической работы и теоретических размышлений представлен в данной книге в форме концепции психоаналитически-педагогической кон­сультации для разведенных родителей**. Я обращаюсь к проблемам сеттинга и индикации и особенно к во­просу: работа с родителями или психотерапия ребенка? В заключение я освещу некоторые важные методиче­ские и технические трудности терапевтической рабо-

" Данная концепция в свое время выросла в общую концепцию психоаналитически-педагогической воспитательной консультации, со­гласно которой вот уже в течение шести лет дипломированные педагоги и психологи получают образование психоаналитически-педагогических консультантов по трехлетней программе. (См. Фигдор Г. «Психоаналити­чески-педагогическая консультация. Ренессанс одной классической идеи». Опубликована с сокращениями в «Московском психотерапевти­ческом журнале», 1, 1998 и полностью в книге «Как научиться мне пони­мать тебя, мое дитя?», изд-во «Институт психотерапии», 2000).

К методу обследования

Как уже было сказано, в наших обследованиях речь идет не о внешнем поведении и образцах интер­акций или, вернее, об этом речь идет лишь тогда, ког­да это имеет важное значение для данного индивидуу­ма. Важнее рассмотреть внутрипсихические и прежде всего бессознательные процессы, которые детерми­нируют поведение субъекта именно по причине своей бессознательности. Это требует, естественно, объяс­нения методов проведения обследования.

Наблюде­ния за поведением, статистические выкладки, систе­матизация интервью или опросных листов - все это не может рассматриваться само по себе, без дальней­ших пояснений. Кроме того, мы не можем пригласить «на кушетку» членов семьи пациента, которых было бы важно обследовать. Таким образом, классический психоаналитический метод выявления содержания бессознательного тоже отпадает 7 .

Особое внимание, которое мы уделяем внутри-психическим процессам, определяет те способы и ме­тоды, которыми мы пользуемся в каждом отдельном случае. Из моего опыта супервизора 11 мне хорошо из-

Дывается он сам. Нам же доступно такое пони­мание, потому что лично мы не замешаны в его внутренних конфликтах и поэтому у нас нет необходимости защищаться от них путем вы­теснения. Этот важнейший метод психоанали­тического понимания находится в распоряже­нии консультанта и для его использования нет необходимости в психоаналитически-терапев­тическом сеттинге.

• 
  При работе с детьми это проективные тесто­вые методы 9 , а также структурированные или частично структурированные методы интер­вьюирования.
• 
  Нередко важные открытия приносят и обыч­ные беседы о сознательных, но, тем не менее, тайных переживаниях детей. Дети, испытывая доверие к нейтральному консультанту, часто доверяют ему вещи, которые они не в состоя­нии доверить своим близким.
• 
  Наконец, в нашем распоряжении имеется такой важнейший инструмент психоаналити­чески-педагогической консультации для роди­телей (при помощи которого разъясняются внутренние бессознательные процессы), как психоаналитически-педагогическое просвеще­ние. (Об этом подробнее речь пойдет в четвер­той главе.)

«Проективные тесты» - это психологические тесты, которые дают возможность распознать аспекты внутренней жизни обследуемой персо­ны в ее ответах на вопросы, играх или рисунках (как на проективном эк­ране). Поскольку познания, полученные на основании одного теста, как правило, недостаточны, то обследование производится при помощи мно­гих тестов, так называемой «тестовой батареи».

Таким образом, каждый отдельный случай в мо­ей практике обогащал меня новыми познаниями, кото­рыми я и делюсь с читателем в данной книге. Я много­му научился от детей, которые проходили у меня психо­терапевтическое лечение. Наконец и случаи «классичес­кого» психоанализа тоже внесли свой вклад: в последние годы я лечил многих пациентов, родители которых ра­зошлись, когда пациенты были еще детьми, а также тех, кто сам был в разводе или собирайся разводиться.

Итак, избираемые методы обследования должны ориентироваться на каждый отдельный слу­чай, лишь таким образом можно добиться оптималь­ного эффекта. Поэтому я считаю, что в данной обла­сти едва ли возможны статистические обобщения. Более того, один развод не похож на другой. Развод невозможно рассматривать как событие само по се­бе, он - то, что из него делает человек, то есть опре­деленный человек в своей определенной ситуации.

Точно так же, как поженились вы по своим, совер­шенно особенным причинам, расходитесь вы тоже своими, совершенно индивидуальными путями, и нет двух человек, которые свой разрыв и свое раз­веденное «родительство» переживали бы совершен­но одинаково. И нет двух детей, для которых развод родителей означал бы абсолютно одно и то же. Тогда возникает вопрос, возможно ли в этом случае вооб­ще говорить об общей природе развода? В известном смысле, да. Конечно, невозможно рассмотреть все великое множество вариаций выражения пережива­ний и различных стилей поведения, но я постараюсь показать те случаи, которые, по моему опыту, можно считать наиболее типичными.

Глава 1

ТРАВМА РАЗВОДА
Пусть боль себя в стенаньях изливает:

Немая скорбь нам сердце разрывает.

Шекспир, «Макбет»
1.1. Как дети и их родители переживают развод 10 ?

Передо мной сидит молодая пара. Он полгода назад «смертельно» влюбился в другую женщину. Для нее это оказалось громом среди ясного неба. Не­дели прошли в ссорах и слезах, в результате они ре­шили разойтись. Четырехлетняя дочка Клара, обожа­ющая своего папу, теперь будет жить с мамой. Мама, тем не менее, хочет, чтобы ее дочь и дальше поддер­живала хорошие отношения с отцом. И мать, и отец в дальнейшем желают делить ответственность за бла­гополучие и воспитание ребенка. Им хотелось бы все делать правильно, поэтому они и обратились ко мне за консультацией. Я спросил у этих симпатичных лю­дей, что они понимают под словами «все делать правильно». Отец поспешил ответить: «Чтобы дочка не очень переживала из-за развода».
Этот обзор является коротким изложением важнейших познаний, которые основательно представлены мною в Книге 1 («Дети разведенных родителей: между травмой и надеждой» - Д. В.). Краткое повторение должно служить двум целям: во-первых, данная книга - это своего рода продолжение разработки темы, начатой в первой книге, во-вторых, это все-таки самостоятельная книга и она должна быть в полной мере доступ­на и тем, кто первой книги не читал.
Разлука

Надежда на то, что дети не будут слишком сильно переживать из-за развода, обнаруживается у многих родителей. И это понятно, поскольку едва ли существует хотя бы один развод, который не вызы­вал бы у любящих родителей тяжелого чувства вины. И здесь мы имеем дело с первой проблемой, чувстви­тельно снижающей шансы детей благополучно пере­жить развод. Надеждой на то, что можно развестись, не причинив детям боли, родители широко открыва­ют двери таким механизмам защиты, как отрицание и вытеснение.

Тогда, принимая желаемое за действи­тельное, они просто не замечают, как их дети страда­ют из-за развода. Они не желают принимать всерьез те знаки, которыми дети сигнализируют о своих не­счастьях и страхе. Нередко и дети при этом как бы иг­рают с родителями заодно. Потому что, находясь в подобной же тяжелой ситуации, они не желают смо­треть в глаза своим переживаниям, что и заставляет их отрицать свои проблемы.

Это достаточно часто встречающийся феномен. Хотя мы и знаем из научной литературы, что развод относится к тем событиям в жизни ребенка, которые чаще всего ведут к образованию невротических симп­томов (и мы находим здесь всю широчайшую палитру этих типичных симптомов, идет ли речь о ночном недержании, о трудностях в школе, агрессивности, депрессивных настроениях, регрессиях, психосома­тических заболеваниях и др.), но мне приходится ви­деть, что только немногие дети открыто проявляют свои реакции на развод.

Чаще это выглядит примерно так: мать зовет детей и сообщает им: «Мама и папа разводятся». Дети, может быть, спрашивают в ответ: «Почему?» - «Да потому что мы не понимаем больше друг друга, нам тяжело вдвоем. И мы часто ссоримся». Тогда дочка спрашивает: «Мне придется теперь хо­дить в другой детский сад?» - «Нет!» - «Ну, тогда все в порядке», - говорит она и уходит. А сын: «Ты хо­чешь еще что-то сказать или я могу играть дальше?» У матери в этом случае падает камень с сердца: «Сла­ва Богу, оказывается, это не так уж страшно!».

Часто ни дети, ни родители не желают прини­мать всерьез действительное значение развода. И лишь иногда это удивительное негласное соглаше­ние между бессознательными ожиданиями родителей и детей становится видимым. Например, в семье, о которой только что шла речь, три дня спустя, когда отец в отсутствие матери собирал в спальне свои че­моданы, дети спросили его: «Папа, что ты дела­ешь?» - «Я упаковываю мои вещи. Вы же знаете, что я переезжаю!» В ответ дети вдруг громко разрыдались (инициатива развода исходила от матери). И это были те же самые дети, которые три дня назад столь спо­койно и, казалось бы, безразлично выслушали объяс­нение матери.

Что же произошло? А дело в том, что, в отличие от матери, для отца было бы невыносимой обидой, если бы дети равнодушно или облегченно прореагировали на его уход (ведь он хотел остаться). У детей имеются своего рода «антенны» для улавлива­ния подобных ожиданий родителей, и они стараются соответственно на них отвечать. Таким образом, они становятся как бы «терапевтами» матери (или в ином случае, как мы видели, отца). Не проявлять своей бо­ли удается им тем легче, чем сильнее они сами не же­лают воспринимать всерьез свою собственную боль. И они способны ее ощущать и показывать лишь тог­да, когда им для этого - как в случае с отцом (причем совершенно бессознательно) - окажется предостав­ленным «помещение». Но проявление открытой бо­ли, тем не менее, - это единственный способ ее пре­одоления. В ином случае она не может быть «перера­ботана», и тогда в детской душе навсегда остаются глубокие шрамы.

То обстоятельство, что развод родителей при­носит боль детям, мы должны рассматривать как данность. Во всяком случае всем тем детям, которые развили в себе любовное отношение к обоим родите­лям, независимо от конфликтов в этих отношениях. Развод или уход одного из родителей вызывает в них целый ряд страхов, чувств и мыслей, важнейшие из которых мы сейчас назовем.

Прежде всего это страх вообще никогда боль­ше не увидеть папу 11 .

А это означает навсегда потерять человека, которого ты любишь больше всех. Размеры этого страха зависят не только от реальной опаснос­ти, разлука, как мы знаем из опыта психоанализа, не может рассматриваться лишь сама по себе, она тес­но связана с прошлым данного человека. И такова любая разлука в наших переживаниях; она в той или иной форме вновь вызывает к жизни и активизирует переживания и страхи разлук, которые мы уже пере­жили когда-то раньше.

Гельмут Фигдор.

Беды развода и пути их преодоления.

В помощь родителям и консультантам по вопросам воспитания.

Гельмут Фигдор (Helmuth Figdor) – известный австрийский психоаналитик, автор многочисленных научных трудов, основатель новой европейской школы специалистов для психоаналитически-педагогических воспитательных консультаций.

Одной из самых больших его заслуг является возрождение психоаналитической педагогики. Им разработаны принципиально новые концепции, ориентирующиеся на создание благоприятной воспитательной атмосферы, то есть таких отношений между воспитателями и детьми, которые приносили бы как можно меньше разочарований тем и другим, в то время как психоаналитическая педагогика двадцатых и тридцатых годов прошлого столетия ориентировалась, в отличие, на «профилактику» душевных нарушений или даже на создание «нового» человека; не случайно же она потерпела провал.

Гельмут Фигдор придает огромное значение работе с родителями, педагогами и воспитателями по той причине, что счастье и уравновешенность детей целиком зависят от того, чувствуют ли себя счастливыми и уравновешенными воспитатели. По ту сторону каких-либо оценок или осуждения он помогает взрослым осознать их чувства и свою взрослую роль во взаимоотношениях с детьми. Это понимание уже само по себе способно творить чудеса, понимание трудных ситуаций как бы само собой ведет к их разумному разрешению.

Гельмут Фигдор – один из ведущих специалистов в области разводов. Беды детей, по его утверждению, являются следствием родительских бед, поэтому помочь первым можно, только лишь оказав помощь вторым. Одну из самых больших проблем он видит в том захлестывающем чувстве вины, которое сопровождает развод, именно оно и мешает взрослым делать то, что необходимо детям. Он помогает преодолевать это невыносимое чувство, считая, что сам по себе развод нередко заключает в себе шанс добрых перемен не только для взрослых, но и для детей, и беда чаше всего не в самом разводе, а в том, как он протекает и какие последствия влечет за собой.

Данная книга исключительно полезна как для специалистов, так и для широкого круга читателей. Из нее вы не только узнаете о проблемах развода и об устройстве детской души, но и в собственной душе откроете немало такого, о чем до сих пор никогда сознательно не думали.

Предисловие

Памяти Ганса-Георга Трешера посвящается

Ганс-Георг Трешер был одним из виднейших представителей «новой» психоаналитической педагогики. Дружба наша завязалась уже с первого знакомства. Не только его деятельность, но и наши дружеские беседы оказались для меня чрезвычайно «теоретически интересными», более того, он оказал огромное влияние на развитие моей научной мысли. Неожиданная кончина друга в 1992 году стала для меня огромной личной потерей.

Тот факт, что пять лет спустя я посвящаю эту книгу ему, имеет свою особую причину. В большой степени благодаря его вере и поддержке я решился в 1990 году написать мой первый большой труд о детях разведенных родителей. Трешер работал тогда в издательстве «Матиас Грюневальд» и ему в моем, достаточно сухом заключительном отчете об одном из исследований Общества Зигмунда Фрейда удалось разглядеть потенциал интересной книги. Успех, сопровождавший мою книгу, вдохновил меня на дальнейшие исследования данной темы. Большую поддержку оказали мне материалы, полученные благодаря участию в конгрессах, в организации образовательной системы для психоаналитических педагогов, а также в работе с людьми, ищущими у меня совета и помощи. Итак, Ганс-Георг Трешер невидимо принимал участие в создании и этой, второй книги. К сожалению, мне не удалось поблагодарить его при жизни. Я делаю это сейчас.

Невольно думается о том, что первую свою книгу я посвятил моей учительнице и вдохновительнице Марте Кос-Роберте, которая открыла мне радость работы с детьми. Она ушла от нас в 1989 году. Итак, оба моих труда, в которых речь идет о разлуке, как бы случайно посвящены людям, которые безвременно ушли из моей жизни. А может быть, мы лишь тогда в состоянии по-настоящему, сознательно оценить значение для нас другого человека, когда он нас покидает? Именно это и есть одна из причин, почему мы так тяжело переживаем разлуки. Разлука оставляет нам чувство вины, потому что мы не совершили чего-то тогда, когда это еще можно было совершить.

Гельмут Фигдор, Вена, март 1997

Введение

«Возможно, название этой книги: «между травмой и надеждой» уже зародило у некоторых читателей ожидание, что я могу предложить один единственный путь, ведущий к исполнению надежды (пусть даже лишь одного из родителей), или путь избежания опасностей, связанных с долгосрочными последствиями развода у детей. Думаю, что в какой-то степени я все же ответил на важнейшие вопросы, но проблема заключается в том, что ответы эти не могут быть однозначными. Во всяком случае, я иногда использую свои «если» или «но», относящиеся к условиям, которые не могут быть предусмотрены, изменены или заранее оценены нашей читательницей или читателем.

В основе проблемы стоит как комплексность человеческой души, так и само «происшествие развода», где каждый «акт» имеет собственную драматургию. Во всяком случае невозможно понять, что, как и почему происходит в каждом отдельном случае, если не знать, что было раньше. Невозможно также предсказать, как окончится пьеса. Потому что действие пишут сами исполнители. Важнейшим фактором является объем их власти над событиями и ответственность за них. Но свобода исполнителей ограничена прошлым течением событий, которые невозможно стереть, а также определенными правилами (психологическими закономерностями), согласно которым количество вариаций весьма ограничено; присутствием исполнителей других ролей, преследующих иные цели, и, наконец, деятельностью своего собственного бессознательного. И только тот, кто осознает свою зависимость, имеет шансы достичь своих целей хотя бы частично».

Такими словами я начал заключительную главу моей первой книги о «детях развода». Задача этой второй книги заключается в следующем:

помочь родителям понять свою зависимость от множества обстоятельств и, в первую очередь, – гораздо шире, чем это было изложено в первом томе, – обратить внимание на их, в общем-то, достаточно большие возможности в формировании дальнейшей жизни;

облегчить задачу профессиональных помощников в определении их места в этой «драме»: действующих лиц или все же режиссеров. Следует заметить, что мы слишком часто исполняем роль своего рода прожекторов, высвечивая лишь то, что нам хотелось бы высветить, и практически ничего не изменяя в том действии, которое происходит на сцене. Более того, порой мы многого не видим, поскольку основное действие разыгрывается, собственно, в темноте. Однако нельзя ли и здесь что-то изменить? В чем наша зависимость, и где лежат наши возможности? А главное – как можем мы повлиять на происходящее?

Предмет и основные темы данной книги

Начнем с родителей. В центре внимания первой книги находились следующие темы: сознательные и бессознательные психические процессы у детей, приводимые в движение разводом родителей; значение не столько самого развода, сколько личности ребенка и предыстории развода; и наконец, роль окружающих ребенка персон в переживании им развода.

Под окружающими персонами, естественно, в первую очередь понимаются родители. Но и их поведение зависит от целого ряда (противоречивых) сознательных и бессознательных мотивов, которые сложнейшим образом эмоционально связаны с собственной тяжелой ситуацией, с конфликтным отношением к разведенному супругу и к самому ребенку. Из того, что довелось мне узнать о (сознательном и бессознательном) «внутреннем мире» родителей, можно сделать вывод, что он-то и является определяющим фактором во «внешнем мире» ребенка.

Довольно бегло в конце первой книги я затронул тему «новых партнеров родителей». В данной книге проблемам новой семьи будет уделено гораздо больше внимания и не только потому, что здесь речь идет о том событии, которое ожидает большинство детей разведенных родителей, а прежде всего потому, что новое супружество родителей может играть для детей совершенно особенную и весьма положительную роль. Конечно, лишь в том случае, если ребенок с симпатией принимает нового мужа матери или новую жену отца и это новое супружество не окажется вновь разрушенным.

В действительности же отношения между детьми и новыми партнерами родителей чаще всего развиваются довольно сложно. Эти сложности влияют не только на самочувствие и психическое развитие детей в новой семье, они играют не последнюю роль и в том, что партнерства эти быстро распадаются или же вовсе не успевают начаться по-настоящему. Конфронтация с новым партнером родителя образует своего рода новый акт «драмы» развода, что также является частью судьбы «разведенных» детей. И здесь речь идет не столько о реальных обстоятельствах, сколько о чувствах и фантазиях, возникающих у детей при появлении нового партнера и сильно напоминающих те чувства и фантазии, которые ребенок уже развил в ходе развода. Сложности эти далеко не ограничиваются лишь отношением к новому партнеру родителя, они захватывают также отношение ребенка к родителям и к самому себе.

В помощь родителям и консультантам по вопросам воспитания.

Гельмут Фигдор (Helmuth Figdor) – известный австрийский психоаналитик, автор многочисленных научных трудов, основатель новой европейской школы специалистов для психоаналитически-педагогических воспитательных консультаций.

Одной из самых больших его заслуг является возрождение психоаналитической педагогики. Им разработаны принципиально новые концепции, ориентирующиеся на создание благоприятной воспитательной атмосферы, то есть таких отношений между воспитателями и детьми, которые приносили бы как можно меньше разочарований тем и другим, в то время как психоаналитическая педагогика двадцатых и тридцатых годов прошлого столетия ориентировалась, в отличие, на «профилактику» душевных нарушений или даже на создание «нового» человека; не случайно же она потерпела провал.

Гельмут Фигдор придает огромное значение работе с родителями, педагогами и воспитателями по той причине, что счастье и уравновешенность детей целиком зависят от того, чувствуют ли себя счастливыми и уравновешенными воспитатели. По ту сторону каких-либо оценок или осуждения он помогает взрослым осознать их чувства и свою взрослую роль во взаимоотношениях с детьми. Это понимание уже само по себе способно творить чудеса, понимание трудных ситуаций как бы само собой ведет к их разумному разрешению.

Гельмут Фигдор – один из ведущих специалистов в области разводов. Беды детей, по его утверждению, являются следствием родительских бед, поэтому помочь первым можно, только лишь оказав помощь вторым. Одну из самых больших проблем он видит в том захлестывающем чувстве вины, которое сопровождает развод, именно оно и мешает взрослым делать то, что необходимо детям. Он помогает преодолевать это невыносимое чувство, считая, что сам по себе развод нередко заключает в себе шанс добрых перемен не только для взрослых, но и для детей, и беда чаше всего не в самом разводе, а в том, как он протекает и какие последствия влечет за собой.

Данная книга исключительно полезна как для специалистов, так и для широкого круга читателей. Из нее вы не только узнаете о проблемах развода и об устройстве детской души, но и в собственной душе откроете немало такого, о чем до сих пор никогда сознательно не думали.

Предисловие

Памяти Ганса-Георга Трешера посвящается

Ганс-Георг Трешер был одним из виднейших представителей «новой» психоаналитической педагогики. Дружба наша завязалась уже с первого знакомства. Не только его деятельность, но и наши дружеские беседы оказались для меня чрезвычайно «теоретически интересными», более того, он оказал огромное влияние на развитие моей научной мысли. Неожиданная кончина друга в 1992 году стала для меня огромной личной потерей.

Тот факт, что пять лет спустя я посвящаю эту книгу ему, имеет свою особую причину. В большой степени благодаря его вере и поддержке я решился в 1990 году написать мой первый большой труд о детях разведенных родителей. Трешер работал тогда в издательстве «Матиас Грюневальд» и ему в моем, достаточно сухом заключительном отчете об одном из исследований Общества Зигмунда Фрейда удалось разглядеть потенциал интересной книги. Успех, сопровождавший мою книгу, вдохновил меня на дальнейшие исследования данной темы. Большую поддержку оказали мне материалы, полученные благодаря участию в конгрессах, в организации образовательной системы для психоаналитических педагогов, а также в работе с людьми, ищущими у меня совета и помощи. Итак, Ганс-Георг Трешер невидимо принимал участие в создании и этой, второй книги. К сожалению, мне не удалось поблагодарить его при жизни. Я делаю это сейчас.

Невольно думается о том, что первую свою книгу я посвятил моей учительнице и вдохновительнице Марте Кос-Роберте, которая открыла мне радость работы с детьми. Она ушла от нас в 1989 году. Итак, оба моих труда, в которых речь идет о разлуке, как бы случайно посвящены людям, которые безвременно ушли из моей жизни. А может быть, мы лишь тогда в состоянии по-настоящему, сознательно оценить значение для нас другого человека, когда он нас покидает? Именно это и есть одна из причин, почему мы так тяжело переживаем разлуки. Разлука оставляет нам чувство вины, потому что мы не совершили чего-то тогда, когда это еще можно было совершить.

Гельмут Фигдор, Вена, март 1997

Введение

«Возможно, название этой книги: «между травмой и надеждой» уже зародило у некоторых читателей ожидание, что я могу предложить один единственный путь, ведущий к исполнению надежды (пусть даже лишь одного из родителей), или путь избежания опасностей, связанных с долгосрочными последствиями развода у детей. Думаю, что в какой-то степени я все же ответил на важнейшие вопросы, но проблема заключается в том, что ответы эти не могут быть однозначными. Во всяком случае, я иногда использую свои «если» или «но», относящиеся к условиям, которые не могут быть предусмотрены, изменены или заранее оценены нашей читательницей или читателем.

В основе проблемы стоит как комплексность человеческой души, так и само «происшествие развода», где каждый «акт» имеет собственную драматургию. Во всяком случае невозможно понять, что, как и почему происходит в каждом отдельном случае, если не знать, что было раньше. Невозможно также предсказать, как окончится пьеса. Потому что действие пишут сами исполнители. Важнейшим фактором является объем их власти над событиями и ответственность за них. Но свобода исполнителей ограничена прошлым течением событий, которые невозможно стереть, а также определенными правилами (психологическими закономерностями), согласно которым количество вариаций весьма ограничено; присутствием исполнителей других ролей, преследующих иные цели, и, наконец, деятельностью своего собственного бессознательного. И только тот, кто осознает свою зависимость, имеет шансы достичь своих целей хотя бы частично».

Такими словами я начал заключительную главу моей первой книги о «детях развода». Задача этой второй книги заключается в следующем:

помочь родителям понять свою зависимость от множества обстоятельств и, в первую очередь, – гораздо шире, чем это было изложено в первом томе, – обратить внимание на их, в общем-то, достаточно большие возможности в формировании дальнейшей жизни;

облегчить задачу профессиональных помощников в определении их места в этой «драме»: действующих лиц или все же режиссеров. Следует заметить, что мы слишком часто исполняем роль своего рода прожекторов, высвечивая лишь то, что нам хотелось бы высветить, и практически ничего не изменяя в том действии, которое происходит на сцене. Более того, порой мы многого не видим, поскольку основное действие разыгрывается, собственно, в темноте. Однако нельзя ли и здесь что-то изменить? В чем наша зависимость, и где лежат наши возможности? А главное – как можем мы повлиять на происходящее?