Знает что именно ему. Асад знает, что именно сойдет ему с рук 

Год назад Соединенные Штаты запустили 59 ракет «Томагавк» по сирийской авиабазе в ответ на применение президентом Башаром аль-Асадом химического оружия против собственного населения. Прошел год, и Асад, по всей видимости, снова применил отравляющее вещество в осажденном пригороде Дамаска, убив десятки человек.

Решит ли президент Трамп снова, что применение химического оружия нетерпимо? Ответит ли он еще раз ракетным ударом? Возможно. Но это не имеет никакого значения. Если говорить о Сирии, то Вашингтон там ведет себя непоследовательно, а в конечном итоге, незаинтересованно. И Асад об этом знает. А еще он знает о том, что пока нет продолжительных и сосредоточенных военных действий США, его режим сможет жить и здравствовать. Он редко ставит себя под реальную угрозу. Долгие годы Асад тщательно балансирует, сочетая агрессию и жестокость со стратегическим терпением. Это помогает ему в отношениях с США и наверняка поможет снова в ходе последнего кризиса.

Асад внимательно прислушивается к сигналам из Вашингтона и понимает, каковы устремления и озабоченности США на Ближнем Востоке. И то, что он наблюдает в последнее время, ему явно по душе.

За неделю до химической атаки Асад услышал, как президент Трамп объявил, что американские войска «очень скоро» уйдут из Сирии, и пусть тогда сирийские проблемы решает кто-то другой. За несколько недель до этого госсекретарь Рекс Тиллерсон заявил, что Соединенные Штаты будут оставаться в Сирии неопределенно долго, и что их цель — ни больше, ни меньше — это смещение Асада. А потом Тиллерсона уволили.

В условиях такого хаоса, противоречий и непоследовательности Асад вполне естественно чувствует уверенность в себе и применяет химическое оружие. Наверное, ему кажется, что он сможет пережить и переждать ограниченные удары нашего противоречивого президента. Он уверен в этом, так как на протяжении нескольких лет жизнь убеждала его, что Соединенным Штатам не достает желания и твердости, для того, чтобы призвать его к ответу за многочисленные злодеяния. А это значит, что он может периодически совершать крайне агрессивные действия, после которых мировое сообщество неизбежно выступает с гневными протестами и осуществляет ограниченные ответные действия, эффект от которых невелик.

Ключевое средство выживания Асада — переждать своих нерешительных врагов.

Контекст

Трамп обвиняет Путина

The Washington Post 09.04.2018

Москва прикрывает преступления Асада

Israel Hayom 10.04.2018

Сирию спасет только массированный удар США

Aftonbladet 09.04.2018
В 2003 году он видел, как Соединенные Штаты вторглись в соседний Ирак и вытащили его грозного диктатора из какой-то норы в земле. На какое-то время Асад встревожился, посчитав, что он станет следующим. Но вместо того, чтобы успокоить американцев, отказавшись от поддержки террористических группировок и от альянса с Ираном, он решил выждать, пока Соединенные Штаты не истощат свои силы в Ираке. (Он способствовал этому, направляя туда экстремистов.) Естественно, Соединенные Штаты не только пощадили Асада, но и ушли из Ирака, вернувшись домой.

В 2005 году в Бейруте убили ливанского президента Рафика Харири. Подозрение пало на сирийский режим и его союзников из «Хезболлы». Соединенные Штаты в ответ усилили дипломатическое давление и со временем вынудили правительство Асада прекратить длившуюся 29 лет оккупацию Ливана. Но Асад не был обескуражен.

Его правительство снова внедрилось в Ливан через разведчиков, завербованных агентов и местных союзников. Асад знал, что Соединенные Штаты устали от Ближнего Востока, потому что иракская война пошла не так, как надо. Поэтому вместо того, чтобы прекратить свое вмешательство в ливанские дела, он начал постепенно усиливать его. Расследовавший убийство Харири международный трибунал переключил свое внимание с сирийского режима на отдельных членов «Хезболлы».

Довольно скоро сын Харири Саад, ставший новым премьер-министром, проглотил чувство собственного достоинства и посетил Асада в Дамаске. Он был не единственным бывшим врагом, приехавшим наводить мосты. Президент Франции Николя Саркози в День взятия Бастилии в 2008 году тоже принял Асада в качестве почетного гостя, хотя ранее Париж обвинял его в убийстве французского союзника Рафика Харири.

В 2009 году в Дамаск приехал Джон Керри, назвавший сирийского президента «важнейшим игроком, несущим региону мир и стабильность». Итак, Асад переждал очередную преходящую бурю западной враждебности, на смену которой пришла откровенная дружба. При этом он отстоял свои интересы в Ливане.

Когда в 2011 году в Сирии началась гражданская война, президент Барак Обама призвал Асада уйти. Порой казалось, что Соединенные Штаты могут даже попытаться добиться этого ухода. Однако Асад предпринял ряд шагов для защиты от американской интервенции. Он дал возможность укрепиться «Исламскому государству» (запрещенная в России организация — прим. ред. ), создав дилемму для американцев, которым пришлось задуматься: неужели мы допустим, чтобы Сирию захватили джихадисты? Пока существовало «Исламское государство», Асад был в безопасности, и ему оставалось только ждать. Его не только пощадили. Соединенные Штаты даже обязали его бороться с «Исламским государством», позволив ему при этом беспрепятственно вести войну против оппозиции.

Когда «Исламское государство» ослабло, в жизни у Асада снова возникли опасности. Разгром этой группировки устранил дилемму «Асад или джихадисты», но он также совпал по времени с появлением новой администрации в Вашингтоне, которая зациклилась на том, чтобы ослабить влияние главного союзника Асада Ирана. Тем не менее, несмотря на заявление Тиллерсона, пообещавшего сохранить американское военное присутствие в Сирии, президент Трамп вскоре подал сигнал о том, что США разобьют ИГИЛ и уйдут из Сирии.

Скорее всего, это будет не последнее слово США о Сирии. Новые атаки с применением химического оружия могут заставить Вашингтон еще раз надавить на Дамаск, и тогда Трамп постарается доказать, что «красные линии» что-то значат. Если так, то Асад снова займет выжидательную позицию, пережидая американский ответ, каким бы он ни был. Он прекрасно понимает, что эти действия не поставят под угрозу выживание его режима. А затем Асад возобновит покорение Сирии. (Хотя вполне возможно, что политическая машина в Вашингтоне совершенно неработоспособна, и поэтому не сможет выработать стратегию и осуществить ее.)

Американские политики любят говорить, что Асад не выиграл войну, потому что значительная часть Сирии оккупирована иностранными государствами, города лежат в руинах, а его режим превратился в парию на международной арене. Но сам Асад верит, что побеждает, что он со временем вернет страну под свой контроль, и что волна авиационных и ракетных ударов ничего не изменит. И кто может его винить за такую уверенность?

Фейсал Итани — старший научный сотрудник Центра изучения Ближнего Востока имени Рафика Харири при Атлантическом совете.

Материалы ИноСМИ содержат оценки исключительно зарубежных СМИ и не отражают позицию редакции ИноСМИ.

Химического оружия против собственного населения. Прошел год, и Асад, по всей видимости, снова применил отравляющее вещество в осажденном пригороде Дамаска , убив десятки человек.

Решит ли президент Трамп снова, что применение химического оружия нетерпимо? Ответит ли он еще раз ракетным ударом? Возможно. Но это не имеет никакого значения. Если говорить о Сирии , то Вашингтон там ведет себя непоследовательно, а в конечном итоге, незаинтересованно. И Асад об этом знает. А еще он знает о том, что пока нет продолжительных и сосредоточенных военных действий США, его режим сможет жить и здравствовать. Он редко ставит себя под реальную угрозу. Долгие годы Асад тщательно балансирует, сочетая агрессию и жестокость со стратегическим терпением. Это помогает ему в отношениях с США и наверняка поможет снова в ходе последнего кризиса.

Асад внимательно прислушивается к сигналам из Вашингтона и понимает, каковы устремления и озабоченности США на Ближнем Востоке. И то, что он наблюдает в последнее время, ему явно по душе.

За неделю до химической атаки Асад услышал, как президент Трамп объявил, что американские войска «очень скоро» уйдут из Сирии, и пусть тогда сирийские проблемы решает кто-то другой. За несколько недель до этого госсекретарь Рекс Тиллерсон заявил, что Соединенные Штаты будут оставаться в Сирии неопределенно долго, и что их цель - ни больше, ни меньше - это смещение Асада. А потом Тиллерсона уволили.

В условиях такого хаоса, противоречий и непоследовательности Асад вполне естественно чувствует уверенность в себе и применяет химическое оружие. Наверное, ему кажется, что он сможет пережить и переждать ограниченные удары нашего противоречивого президента. Он уверен в этом, так как на протяжении нескольких лет жизнь убеждала его, что Соединенным Штатам не достает желания и твердости, для того, чтобы призвать его к ответу за многочисленные злодеяния. А это значит, что он может периодически совершать крайне агрессивные действия, после которых мировое сообщество неизбежно выступает с гневными протестами и осуществляет ограниченные ответные действия, эффект от которых невелик.

Ключевое средство выживания Асада - переждать своих нерешительных врагов.

В 2003 году он видел, как Соединенные Штаты вторглись в соседний Ирак и вытащили его грозного диктатора из какой-то норы в земле. На какое-то время Асад встревожился, посчитав, что он станет следующим. Но вместо того, чтобы успокоить американцев, отказавшись от поддержки террористических группировок и от альянса с Ираном , он решил выждать, пока Соединенные Штаты не истощат свои силы в Ираке. (Он способствовал этому, направляя туда экстремистов.) Естественно, Соединенные Штаты не только пощадили Асада, но и ушли из Ирака, вернувшись домой.

В 2005 году в Бейруте убили ливанского президента Рафика Харири . Подозрение пало на сирийский режим и его союзников из «Хезболлы» . Соединенные Штаты в ответ усилили дипломатическое давление и со временем вынудили правительство Асада прекратить длившуюся 29 лет оккупацию Ливана . Но Асад не был обескуражен.

Его правительство снова внедрилось в Ливан через разведчиков, завербованных агентов и местных союзников. Асад знал, что Соединенные Штаты устали от Ближнего Востока, потому что иракская война пошла не так, как надо. Поэтому вместо того, чтобы прекратить свое вмешательство в ливанские дела, он начал постепенно усиливать его. Расследовавший убийство Харири международный трибунал переключил свое внимание с сирийского режима на отдельных членов «Хезболлы».

Довольно скоро сын Харири Саад, ставший новым премьер-министром, проглотил чувство собственного достоинства и посетил Асада в Дамаске. Он был не единственным бывшим врагом, приехавшим наводить мосты. Президент Франции Николя Саркози в День взятия Бастилии в 2008 году тоже принял Асада в качестве почетного гостя, хотя ранее Париж обвинял его в убийстве французского союзника Рафика Харири.

В 2009 году в Дамаск приехал Джон Керри , назвавший сирийского президента «важнейшим игроком, несущим региону мир и стабильность». Итак, Асад переждал очередную преходящую бурю западной враждебности, на смену которой пришла откровенная дружба. При этом он отстоял свои интересы в Ливане.

Когда в 2011 году в Сирии началась гражданская война, президент Барак Обама призвал Асада уйти. Порой казалось, что Соединенные Штаты могут даже попытаться добиться этого ухода. Однако Асад предпринял ряд шагов для защиты от американской интервенции. Он дал возможность укрепиться «Исламскому государству» (запрещенная в России организация - прим. ред.), создав дилемму для американцев, которым пришлось задуматься: неужели мы допустим, чтобы Сирию захватили джихадисты? Пока существовало «Исламское государство», Асад был в безопасности, и ему оставалось только ждать. Его не только пощадили. Соединенные Штаты даже обязали его бороться с «Исламским государством», позволив ему при этом беспрепятственно вести войну против оппозиции.

Когда «Исламское государство» ослабло, в жизни у Асада снова возникли опасности. Разгром этой группировки устранил дилемму «Асад или джихадисты», но он также совпал по времени с появлением новой администрации в Вашингтоне, которая зациклилась на том, чтобы ослабить влияние главного союзника Асада Ирана. Тем не менее, несмотря на заявление Тиллерсона, пообещавшего сохранить американское военное присутствие в Сирии, президент Трамп вскоре подал сигнал о том, что США разобьют ИГИЛ и уйдут из Сирии.

Скорее всего, это будет не последнее слово США о Сирии. Новые атаки с применением химического оружия могут заставить Вашингтон еще раз надавить на Дамаск, и тогда Трамп постарается доказать, что «красные линии» что-то значат. Если так, то Асад снова займет выжидательную позицию, пережидая американский ответ, каким бы он ни был. Он прекрасно понимает, что эти действия не поставят под угрозу выживание его режима. А затем Асад возобновит покорение Сирии. (Хотя вполне возможно, что политическая машина в Вашингтоне совершенно неработоспособна, и поэтому не сможет выработать стратегию и осуществить ее.)

Американские политики любят говорить, что Асад не выиграл войну, потому что значительная часть Сирии оккупирована иностранными государствами, города лежат в руинах, а его режим превратился в парию на международной арене. Но сам Асад верит, что побеждает, что он со временем вернет страну под свой контроль, и что волна авиационных и ракетных ударов ничего не изменит. И кто может его винить за такую уверенность?

Фейсал Итани - старший научный сотрудник Центра изучения Ближнего Востока имени Рафика Харири при Атлантическом совете.

Получая награду, которой ваша свободная Академия великодушно удостоила меня, я испытал чувство огромной благодарности, тем более глубокой, что прекрасно сознавал, до какой степени это отличие превосходит мои скромные личные заслуги. Любой человек, особенно художник, стремится к признанию. Я, разумеется, тоже. Но, узнав о вашем решении, я невольно сравнил его значимость с тем, что я представляю собой на самом деле. Какой человек, еще довольно молодой, богатый одними лишь своими сомнениями и далеко не совершенным писательским мастерством, привыкший жить в трудовом уединении или в уединении дружбы, не испытал бы испуга при известии о решении, которое в мгновение ока выставило его, одинокого, погруженного в себя, на всеобщее обозрение в ослепительных лучах славы? С легким ли сердцем мог он принять эту высокую честь, в то время как в Европе столько других, поистине великих писателей осуждено на безвестность; в тот час, когда его родина тер­пит нескончаемые бедствия?

Да, я познал этот панический страх, это внутреннее смятение. И чтобы вновь обрести душевный покой, мне пришлось соразмерить мою скромную персону с этим незаслуженно щедрым даром судьбы. Поскольку мне трудно было соотнести себя с этой наградой, опираясь лишь на собственные заслуги, я не нашел ничего другого, как призвать на помощь то, что на протяжении всей моей жизни, при самых различных обстоятельствах, поддерживало меня, а именно: представление о моем литературном творчестве и о роли писателя в обществе. Позвольте же мне, исполненному чувствами благодарности и дружбы, объяснить — так просто, как мне удастся, — каково оно, это мое представление.

Я не могу жить без моего творчества. Но я никогда не ставил это творчество превыше всего. Напротив, оно необходимо мне именно затем, чтобы не отдаляться от людей и, оставаясь самим собой, жить точно так же, как живут все окружающие. В моих глазах творчество не является утехой одинокого художника. Оно — средство взволновать чувства как можно большего числа людей, дав им «избранный», возвышенный образ повседневных страданий и радостей. Вот почему оно обязывает художника не уединяться, подвергает его испытанию и самыми банальными, и универсальными истинами. Бывает так, что человек избирает удел художника оттого, что ощущает себя «избранным», но он очень быстро убеждается, что его искусство, его избранность питаются из одного лишь источника: признания своего тождества с окружающими. Художник выковывается именно в этом постоянном странствии между собой и другими, на полдороге от красоты, без которой не может обойтись, к людскому сообществу, из которого не в силах вырваться. Вот почему истинному художнику чуждо высокомерное презрение: он почитает своим долгом понимать, а не осуждать. И если ему приходится принимать чью-то сторону в этом мире, он обязан быть только на стороне общества, где, согласно великому изречению Ницше, царить дано не судьбе, но творцу, будь то рабочий или интеллектуал.

По той же причине роль писателя неотделима от тяжких человеческих обязанностей. Он, по определению, не может сегодня быть слугою тех, кто делает историю, — напротив, он на службе у тех, кто ее претерпевает. В противном случае ему грозят одиночество и отлучение от искусства. И всем армиям тирании с их миллионами воинов не под силу будет вырвать его из ада одиночества, даже если — особенно если — он согласится идти с ними в ногу. Но зато одного лишь молчания никому не известного узника, обреченного на унижения и пытки где-нибудь на другом конце света, достаточно, чтобы избавить писателя от муки обособленности, — по крайней мере, каждый раз, как ему удастся среди привилегий, дарованных свободой, вспомнить об этом молчании и сделать его средствами своего искусства всеобщим достоянием.

Ни один из нас недостаточно велик для такого призвания. Но во всех обстоятельствах своей жизни, безвестный или временно знаменитый, страдающий в кандалах тирании или пока что наделенный свободой слова, писатель может обрести чувство живой солидарности с людьми, которое оправдает его существование — при том единственном и обязательном условии, что он взвалит на себя, насколько это в его силах, две ноши, составляющие все величие нелегкого его ремесла: служение правде и служение свободе. Поскольку призвание художника состоит в том, чтобы объединить возможно большее число людей, оно не может зиждиться на лжи и рабстве, которые повсюду, где они царят, лишь множат одиночества. Каковы бы ни были личные слабости писа­теля, благородство нашего ремесла вечно будет основываться на двух трудновыполнимых обязательствах — отказе лгать о том, что знаешь, и сопротивлении гнету.

В течение двадцати и более лет безумной истории я, заброшенный беспомощным, как и все мои сверстники, в бешеный водоворот времени, поддерживал себя одним только смутным ощу­щением того, что сегодня профессия писателя — честь, ибо это занятие обязывает, и обязывает не только писать. Меня, в частности, оно подвигло на то, чтобы нести, в меру моих сил и способностей, вместе со всеми, кто переживал ту же историю, крест несчастья и факел надежды, символ всего, что мы делили между собой. Людям, родившимся в конце первой мировой войны, отметившим свое двадцатилетие как раз в момент возникновения гитлеровской власти и одновременно первых революционных процессов и для вящего усовершенствования их воспитания ввергнутым в кошмар испанской и второй мировой войн, в ад концентрационных лагерей, в Европу пыток и тюрем, сегодня приходится воспитывать своих сыновей и создавать ценности в мире, которому угрожает ядерная катастрофа. Поэтому никто, я думаю, не вправе требовать от них оптимизма. Я даже придерживаюсь мнения, что мы обязаны понять — не прекращая одновременно бороться с этим явлением — ошибку тех, кто, не выдержав гнета отчаяния, оставил за собой право на бесчестье и канул в бездну современного нигилизма. Но факт остается фактом: большинство из нас — как у меня на родине, так и в Европе — отринуло этот нигилизм и перешло к поиску нового смысла жизни. Им пришлось освоить искусство существования во времена, чреватые всемирной катастрофой, чтобы, возродившись, начать ожесточенную борьбу против инстинкта смерти, хозяйничающего в нашей истории.

Каждое поколение уверено, что именно оно призвано переделать мир. Мое, однако, уже знает, что ему этот мир не переделать. Но его задача, быть может, на самом деле еще величественнее. Она состоит в том, чтобы не дать миру погибнуть. Это поколение, получившее в наследство изуродованную историю — смесь разгромленных революций, обезумевшей техники, умерших богов и выдохшихся идеологий, историю, где нынешние заурядные правители, уже не умея убеждать, способны все разрушить, где разум опустился до прислуживания ненависти и угнетению, должно было возродить в себе самом и вокруг себя, основываясь лишь на собственном неверии, хоть малую часть того, что состав­ляет достоинство жизни и смерти. Перед лицом мира, находящегося под угрозой уничтожения, мира, который наши великие инквизиторы могут навечно превратить в царство смерти, поколение это берет на себя задачу в сумасшедшем беге против часовой стрелки возродить мир между нациями, основанный не на рабском подчинении, вновь примирить труд и культуру и построить в союзе со всеми людьми ковчег согласия. Не уверен, что ему удастся разрешить до конца эту гигантскую задачу, но уверен, что повсюду на земле оно уже сделало двойную ставку — на правду и на свободу — и при случае сможет без ненависти в душе отдать за них жизнь. Оно — это поколение — заслуживает того, чтобы его восславили и поощрили повсюду, где бы то ни было, и особенно там, где оно приносит себя в жертву. И уж, во всяком случае, именно ему хотел бы я, будучи заранее уверен в вашем искреннем одобрении, переадресовать почести, которые вы сегодня оказали мне.

И теперь, отдав должное благородному ремеслу писателя, я еще хотел бы определить его настоящее место в общественной жизни, ибо он не имеет иных титулов и достоинств, кроме тех, которые разделяет со своими собратьями по борьбе: беззащитными, но стойкими, несправедливыми, но влюбленными в справедливость, рождающими свои творения без стыда, но и без гордыни, на глазах у всех, вечно мятущимися между страданием и красо­той и, наконец, призванными вызывать из глубин двойственной души художника образы, которые он упорно и безнадежно пытается утвердить навечно в разрушительном урагане истории. Кто же после этого осмелится требовать от него готовых решений и прекраснодушной морали? Истина загадочна, она вечно ускользает от постижения, ее необходимо завоевывать вновь и вновь. Свобода опасна, обладать ею так же трудно, как и упоительно. Мы должны стремиться к этим двум целям, пусть с трудом, но решительно продвигаясь вперед и заранее зная, сколько падений и неудач поджидает нас на этом тернистом пути. Так какой же писатель осмелится, ясно понимая все это, выступать перед окружающими проповедником добродетели? Что касается меня, то должен повторить еще раз, что я отнюдь таковым не являюсь. Никогда я не мог отказаться от света, от радости бытия, от свободной жизни, в которой родился. И хотя тяга ко всему этому повинна во многих моих ошибках и заблуждениях, она, несомненно, помогла мне лучше разобраться в моем ремесле, она помогает и сегодня, побуждая инстинктивно держаться всех тех осужденных на немоту людей, которые переносят созданную для них жизнь только благодаря воспоминаниям или коротким, нежданным возвра­там счастья.

Итак, определив свою истинную суть, свои пределы, свои долги, а также символ своей трудной веры, я чувствую, насколько мне легче теперь, в заключение, показать вам всю необъятную щедрость того отличия, которым вы удостоили меня; насколько мне легче теперь сказать вам также, что я хотел бы принять эту награду как почести, возданные всем тем, кто, разделяя со мною тяготы общей борьбы, не только не получил никаких привилегий, но, напротив, претерпел несчастья и подвергся преследованиям и гонениям. Мне остается поблагодарить вас от всего сердца и публично, в знак моей признательности, дать ту же, вечную клятву верности, которую каждый истинный художник каждодневно дает себе молча, в глубине души.

Альбер Камю, 1957

Ребята, мы вкладываем душу в сайт. Cпасибо за то,
что открываете эту красоту. Спасибо за вдохновение и мурашки.
Присоединяйтесь к нам в Facebook и ВКонтакте

Считается, что именно он был первым автором, который смог пробудить у читателей интерес к жанрам научной фантастики и фэнтези.

И мы в сайт его обожаем, поэтому собрали лучшие цитаты из его произведений.

• Когда человеку 17, он знает все. Если ему 27 и он по-прежнему знает все - значит, ему все еще 17.
• Есть преступления хуже, чем сжигать книги. Например - не читать их.
• Первое, что узнаешь в жизни, - это то, что ты дурак. Последнее, что узнаешь, - это что ты все тот же дурак.
• Доброта и ум - свойства старости. В 20 лет женщине куда интереснее быть бессердечной и легкомысленной.
• Чтобы выжить, надо перестать допытываться, в чем смысл жизни. Жизнь сама по себе и есть ответ.
• В войне вообще не выигрывают. Все только и делают, что проигрывают, и кто проигрывает последним, просит мира.

• У зла есть только одна сила - та, которой наделяем его мы сами.
• Когда жизнь хороша, спорить о ней незачем.
• Любовь - это когда кто-то может вернуть человеку самого себя.
• Шире открой глаза, живи так жадно, как будто через десять секунд умрешь. Старайся увидеть мир. Он прекраснее любой мечты, созданной на фабрике и оплаченной деньгами. Не проси гарантий, не ищи покоя - такого зверя нет на свете.
• Когда живешь все время рядом с людьми, они не меняются ни на йоту. Вы изумляетесь происшедшим в них переменам, только если расстаетесь надолго, на годы.
• Искать кроликов в шляпах - гиблое дело, все равно как искать хоть каплю здравого смысла в голове у некоторых людей.
• Улыбайся, не доставляй беде удовольствия.
• Человеческая память похожа на чувствительную фотопленку, и мы всю жизнь только и делаем, что стараемся стереть запечатлевшееся на ней.
• Да, свободного времени у нас достаточно. Но есть ли у нас время подумать?
• У нас одна обязанность - быть счастливыми.
• Кто перестал удивляться, тот перестал любить, а перестал любить - считай, у тебя и жизни нет, а у кого жизни нет - тот, считай, сошел в могилу.
• И, если жить полной жизнью - значит умереть скорее, пусть так: предпочитаю умереть быстро, но сперва вкусить еще от жизни.
• Неважно, что именно ты делаешь; важно, чтобы все, к чему ты прикасаешься, меняло форму, становилось не таким, как раньше, чтобы в нем оставалась частица тебя самого. В этом разница между человеком, просто стригущим траву на лужайке, и настоящим садовником.
• Сами создавайте то, что может спасти мир, - и если утонете по дороге, так хоть будете знать, что плыли к берегу.
• Книги только одно из вместилищ, где мы храним то, что боимся забыть.
• Главный секрет творчества в том, чтобы относиться к своим идеям как к кошкам - просто заставьте их следовать за вами.
• Любовь - это когда хочешь переживать с кем-то все четыре времени года. Когда хочешь бежать с кем-то от весенней грозы под усыпанную цветами сирень, а летом собирать ягоды и купаться в реке. Осенью вместе варить варенье и заклеивать окна от холода. Зимой - помогать пережить насморк и долгие вечера...
• Я испытывал простое и самое большое на свете счастье - я был жив.

Цитаты из произведений: «Вино из одуванчиков», «Марсианские хроники», «451° по Фаренгейту», «Механизмы радости», «Летнее утро, летняя ночь», «Дзен в искусстве писательства», «Смерть - дело одинокое», «Надвигается беда», «Электрическое тело пою!»