Чашка кофе с бриллиантовой пылью. Бриллиантовая пыль

Они сидели за кухонным столом, посреди которого стоял зловещий темный пузырек. Рядом лежала бумага с высыпанным из него желтоватым порошком, похожим на толченое стекло. Зоя горячилась, спорила, доказывала свою правоту. Геннадий же сохранял полнейшую невозмутимость, лишь иногда свысока поглядывая на Зою, как на маленькую глупую девочку.

– Ну а зачем, зачем тогда теть Нине понадобилась бриллиантовая пыль? Это же яд! – продолжала девушка, тыча пальцем в бумажку с порошком. – Неизбежная смерть! Тот, кто его примет, умирает быстро и в страшных муках. Или, наоборот, медленно. Но умрет наверняка.

– Это сказки.

– Геныч, а ты съешь и узнаешь, какие это сказки. Да вот тебе доказательство: у нас в городе нескольких высокопоставленных чиновников с его помощью убрали. Даже в газетах об этом было!

– Это в каких таких газетах? В которых пишут про инопланетян, колдунов и вампиров? Неужели ты не понимаешь, что ядовитые свойства бриллиантовой пыли – такие же предрассудки?

– Понимаешь, не понимаешь… Он действует, и все! – не сдавала позиций Зоя.

Генка решил устроить своей беспросветно суеверной подруге небольшой ликбез:

– Ну да, да… Этот способ убийства известен с древнейших времен. Причем как самый дорогой и утонченный. История упоминает случаи подобных отравлений. На Востоке и в Азии так убирали своих противников всякие ханы, падишахи, султаны, визири и паши. Считали за удовольствие поднести друг другу чашечку кофе с бриллиантовой пылью. Помнится, даже одного из римских пап пытались убить порошком из драгоценных камней – Европа тоже была во власти этого заблуждения. И кто-то из хлебнувших такого коктейля действительно умирал. Однако никогда не было доподлинно подтверждено, что смерть наступала именно от бриллиантового порошка, а не от болезни или других причин! Современная наука вообще это все опровергает. Ты сама подумай: ну как же люди работают на ювелирных заводах? Там эти алмазы килограммами обрабатывают!

– Вот ведь кретин! Заладил: наука, наука… Ты к нам в Мирный съезди, вот там тебе будет наука – причем и теория, и практика.

Генка хмыкнул:

– Как говорится, уж лучше вы к нам!

Зоя закусила нижнюю губу, как будто прикидывала в уме – какие еще найти слова убеждения для этого Фомы неверующего. Наконец с видом человека, решившего пустить в ход последние аргументы, она весьма таинственно, понизив голос до полушепота, сообщила:

– Я тебе больше скажу: я своими глазами видела, как умирает человек от парочки тертых брюликов! Их надо только приготовить правильно!

Услышав последнюю фразу, Генка внимательно и недоверчиво посмотрел на Зою – неужели она это серьезно? И, увидев ее напряженную физиономию, не выдержал и расхохотался.

Зойка, набравшись терпения, продолжала гнуть свое:

– Не смейся! Чтобы получить такой порошок, бриллиант или необработанный алмаз помещают в сок ранункулуса и нагревают всю ночь. Причем на огне из оленьих кизяков. На рассвете надо произнести имя врага и капнуть на камень три капли своей крови. Затем опустить его в бычью мочу – непременно в бычью, а не в коровью! – и снова нагревать. Так надо повторять семь дней. Потом к алмазу добавляют цикуту, перемешивают, кажется, с можжевеловыми почками и нагревают еще три раза по семь раз. Потом толкут до состояния пыли. И если эту пыль, – Зойка снова указала на рассыпанный песок на столе, – добавить в питье или пищу твоего врага, то его вскоре не станет! – торжественно заключила она.

– Ты забыла, что надо добавить корень мандрагоры и произнести волшебное заклинание «Бибоди-бабоди-бум»! – состроив заговорщицкую мину, в тон ей продолжил Генка и хмыкнул.

Зоя обиделась и с сарказмом произнесла:

– Я что-то не пойму, что тебя так веселит? Смерть моей тетки или способ получения ядовитого порошка?

– Да я просто не могу больше это слушать! Зой, извини, конечно, но я смеюсь над всеми женщинами в твоем лице. Все вы почему-то любите подобные штучки – магию там всякую, колдовство. Как это: «приворот-отворот за один день со стопроцентной гарантией», да?

– Угу, ты можешь смеяться сколько угодно, – сердито парировала Зоя. – Но есть такие вещи, о которых лучше не задумываться, почему и как они работают, а просто принять как должное: работают, и все. Иначе сам себе покажешься идиотом.

Она немного помолчала, разглядывая порошок на бумажке, а потом доверительно добавила:

– Кстати, чтобы получить смертельную пыль, вовсе не обязательно проделывать все это с алмазом – нагревать, добавлять все эти гадости. Можно просто растолочь такой алмаз, на котором есть кровь. Если, к примеру, из-за него кого-то убили. Он считается нечистым и – убивает. Убивает, даже если просто владеть им.

– Зоя, вот сразу видно, что ты приехала из глухой, дремучей тайги. Или из тундры – что там у вас, в Мирном?

– Тайга, – машинально уточнила она.

– Если бы я тебя более-менее не знал, подумал бы, что ты дура необразованная. Темная, как твоя тайга. Ну ты же умная, взрослая девушка. Ну ерунда это все! Е-рун-да! Легенды, понимаешь? – с нажимом произнес Геннадий.

Зойку как будто обдали ушатом холодной воды. Она откинулась на спинку стула, сложила руки на груди крест-накрест и холодно уставилась на своего друга. Генка, поняв, что терпение ее на пределе, решил пустить в ход все свое красноречие:

– Послушай меня. Бриллианты всегда были овеяны ореолом тайны и мистики – из-за их баснословной цены и редкостных качеств. О них сочиняют всякие там истории испокон веку. Но это всего лишь обычные кристаллы углерода, которые образуются под большим давлением и при высокой температуре в глубине земли. Сами по себе они не опасны для здоровья. Что же касается ингредиентов, которые ты мне назвала, – давай разберемся. К примеру, твой ранункулус – это всего лишь лютик. По-латыни. Правда, когда это простенькое растеньице цветет, сок его становится настолько едким, «лютым», что капнешь им на руку – долго будет жечь кожу. Раньше из этих цветков даже нечто вроде горчичников делали. Можешь себе представить, что будет, если такая штука в желудок попадет? Сожжет все внутренности! Цикута – тоже латинское название. В просторечии это болиголов. Известно, что вытяжкой из его ядовитого корня казнили Сократа. Но в твоем рецепте эти растения кипятят трое суток, а за это время все ядовитые вещества в них должны разложиться. Странно, кстати, что ваши шаманы употребляют латынь, ты не находишь? Дальше: оленьи кизяки – штука безобидная. Ими можно печку топить. Бычья моча – некоторые чудики мочой лечатся, даже пьют. Есть такое дело – уринотерапия называется, из области нетрадиционной медицины. Можжевеловые почки вполне съедобны. Ну а сами истолченные бриллианты теоретически, конечно, могут вызвать смерть – от внутреннего кровотечения, если у человека случится прободение желудка или кишечника.

– Чего-чего? – протянула Зойка недоверчиво.

– Прободение, – терпеливо продолжил свои разъяснения Гена. – То есть прокол. Это медицинский термин такой. Когда осколки режут или прокалывают стенки внутренних органов. Кстати, такой же эффект могут дать и обыкновенные стекла. Но твой порошок слишком мелкой консистенции. Так что как ни крути, а эта смесь даже расстройства желудка вызвать не может.

– Слушай, Геныч, и откуда ты все это знаешь? Прободение, Сократ, уринотерапия… Умный, да?

– Да. Книжки читаю.

– Но жизнь отличается от книг! Я уже тебе говорила, есть вещи, которые работают вопреки здравому смыслу. Я… знаю… по собственному… опыту… что… этот… порошок… убивает! – четко, раздельно, многозначительно произнесла Зоя. – Я выросла там, где приготовить такой порошок может самый завалящий шаман из любого якутского улуса. И я тебе сейчас докажу, что я вовсе не экзальтированная дурочка, которая верит во всякую чушь.

Зойкин голос стал колючим, жестким, ее лицо приняло выражение решительности, и Генке показалось, что в ее темно-серых глазах мелькнули какие-то стальные всполохи – как два острых кинжала. От этого взгляда ему стало даже как-то не по себе.

– Джесси! – крикнула Зоя, не отрывая своих глаз от Генкиных, точно пытаясь его загипнотизировать.

Где-то в комнате в районе дивана послышалась возня.

– Джессика, ко мне! – нетерпеливо повторила Зойка.

Предисловие.

Всяк алмаз был породой бесформенной.

Ум и сердце кладу на весы...

Бриллиантовой пылью заполнены

Моей трудной карьеры часы.

От души мы крупицу истратили -

Пал песок на стеклянную гладь.

Это - наше уменье эмпатии.

Это - жажда другим сострадать.

Это - нашей души неспокойствие.

Это - страх, что исход предрешен.

Это - как мы порою геройствуем,

Лишь бы только другой был спасен.

Это - наши надежды на светлое.

Это - наше тепло и любовь.

Постараюсь, чтоб чистое, белое

Не запятнала алая кровь.

Лягут радугой наши желания,

Растворится печаль в небесах.

Есть предел моего сострадания.

Есть число у песчинок в часах.

Все, что дышит - то жизнью пресытится.

Есть начало - наступит конец:

Бриллиантовой пылью осыпятся

Боль и слезы из наших сердец.

Е.Романенко. Апрель 2016

Чем отличается бриллиант от алмаза? Алмаз - это вещество, невзрачная бесформенная драгоценность, облепленная со всех сторон ненужной породой, которой еще не касалась рука ювелира. А вот когда мастер возьмет эту породу в свои руки и начнет действовать, то постепенно из неопределенного куска возникает прекраснейшее творение. У каждого ювелира свои секреты, и каждый новый ограненный бриллиант блестит по-своему и по-своему красив.

Поначалу мастер откалывает грубую породу, очищая драгоценную сердцевину. А вот когда вещество уже очищено, начинается самое сложное. Нужно сделать так, чтобы форма была безукоризненной. Все, что мешает этой форме, откалывается тончайшим буром и в виде пыли осыпается на рабочий стол. И нет такого алмаза, после огранки которого не осталось бы этой пыли. Вот только самое главное, чтобы не обратилось в нее больше драгоценной породы, чем нужно, и это в работе ювелира - самое сложное.

В любом случае, если есть пыль, то есть и бриллиант, от которого ее откололи. И наоборот - если есть бриллиант, то не бывает такого, чтобы когда-нибудь с него не сдували мелкую, невзрачную, но по-прежнему бесценную пыль.

Собаку с энтеритом удалось вылечить. И вон те люди с аллергией у котенка тоже вроде бы остались довольны лечением. И тем не менее, Ира готова была выть волком. У нее болела голова от постоянного недосыпа и стресса, руки тряслись от того же, а сама она, казалось, тонет в огромном темном омуте своего незнания. Всего недели четыре с небольшим назад она стала ветврачом, а ее уже нагружали по полной. Директор клиники и по совместительству ее главный врач Сергей Николаевич решил, что с него хватит работы без выходных, повысил ее, на тот момент фельдшера, до врача и сказал, что с понедельника по пятницу включительно и видеть не хочет всех этих пушистых тварей рядом с собой. Впрочем, ему все равно приходилось регулярно выслушивать, кто как поносит и чем блюет и, выдохнув для успокоения, рассказывать своей паникующей подчиненной, что нужно назначить в каждом таком случае.

Паникующая подчиненная же по сто раз на дню молилась небу, чтобы к ней больше записывались на стерилизации или кастрации, или на какую другую хирургию. По барабану, кто именно, кошки или собаки, главное, чтобы нужно было резать, перевязывать или шить - этому она, слава богу, научилась еще тогда, когда ассистировала Сергею Николаевичу на операциях. Тем более, было очень неловко выписывать лечение для тех, кто уже на протяжении двух лет привык видеть ее за спиной главврача и никак в принадлежащем ему кресле за приемным столом.

Сейчас же, получив больше свободного времени, Сергей Николаевич имел возможность расширять свой крошечный подвальчик из двух с половиной отремонтированных комнат, чтобы наконец завести собственный рентген и УЗИ. Пока же приходилось сотрудничать с другой клиникой, а это было не очень хорошо - примерно половина из тех, кто уходил туда на исследование, там же и оставались. Директор возлагал на Иру большие надежды, ожидая, что она научится хорошо хотя бы чему-то одному из этих двух видов диагностики и хоть немного повысит рейтинг клиники. Девчонка-то она была, вроде бы, талантливая, да и учиться хотела. Сергей Николаевич регулярно напоминал ей об этом, даже разрешил взять купленную им литературу по ультразвуковой и рентген-диагностике в качестве домашнего чтива. Он, разумеется, понимал, что сейчас голова у нее занята совершенно другим, и ничему из данных материалов в ней пока не было места, но все равно торопил ее с изучением методов визуальной диагностики. Ира, кивая головой на автомате, смотрела на него уставшими опухшими глазами и соглашалась со всем, что он скажет. На большее она пока была не способна.

Зазвенел телефон. Ира подняла трубку, искренне надеясь, что это кто-то запишется на стерилизацию. Но нет - спросили, сколько стоит прием. Обреченно выдохнув сумму, она встала с приемного кресла, положила трубку и направилась в операционную, где стоял шкаф с различными сыпучими продуктами и холодильник - выпить чаю с горя. Через полчаса она впервые увидела Степу.

Степе, серому котенку "дворянской" породы, было пять месяцев, весил он половину килограмма, хрипло дышал и почти беззвучно мяукал. Первым, что сказали хозяева, появившись с порога, была фраза "Ой, а мужчины-врача нету сегодня, да?", и это сразу опустило настроение почти под ноль. Пришлось объяснять, что его смены теперь в субботу и воскресенье, а все остальное время на приеме царствовала она. Протянув задумчивое "Ааа", женщина, принесшая котенка, помолчала немного, после чего все-таки соизволила рассказать дожидающейся ответа Ире, что же все-таки случилось (наверное, думала, доживет ли котенок до выходных, с досадой решила девушка). Новоиспеченная горе-врач подумала, что надо бы взять кровь на анализ и уколоть какой-нибудь спазмолитик, но, как всегда, ощутила острую нужду проконсультироваться с начальником. Вообще-то она уже с неделю пыталась перебарывать в себе это желание, но иногда (особенно часто под вечер, когда думать уже не хотелось, или в таких случаях, когда шли к Сергею Николаевичу, а попадали к ней) подобные попытки заканчивались неудачей. Например, сейчас.

Попросив хозяев подождать немного, пока она сходит за материалами для анализов (что было только для отвода глаз), она судорожно натыкала в телефоне номер главврача.

Да, Ир? - раздался после нескольких гудков усталый голос Сергея Николаевича. Сегодня это был уже третий звонок.

Сергей Ни-николаич... у меня котенок здесь на приеме, он плохо дышит, недовес и голоса почти нет. Чего делать ему? Я анализ крови возьму и папаверин у-у-уколю?

Нахрена тебе там папаверин? Бери анализ крови, смотри эозинофилы. Они его от гельминтов обработали?

Эээ... не спросила.

А почему не спросила? Спрашивай. Смотри эозинофилы.

А па... папаверин?..

Да забудь ты про папаверин! Не поможет он тебе. Антибиотик сделай, амоксоил вон какой-нибудь. Он хорошо при бронхитах помогает.

Поняла. До свидания.

А стул какой? - уточнила Ира, подписывая шприц с только что взятой кровью. Осталось только уколоть амоксоил. - Понос был?

Нет, не было, - судя по тону, у хозяйки кончалось терпение. - Если бы у него были глисты, я бы заметила, наверное?

Не... необязательно, - ветврач покачала головой. - Иногда даже очень опытные специалисты не могут сказать сразу, есть глисты или нет. Эм, ну... нужно для верности глистогонить раз в квартал. Тем более если вы его нашли на улице, так ведь? Вот. Надо было сразу обработать, а то... неизвестно, может у него и есть... ну, глисты.

    Допустим, что имеется алмазная пыль, состоящая из маленьких кубиков с ребром 1 (Л, или 10 А, или, что то же, 10 см. Объем такого кубика составляет 10 А, или 10 еле, и так как удельный вес алмаза равен 3,4, то каждый кубик весит 3,4-10" г и 1 г алмаза содержит 2,9-10 таких частиц. Поскольку каждая из них имеет удельную поверхность, равную 

Особенно высокими абразивными свойствами, помимо алмазной пыли, обладают оксиды алюминия, хрома и железа, имеющие высокую твердость и механическую прочность, которая препятствует дроблению частиц в процессе изнашивания. Кроме того, металлы имеют структуру, состоящую из зерен различной твердости. Микротвердость различных компонентов металлов, а также некоторых других материалов (в МПа) приведена ниже  

    Горнорудная промышленность 1) классификация горных пород при изучении залежей различных руд 2) сепарирование соединений редкоземельных элементов (цирконий, тантал, ниобий) 3) выделение алмазной пыли из шламов - 

Обычно алмазы бесцветны, но бывают синего, голубого, красного цвета. Алмаз - самое твердое из всех известных в природе веществ. Граненые прозрачные алмазы называют бриллиантами. Однако на изготовление ювелирных изделий идет незначительное количество алмазов (15%). Основная часть их используется в технике алмазная пыль -для шлифовки твердых материалов, тонкой заточки токарных резцов алмазные коронки - в бурильном деле. 

В проекте опытного цеха была предусмотрена защита дроссельной арматуры от эрозии с помощью наплава из победита. Однако вентили с наплавом из победита на шпильках и седлах не обеспечивали герметичности даже после пришлифовки их алмазной пылью. Поэтому было решено осуществить пробный пуск цеха с дроссельными вентилями, изготовленными из углеродистой стали. Эти вентили вышли из строя после двух часов работы. Затем были опробованы вентили специальной конструкции (ангарские вентили) с арматурой из нержавеющей стали, которые вышли из строя через 11 часов. 

Карборунд Карбид бора Алмазная пыль Стекло 

Ювелирные алмазы составляют только небольшую долю всей добычи (около 15%) главная же часть добычи в виде мелких и окрашенных алмазов идёт на технические нужды. В бурильном деле применяются алмазные коронки для проходки твёрдых пород. Алмазная пыль употребляется в значительных количествах для шлифовки твёрдых материалов и для доводки (тонкой заточки) токарных резцов, сделанных из твёрдых режущих сплавов. 

Методы порошковой металлургии пригодны для изготовления изделий и материалов, в состав которых входят металлы и материалы, не соединяющиеся друг с другом например, из порошка карбида вольфрама или карбида титана Т1С, смешанного с порошкообразным кобальтом, готовят сверхтвердые, металлокерамические сплавы. Карбиды придают этим материалам твердость, а кобальт - вязкость. Резцы, изготовленные из таких сплавов, позволяют увеличить скорость обработки металлов в 200 раз по сравнению с резцами из углеродистой стали. Из смеси порошкообразной меди и графита изготовляют щетки для электромоторов, обладающие значительной электропроводностью и прочностью из порошкообразных вольфрама и серебра готовят материал, заменяющий платину в электрических контактах из алмазной пыли и некоторых металлов готовят круги для обработки сверхтвердых материалов. Спеканием крупнозернистых порошков получают пористые материалы, используемые в автомобилях, тракторах и т. д. в качестве металлических фильтров. 

Резку производят алмазной пилой (стальным диском с впрессованной по окружности алмазной пылью) или карбид-кремниевыми кругами (резку стальными дисками с подачей зерна карбида кремния или песка с водой в настоящее время не применяют ввиду низкой ее производительности). 

Рассматриваемые карбиды хорошо проводят электрический ток. Например, карбид титана используют при изготовлении углей дуговых ламп. Нитриды рассматриваемых элементов общей формулы ЭН представляют собой твердые, тугоплавкие вещества. Благодаря своей твердости нитрид титана TiN применяют вместо алмазной пыли при шлифовании драгоценных камней. 

Таким образом, искусственные алмазы применяют почти исключительно для промышленных целей. Алмазные порошки и пасты, а также режущее и буровое оборудование с алмазной пылью оказались незаменимыми для обработки современных сталей и других материалов. Производительность такого оборудования повысилась на 30-50%, а в некоторых случаях и на 100%. Например, в ФРГ при ремонте водопроводной сети бетонную трубу толщиной 3,4 м распиливают алмазной пилой на несколько частей. На каждый 9,5-метровый участок трубы затрачивается только 10 мин. Алмазы применяют в производстве часов и прецизионных инструментов, ими режут и обрабатывают металлы и стекла, с их помощью изготавливают тончайшую проволоку. Существует особая разновидность черных алмазов, называемая карбонадо, которая тверже, чем все другие алмазы, встречающиеся в природе. С помощью карбонадо можно обрабатывать сами алмазы и, кроме того, изготавливать сверхтвердые буровые коронки. Карбонадо удалось получить также синтетическим путем-спеканием обычного алмазного порошка при давлении 30-80 тыс. бар и температуре >1000°С (США, 1971 г.). 

Из этих двух давно известных аллотропных видоизменений углерода наибольшую ценность представляет более редкпй в прпроде алмаз. Лишь крупные алмазы, которым можно придать правильную огранку, используются в ювелирном деле. Главное применение алмаза - в промышленности для бурения скважин, для резки стекла, как абразив для шлифовки различных твердых материалов, в том числе ювелирных алмазов. Для этого не обязательно требуются крупные алмазы - иногда достаточно алмазной пыли. 

Абразивы. Карборунд, алмазная пыль, кварцевый порошок, карбид кремния. 

При втором способе притирки в качестве притирочного средства применяются наждак, электрокорунд, карбид кремния, карбид бора, алмазная пыль и др. Смазочные жидкости в этом случае применяются те же, что и при предыдущем виде притирки. 

В анализе Петри пунктов (с) и (е) такие фразы, как бороздки глубиною более одной четверти миллиметра, образованные в кварце вследствие однократного проведения резцом " или поскольку ширина бороздки равна всего лишь одной пятой миллиметра... ясно, что резец должен был быть тверже кварца несколько дезориентируют, поскольку материал, о котором говорит Петри, был не кварцем, а менее твердым диоритом поскольку же для шлифования алмазов применяется алмазная пыль, то вполне допустимо, что для резания кварца может использоваться толченый кварц. 

Самые толстые покрытия получаются при применении начального напряжения постоянного тока 15-20 в, которое постепенно повышается до 60-90 в. Образующийся при этом сульфат алюминия безвреден при концентрации до 300 г1л. После анодирования детали промываются и прогреваются при температуре 80°. Максимальная толщина полученных покрытий равнялась 75-125 мк при твердости 500-600 по Виккерсу. Отделочное полирование, если требуется, производится алмазной пылью в течение 5 сек. 

Пленка чистого металла, осажденная пои испарении в вакууме на оптически плоскую поверхность, является лучшим примером зеркала высокого блеска. Подобный же вид поверхности может быть получен при очень осторожном механическом полировании алмазной пылью химически и физически однородного металлического образца. Но в этом случае высоко чувствительные оптические методы часто обнаруживают дефекты, которые или имеются в металле (поры и включения), или приобретаются при полировке (царапины). Хорошей полировки на химически гетерогенном материале можно добиться, если имеющиеся фазы не отличаются заметно по твердости и мельчайшая физическая неоднородность имеет тенденцию исчезнуть при переходе через поверхностный слой. 

В области термодинамической устойчивости алмаза его можно получать в виде алмазной пыли из углеродсодержапщх веществ во взрывной волне. Этот вариант сшггеза следует отнести к методу динамического погружения. 

Элементарный углерод в различных аллотропических модификациях является незаменимым материалом современной техники и промышленности. Обладая максимальной твердостью среди всех известных материалов, алмаг в виде отдельных кристалликов, а также алмазной пыли и паст применяется для обработки наиболее прочных материалов и сплавов, употребляется в наиболее ответственных местах приборов и машин, обеспечивая точность их работы и долговечность. Алмаз - незаменимый материал сверлильной, шлифовальной и бурильной техники. В настоящее время, благодаря открытию месторождений алмаза на севере Якутии и на Урале, а также в результате разработки советскими учеными промышленного способа получения искусственных алмазов, Советский Союз уже ни в коей мере не зависит от иностранного экспорта и сам является поставщиком алмазов на мировые рынки. 

Большинство современных приборов укомплектовано электродами из стеклоуглерода. Этот углеродный материал имеет высокую механическую прочность, химически устойчив, крайне малопорист и относительно хорошо проводит электрический ток, В отличие от пирографита стеклоуглерод имеет изотропные свойства и не требует определенной ориентации в растворе. Для получения обновленной поверхности торец электрода периодически полируют с помощью специальных порошков на основе оксида алюминия и алмазной пыли. Порой при этом достигается высокая воспроизводимость результатов измерений. К стеклоуглеродным электродам по характеристикам близки электроды из углеситалла. Электроды из стеклоуглерода и углеситалла лучше всего подходят для определения веществ, имеющих более положительные потенциалы окисления, чем потенциал окисления ртути. 

Маковский и Немечек наблюдали образование графита при бомбардировке частиц угля и алмазной пыли в электронном микроскопе пучком электронов большой интенсивности. 

Однако многие адсорбенты (силикагель и другие гели) аморфны. Можно указать случаи, когда зависимость дифференциальной теплоты адсорбции на поверхности заведомо аморфного тела и на поверхности адсорбента, который считается кристаллическим, очень близки или даже совпадают в пределах ошибок измерения. Последний случай имеет место, по мнению Д. Грахама, при адсорбции азота на аморфном углероде и на алмазной пыли, размер кристалликов которой меньше 2 мкм. Поскольку в конденсационном приближении теплота адсорбции совпадает с функцией распределения центров адсорбции по энергиям, которая тесно связана с атомной структурой поверхностного слоя адсорбента, естественно предположить, что атомная структура поверхностного слоя ультрадисперсных 

Углеродные материалы - сажа, кокс, графит, алмазная пыль находят широкое применение в качестве сорбентов, катализато ров. Сажа и графит давно используются в качестве наполнителёй 

Авторы работали на приборе РАК-174 со стеклоуглеродным электродом фирмы Токай Электрод. Нижнюю плоскость электрода полировали алмазной пылью (диаметр частиц составлял 20 мкм). Электронакопление вели в течение 5-10 мин при Ец = -0,9 В (нас. к. э.). ДИП регистрировали при АЕ = = 25 мВ, в -Ь 4 + = 0,5 с и и = 5 мВ/с. Развертку 

Исключительная твердость алмаза делает его очень ценным в техническом отношении. В виде мелких острых кристалликов, нстав-ленных в специальную оправу, алмаз применяют для резки стекла. Особенно широко используют алмазы при бурении твердых горных пород. Для этого алмазы вставляют в специальные стальные цилиндрики с винтовой нарезкой, называемые коронками (рис. 40). Последние являются главной частью бурового снаряда. Алмазы применяют в токарных инструментах для обработки особенно твердых и вязких веществ и материалов, например слоновой кости, бронзовых сплавов и др. Алмазную пыль применяют для шлифовки драгоценных камней, 

Притирка с целью удаления отдельных неровностей покрытия, которые могут препятствовать взаимному плотному прилеганию трущихся поверхностей. Притирка, например, поршневых колец, производится в цилиндре, заполненном смесью алмазной пыли с маслом. Продолжительность притирки зависит от глубины пористости покрытия, так как в процессе окончательной отделки покрытия слой хрома частично сошлифовывается. 

Попытки синтезировать алмазы в области термодинамической устойчивости графита не прекращаются и в настоящее время. Так, например, Эверсол (цит. по ) получил патент на процесс синтеза алмазов путем пропускания газа, содержащего метильную группу (например, метана, этана, пропана, Hg l или ацетона), над алмазным порошком при температуре около 1000° С, под давлением 0,2 мм рт. ст. Через несколько часов алмазы покрывались черной пленкой, представлявшей собой преимущественно графит эта пленка удалялась хромовой смесью или путем нагревания при 1000 С в водороде (10-50 атм) в течение нескольких часов. После такой обработки алмазная пыль обнаруживала привес на 1-4%. Этот процесс рекомендуется повторять, что приводит к дальнейшему увеличению веса алмазов. 

Применяя при обработке деталей из пластмасс прямой наконечник со сменкыми борфрезами, рабочий может выполнять самые различные операции. Легкие и очень удобные в работе наконечники позволяют слесарю качественно зачищать детали по контуру. Используя цилиндрические абразивные круги с алмазной пылью, лучших результатов достигают при обработке деталей из стеклопластика, волокиитов и др. 

Правило ступеней подсказывает, однако, и другой путь получения алмаза из атомного пара углерода. В этом случае первой возникнет метастабильная благодаря высокому потенциальному барьеру структура алмаза. Этот путь синтеза и осуществил бессознательно английский оружейник Хенней в 1889 г. Поместив в ружейный ствол керосин и нагрев герметически закрытый ствол до 1000° С, он вызвал разложение керосина с образованием сажи. В последней были найдены очень твердые частицы весьма мелких размеров, которым была приписана предположительно структура алмаза. Образцы Хеннея хранились в музее. В 1945 г. английский рентгенограф Кэт Лонсдейл подтвердила рентгенографически, что в образце действительно есть алмазная пыль. 

Изготовление инструмента . Электроформованием изготовляют шлифовальные и наждачные круги, диски, полотна для пил и т. д. Способ заключается в том, что твердые частицы (алмазная пыль, оки слы кремния, алюминия, карбиды кремния, вольфрама, молибдена) могут быть включены в основу, состоящую из более мягкого металла (никель, медь, серебро, кадмий и некоторые другие). При этом абразивные частицы имеют очень хорошее сцеп- 

Для стимулирования соосаждения определенных веществ с металлом и улучшения свойств КЭП прибегают к изменению природы поверхности частиц. Так, электропроводящие частицы металлов, графита и сульфидов покрывают пленкой смол. КЭП, содержащие такие частицы, обладают более гладкой поверхностью, чем покрытия, содержащие необработанные частицы. Таким образом удается избежать получения рыхлых покрытий. Для соосаждения частиц фторопласта с гальваническими осадками поверхность политетрафторэтилена предварительно обрабатывают в аммиачном растворе натрия и покрывают слоем сарана или эпоксидной смолы. Саран улучшает соосаждае-мость с никелевым покрытием также и других частиц, например стеклянной или алмазной пыли. Методы покрытия частиц различных веществ поверхностными пленками, так называемого капсулирования, приведены в работеКроме того, описаныспособы металлизации порошков стекла и полистирола медью и никелем, при этом отмечено значительное увеличение соосаждения порошков с медными покрытиями. 

Желтые кристаллы йодоформа (т. пл. П9, т. кип. 219 "С) обладают характерным навязчивым запахом. Жидкий при обычных условиях тртрабромэтан (СНВга-СНВга) характеризуется весьм высокой плотностью (2,97 г/сл) и применяется для отделения алмазной пыли от песка и т. п. 

Окончательная пригонка запорного зшнуса к седлу в дроссельных патронных вентилях достигается обоюдной притпркой, производимой ввиду весьма большой твердости снлавов у] азанных марок специальными твердыми порошками (карбидом бора или алмазной пылью). 

Жидкие поверхностноактйвные вещества из ряда простых и сложных эфиров полигликолей применяют в качестве среды для абразивных порошков, например алмазной пыли и пылевидной окиси алюминия . В данном случае они по своим свойствам, по-видимому, превосходят обычные вязкие жидкости. 

Хорошо известно, что твердый абразивный порошок, внедренный в мягкий материал или применяемый совместно с ним, может резать твердый камень. Говорят, что индейцы одного из племен Южной Америки сверлили горный хрусталь нри помощи побега дикого пизапга (род бапапа), кварцевого песка и воды. В одном из музеев Королевского ботанического сада в Кью хранится кварцевый цилиндр длиною 5-7 см со сквозным отверстием, просверленным, как утверждают, при помощи топких полосок кожуры стебля одного из видов альнинии (А1рт1а), которые быстро вращали между ладонями, подсыпая понемногу песок. Все эти примеры подтверждают, что абразивный порошок может резать равное ему по твердости вещество, и лучшим доказательством этого служит алмаз, который, как мы уже говорили, шлифуется нри помощи алмазной пыли. 

Смотреть страницы где упоминается термин Алмазная пыль :                      Основы общей химии Том 2 Издание 3 (1973) -- [

Л.Рохлин.
Бриллиантовая пыль

Непроницаемо чёрные, нестерпимо холодные ночи в пустынях северной Мексики. Если ночью пристально вглядется в небо, то может показаться, что находишься на дне глубокого колодца и где-то там, в немыслимой вышине, как в подзорную трубу увидешь мириады ярко сверкающих ледяных звёзд, слабую туманность и сквозь неё таинственный лик бегущей луны.

Так ей и казалось, когда не было сил идти и она валилась от усталости, невольно глядя в небо. Но идти надо было. Её толкали и они ползли не в силах подняться, под завывание ветра и песка, крепко, изо всех сил держась за верёвку, единственной ниточкой связывающей их между собой и казалось вообще с миром. Ветер был так силён и нёс так много песка, что невозможно было открыть глаза, а когда он чуть затихал, то в таинственном сиянии луны вдруг проглядывало дьявольское очертание большого кактуса. А ещё эти мерзкие колючки, жадно цепляющиеся, царапающие до крови...

Ануш только сейчас почувствовала как ноет расчёсанное тело. Нельзя было опереться на спину, лежать, дотрагиваться до ног и рук, даже на шее торчали острые иголочки.. Озноб пробирал до костей...
Она очнулась. Кажется и не спала. Открыла глаза и... испугалась тишины, но более жуткого мрака. Боялась шевельнутся. «Господи! где я? мамочка...» Послышался шорох где-то рядом, она инстинктивно сжалась и вновь на ослабевшее сознание нашла дрёма. Но ещё успела промелькнуть мысль - «Господи! За что... наваждение какое-то.»
И всё таки она уснула, так как вновь её разбудил крик охранника. Ануш открыла глаза и... дико закричала от страха, увидев в луче солнца двух толстых крыс, шумно старающихся опрокинуть тарелку тюремного завтрака, подсунутого под решетку.

Они таки сожрали её завтрак и не обращая на узницу внимания, продолжали возиться и принюхиваться, привстав на задние лапки и устремив бусинки удивлённых глаз на человека. Зло попискивая, в поисках следующей пищи,они медленно удалились.
Ануш не отрывала глаз от жуткой картины, вцепившись руками в тоненькое одеяло, не замечая как камера постепенно заполняется солнечными лучами. Вот они достигли её ног, стали медленно подниматься, заливая помещение бодрящим светом.
Узница, всё ещё не шевелясь, внимательно следила за движением лучей и когда они заполнили всё пространство камеры, повернула голову к исходу к решётке. И вновь испугавшись, пронзительно закричала. Увиденное настолько поразило её, что молодая женщина вжалась в стену, забыв о боли, буквально распластавшись. Ей показалось, что она лежит на краю пропасти.

Прямо за решеткой камеры змеилась узенькая тропинка, а за ней... пустота. Как будто земля провалилась в бездну. Ануш, немного успокоившись, приподняла голову. Противоположный борт «бездны» еле проглядывал в клубах тумана, седые космы колыхались от слабого ветра. Сквозь разрывы тумана, напротив, виднелись чёрные глазницы зарешёченных камер-пещер. Она даже увидела или ей показалось...людей двигающихся, лежащих. Переборов страх, Ануш встала и сделала несколько шагов к рещётке, жадно смотря по сторонам.
Солнце между тем, поднявшись достаточно высоко, пожирало туман и вскоре её глазам открылась картина...ада.

Напротив, на самом деле, тянулись ряды зарешёченных пещер. Они уходили вертикально вниз, волнообразно и параллельно. Виднелись железные мостики, соединяющие борта ада. Проглядывали и нижние ряды камер-пещер. Солнечные лучи только - только проникли туда, разгоняя туман. Вот они коснулись дна ада, высветили его и Ануш увидела узенькую ленту реки, даже разглядела маленькие барашки волн на порогах.
Оказалось, что её ряд камер был самым верхним, выше лишь бугристая поверхность земли с рядами высоких столбов, опоясанных колючей проволокой.

Ануш смотрела во все глаза, забыв обо всём, настолько поразительным и таинственным казался ей открывшейся пейзаж. «Господи, где это я? Что со мной творится? Ведь только совсем недавно была в моём розовом Ванадзоре.» Мысли неслись вихрем, перескакивая, обрываясь, наполняя обескровленную душу леденящим ужасом... И видимо уже в беспамятстве дико завыла...забилась.
И вновь её разбудил крик охранника.
Белые занавески на зарешёченных маленьких окнах, белые стены и неровный белый потолок в трещинках и паутине, рядом пустые железные кровати со свёрнутыми тощенькими полосатыми матрасами и подушками. «Больница – промелькнуло в сознании – а где-же камеры, ...ад или померещилось» Но было тепло и действовало лекарство и Ануш вновь провалилась. Дыхание становилось всё более ровным, губы вдруг растянулись в улыбку, такую жалостливую, наивную.

Ей снился сон!
Долгий, бессвязный, мучительный. Из глубины дремлющего сознания выплывали яркие картинки, тускнели, всплывали другие, никак не связанные с предыдущими. Глубокий сон сковал тело. Он казалось, словно с экрана зрителям, демонстрировал действительную её жизнь, до мельчайших подробностей. Розовое детство, родителей, учёбу... любовь. Она даже просыпалась, но сон продолжался и наяву. Ануш лежала с закрытыми глазами, пока не проваливалась вновь и новые картинки, то радостные, то печальные заполняли сознание.

С тех пор прошло 12 лет. Она ничего не забыла, до мельчайших подробностей и это событие юности и последующих лет, как тяжелый камень на шее, не давало выпрямится. С некоторых пор ей всё труднее стало держать в себе эти картинки, хотелось рассказать, поделится. Но только не близким. Мало-ли, ещё превратно поймут.
И она выбрала меня, учителя истории её единственной девочки.

Какое гордое, красивое слово – Армения!
Есть мнение, что на Армянском нагорье рождён библейский человек. Возможно! Там ведь был когда-то прекрасный климат, который сохранился и до наших дней в межгорных долинах на побережье Чёрного моря.
В одной из долин, в живописной местности Лори Памбак, издавно поселились люди, построив розовый город Ванадзор.
В этом городе я и родилась, кажется вечность тому назад в семье школьного учителя математики. Когда мне минуло 14 лет решено было, что пойду учится в городской медтехникум, следуя семейной традиции.

Двоюродный дед врач, мама – фармацевт, теперь и моя очередь.
Мне было всё равно. Техникум, так техникум! Какая разница, лишь бы не мешали, не вторгались в мои мысли, тщательно охраняемые тайны души.
Жила во мне с ранней поры страсть. Я очень стеснялась делится ею с подругами и тем более с родителями. Не поверите, но с некоторых пор безумно полюбила...бриллианты.
Вы удивлены! Я могу вас понять. Маленькая девочка и бриллианты – что общего!
Ну вот случилось так. Полюбила, как своё одиночество, как безмолвие каменных водопадов в горах, прерываемое рокотом ручья, пением птиц.

Был у моего двоюродного деда, главного в городе судмедэксперта, друг. Ювелир! Давно их свела судьба в каком-то тёмном криминальном деле. Ювелир был стар, одинок и богат. Я тогда не понимала насколько. Мой дед часто брал меня с собой гулять и поначалу редко, а потом всё чаще и чаще по моей просьбе мы заходили к ювелиру. Дед любил с ним вспоминать былое, а я тем временем рассматривала его богатства. Он доверял деду, узнав мою замкнутость и молчаливость, учуяв мою страсть, стал доверять и мне. Неторопливо, старчески шлёпая босыми ногами по каменному полу, он открывал заветную дверцу в стене, за древними, казалось ещё более чем хозяин часами и перед моим всегда изумлённым взором возникал сказочный музей...драгоценных камней.

Он любил только камни, без оправы и перебирая их короткими, морщинистыми пальцами, рассказывал таинственные истории и легенды о более крупных экземплярах, о долгой и нередко кровавой жизни камней, о их владельцах, о ценности, формах огранки, старых мастерах огранки, о цвете и чистоте камня и о многом другом.
Видя моё восхищение, ювелир приходил в экстаз, оживлялся, размахивал руками, сверкал глазами и рассказывал, рассказывал... Потом уставал, долго, молча смотрел на меня и смеялся. Этакое старческое булькание вырывалось из груди, как сипение древней физгармонии. Потом он легонько выталкивал меня за дверь, задвигал часы и...музей закрывался.

Вскоре началась смута в Армении. Развалился СССР и люди почувствовав свободу, стали покидать насиженные места в поисках лучшей жизни. Уехал и наш ювелир. Уехал в Америку. Перед отъездом был у него с дедом большой разговор. Резкий, громкий. Я не понимала о чём они спорят и как всегда перебирала в руках камни, любуясь игрой света, наполняясь непонятной страстью, каким-то горением, желанием как ребёнку петь им колыбельные песни.
Очнулась, когда за спиной услышала учащённое сипение ювелира.
«Я тебя очень люблю, дочка – начал он – ты понимаешь камни и они тебя любят, они у тебя в руках расцветают. Слушай меня! Здесь вскоре всё утонет в крови, голоде и драках. Порядка ещё долго не будет. А ты умница, ты должна быть хозяйкой моего музея, деловой и решительной. Ты такая.
Я вижу! Я уезжаю и если Бог даст, то перевезу весь музей и там, в Америке, с друзьями начну новое дело. А ты приезжай ко мне, не думая приезжай, большие дела тебя ждут».

Он гладил мои руки и пристально смотрел в глаза, как будто ещё раз хотел удостоверится в правильности своего решения. Смотрел, как когда-то отец!
Вот так возникла моя большая Мечта! АМЕРИКА!!!
Вскоре я закончила техникум, пошла на работу в тот же госпиталь, где работала мама. Стояла хмурая зима, в горах лили дожди и бурные потоки, неся камни и деревья, размывали берега реки Дебед, заливали соседние улица и старые дома.Всё было серо и непроглядно.
Я была всё также одинока, близких подруг не было, в горах было неуютно и потому сидела дома в те нечастые часы, когда отпускали из госпиталя. Там было много работы, рядом шла война в Карабахе.

Но ведь ненастье проходит! Прошло и это! В горы ворвалась весна, бурная, стремительная, с тёплыми ветрами. Они быстро выпарили накопившиеся за зимние месяцы грязи и невзгоды, набухли почки, проклюнулись первые, яркие листики, а с ними вместе появились и пьянящие запахи нежности и свежести.
В эти дни ко мне пришла долгожданная радость. Я влюбилась, дождалась своего часа. Звали его Вазген, он был тоже из Ванадзора, но с пяти лет разъезжал с отцом и мамой по России из одной воинской части в другие. Потом окончив какое-то военно-техническое училище, приехал к
родственникам в мой город.

Нас познакомили. Он мне запомнился застенчивым, стеснительным, мгновенно краснеющим. Всё выдавало в нём натуру мягкую и нерешительную, но чистую, искреннюю.
Я влюбилась сразу, сердцем поняв, что это моя половина. И он тоже. И уже не отходил, нежно и молча прощаясь вечерами. Он умел нежно любить – и в те годы и сейчас...

Красивая ухоженная женщина слегка покраснела и продолжала...

Вообщем, я рассказала ему всё – о ювелире, своей мечте, необходимости уезжать. Теперь, вдвоём, уж наверняка. Он казалось не слышал меня, со всем соглашался и гладил мои руки, прижимал к губам и восхищённо смотрел, не мигая, в мои глаза. Меня тогда это впервые насторожило и даже расстроило. В нём, казалось, отсутствовало мужское честолюбие, понимание властности, силы денег, карьеры. Он не воспринимал эту сторону моей души, просто как телёнок, шел на запах мамы. Но я тогда не обратила особого внимания, думая, что пройдёт, он очнётся от детского восхищения.
В те же дни мы тайком обручились и он уехал к родителям.

Быстро промелькнул год. За это время Вазген ушел в отставку, принял армянское гражданство, а вскоре с родителями подался в Америку, как беженцы. Я не могла уехать с ними, мы не были расписаны и я осталась ждать вызова.
Я жила его письмами, редкими телефонными разговорами, перечитывала их, воображая его глаза, когда он писал страничку за страничкой своим крупным, ясным, аккуратным почерком.
Надо же такому случится, но в день нашего с Вазгеном обручения, я
получила письмо и от ювелира. Он жил на берегу океана, в громадном городе и как было только мне понятно, довёз свой музей благополучно. Писал, что немного болеет, но более тоскует по маленькой хозяйке музея...а дела идут совсем не плохо...

О письме я сообщила только деду, он обрадовался и с пониманием прищурившись, сказал – «передавай привет ему, моя девочка, он надёжный человек и дай тебе Бог.»
Вскоре Вазген сообщил, что есть один человек в Ереване, который за $5000 провозит людей в Америку без вызова. Я буквально обезумела и несмотря на предупреждения мудрого деда подождать, ринулась в Ереван. Нашла человека, договорилась, со слезами уговорила маму, потом с трудом насобирала деньги, продав мои и мамины драгоценности, наодалживалась... Наконец настал день прощания.
Он совпал с наступлением Нового Года и мы вместе, семьёй, скромно отпраздновали и Новый Год и моё прощание с мамой, дедом, сёстрами и... Арменией.

Поначалу мы прилетели в город Мехико и побродив по аэропорту два-три
часа, наш сопровождающий, тот самый человек из Еревана, которого мы прозвали по армянски «джарфик» (ловкач), объяснил, что теперь летим в Сан Диего, то есть в Америку. И вот уже другой самолёт, через три часа полёта, стал приземлятся.
«Ну вот и всё – решила я – мы в Америке, сейчас увижу Вазгена.» Даже зажмурилась от удовольствия и помнится, найдя в сумочке зеркальце, внимательно на себя посмотрела и от радости тихо засмеялась.
«Что это? Куда нас завезли?» - спросила женщина из нашей группы, когда мы вошли в маленькое зданьице аэропорта.

Да, это не было похоже на огромный аэропорт Мехико и тем более ожидаемый всеми Сан Диего, который рисовался нам вообще грандиозным.
Получив багаж, мы вышли на улицу и...задохнулись от горячего, сухого ветра.
Перед нами расстилалась бескрайняя пустыня, молчаливо-каменистые холмы, залитые горячим солнцем, проросшие кое-где высохшим кустарником. Маленькая площадь, два-три стареньких автобуса и несколько облупившихся такси, которые быстро исчезли, увозя пассажиров в неведомый город.
Нами овладела паника. Стали высматривать нашего джарфика, но он исчез. Мужчины бросились искать его в здании аэропорта, а мы, сбившись в тесную группу, остались ждать под пылающим солнцем. Поиски оказались напрасными и мы, буквально потеряв дар речи, понукаемые одним из наших мужчин, влезли в какой-то заржавленный, пропылённый автобус и поехали... Куда? Мы не знали. Тот мужчина, волнуясь, объяснил, что он кажется идёт в город.

До моего сознания ещё не дошел смысл происшедшего. В сердце ещё неслись пьянящие звуки встречи с Вазгеном. Но это длилось недолго. Убогое здание аэропорта, пустынный пейзаж и вопли – «...где же он, сволочь... убежал « - прояснили сознание и я вдруг отчётливо поняла суть событий.
Меня обманули...где Вазген...как ему сообщить. В автобусе, взяла себя в руки и мучительно думала, как позвонить, откуда. Ведь знала, что Америка где-то рядом...Но мной ещё владело паническое состояние.
Я огляделась. Увидела, что рядом, как и всю дорогу, находятся двое из моего города. Пожилая женщина, Карина, которую я как-то видела в больнице и совсем незнакомый, ещё мальчишка, Ваник. Мне стало почему-то немножко легче, всё таки свои рядом. Мы переглянулись. Ваник даже подмигнул мне.

Вскоре подъехали к одноэтажному простенькому зданию. Оказалось, что это дешёвый мотель. Видимо шофёр понимал, что нужно его пассажирам.
Дальше всё оказалось просто. Женщина в оффисе попросила показать деньги и затем быстро соединила меня с квартирой Вазгена.
Так быстро, что услышав в трубке, как будто с соседней улицы, голос отца
Вазгена, я онемела, задохнулась и что-то неслышно промямлила. Голос отца вновь произнёс.
Слушаю, кто это, ничего не понимаю!» Тогда я закричала – «Это я, Ануш, я рядом, где Вазген. Вы меня слышите, где Вазген?» - кричала я в трубку вновь и вновь. Внезапно раздался голос отца – «...доченька, милая, задержись с вылетом. Нет Вазгена. Понимаешь, нет. Он в больнице. Плохо с ним, очень...- голос замолчал и долго молчал, потом еле слышно произнёс – в психиатрической больнице, доченька. Ты подожди с вылетом, уж извини...»

Я крепко сжимала трубку и слова отца, как капли расплавленного свинца, падали в душу, пробивая в крепчайшем фундаменте моей уверенности трещины.
Не дождался! Не выдержал! Ведь я думала об этом... Слабый ты мой, а как же теперь я, как наши планы. Что мне теперь делать. Господи, что за день такой???»
Трубку я всё ещё держала в руках.
Что говорить отцу? О ведь не понимает, что я рядом. Что говорить, что делать, что говорить, что дальше....Господи, помоги....

Очнулась в комнате. Лежала на большой кровати, рядом сидела Карина и гладила волосы. Слёзы продолжали литься и под правым ухом было мокро-мокро. Стояла тишина!
Потом, помню, раздался стук в дверь и не дожидаясь ответа в комнату ворвался весёлый Ваник. «Барэв дзэс! Ну что! Как выбираться будем из этой пустыни. Может останемся, ведь виза-то оказывается дана на полгода. Устроимся, подработаем, наверно и армяне здесь есть, помогут – он говорил и подсмеивался и смех его, как булькание воды, выливаемой из узкогорлого сосуда, смешило и успокаивало.
А вообще-то я ещё в Шереметьево увидел, что в паспорте нет американской визы и оттуда позвонил знакомому. Он посоветовал не поднимать скандала там, в аэропорту, нас бы всех задержали и отобрали паспорта, да и пришили бы какое-нибудь дело...Он сказал летите в Мексику, поближе к границе с Америкой, а оттуда позвони своим родственникам в Лос Анджелес, они найдут как вас выручить. Я уже туда звонил и дал наш адрес, обещали скоро приехать. Я и о вас рассказал. Его довольный вид действовал успокаивающе.

Здесь Ануш надолго замолчала, на глазах навернулись слезинки, она отвернулась и потом последовал потрясающий по откровенности монолог. Она говорила, глядя куда-то в угол...

Я однажды влюбилась. Слепо, бездумно. Просто увидела парня. Красивого, стройного, молчаливого, с обожанием смотревшего на меня, который ужасно краснел неловко дотронувшись, а уж если нечаянно прикасался к груди, то с ним творилось что-то ужасное. Он не смел поднять глаз, что-то
бормотал и долго вздрагивал, видимо вновь и вновь переживая случившееся.
Он нравился мне всё больше и больше, потому что умел молча слушать, а в глазах было столько восторга и обожания. Я буквально купалась в этом восторге, ведь дома я этого не испытывала. А потом он ничего не требовал из того, что рассказывали девчонки. Ничего. Мне было с ним необыкновенно легко. Первая моя любовь и единственная. Я поверила в неё намертво, она впаялась в сознание, стала частью души и я уже не мыслила жизни без Вазгена.

Рядом жили-ходили другие мужчины, но у меня и мысли не возникало, что можно ещё кого-то обнимать. Я совершенно не думала, что любовь может пройти, что могут быть неудачи в жизни, когда рядом любимый... Я верила в успех своей мечты. Я готовилась к ней, как к штурму крепости, а моя любовь служила сверхпрочным фундаментом. О ней можно было и не думать. Я ехала в Америку фактически уже не к Вазгену, а к осуществлённой мечте. А он стал как-бы символом её. Статуей Свободы!

Помолчала и резко обернувшись ко мне, со слезинкой, повисшей на длинных ресницах, в упор продолжала.

Не понимала тогда, каким неожиданно хрупким может оказаться мой фундамент. И вот первые страшные удары в тот день. Как я выдержала, не знаю! Но вытерпела и тогда впервые пришла старая как мир мысль – отныне и навсегда придётся опираться только на себя. Вазген слаб, беспомощен... И эта мысль помогла успокоится окончательно. Я обрела вдруг силы.
Поэтому, когда приехали родственники Ваника, была хотя-бы внешне спокойна и готова к любым действиям.
А действовать пришлось очень странным образом. Надо было с проводником перейти ночью границу Америки, а там нас ждали уже родственники Ваника, которые должны были отвести нас в Лос Анджелес.

Шли мы в полной темноте, связанные верёвкой, по узкой тропиночке. Справа и слева стелился тёмной массой жуткий кустарник, который царапал и рвал одежду и кожу. Мы были в платьях и босоножках, кутались в платки и кофты. Было очень холодно, хотя днём изнемогали от жары. Почему то проводник не довёл нас до шоссе, где должна была ждать машина, бросил, сказав что тут уже рядом, идите мол сами. Так мы его поняли, а он сразу исчез в темноте.
Мы стояли, дрожа от страха и холода. Помню эту жуткую тишину. Лишь холодный ветер кружил, да кружил где-то поверху, завывая и напевая заунывные песни.

Неунывающий Ваник повёл нас. Поначалу всё было хорошо, тропинка чувствовалась под ногами и Ваник даже пошутил что-то. Но потом она вдруг пропала и тогда Ваник повёл нас наугад.
Задул сильный пронизывающий холодный ветер, поднявший в воздух мириады песчинок. Они кружились в бешеном танце и мне казалось, что всё пространство вокруг заполнилось острым колющим песком. Идти стало трудно, ноги скользили или проваливались, иногда по щиколотку, губы и щёки быстро покрылись песчаной коркой, с трудом можно было чуть приоткрыть веки, но это не облегчало, так как видимости всё равно небыло. Мы натыкались на заросли колючих кустов, которые в кровь царапали руки, ноги, тело. Мы падали в овраги и на четверёнках пытались выползти.

Остановиться не могли, инстинктивный страх гнал всё вперёд и вперёд.
Потом, помню, выбились из сил и встали, сбившись в тесную кучку. Ваник всё теребил нас и звал – «...пойдёмте, останавливаться нельзя, замёрзнем, надо идти, скоро рассвет и тогда нас кто-нибудь увидит...»
И мы вновь пошли. Страшно хотелось сесть и заснуть, попить водички...
Потом уже узнала, нас нашли ранним утром пастухи, перегонявшие гурты овец. Мы сидели полузасыпанные у большого камня, крепко обнявшись, в обморочном состоянии.
Но на этом мучения мои не закончились.
Поместили нас в мексиканскую тюрьму. Я вам о ней рассказывала вначале. Помните!

Ещё-бы, как можно забыть картинки её ада. А между тем это были переоборудованные под тюрьму дома индейцев анасази. Они жили здесь 9-10 столетий тому назад, в доколумбову эпоху. Строили свои дома-города в узких долинах. Чтоб к ним не подобрались-бы враги. Эти камеры-пещерки служили им надёжным укрытием.

Ануш продолжала. Страшнее места не найти – грязь, вонь, жуткая теснота, полуголодное существование. И это при том, что мы не знали языка – ни английского, ни мексиканского. Господи, что я пережила за эти три недели, пока нас нашли родственники Ваника и за деньги не вытащили.
Нас вновь разместили в том же мотеле и теперь уж точно проинструктировали, как....попасть в тюрьму, но американскую, откуда под залог выпустят, до рассмотрения дела в суде.
Так и произошло. Пришлось ещё неделю просидеть в тюрьме города Эль Сентро. После той, мексиканской, эта показалась просто раем – кормили хорошо, чистая кровать, в камере по четверо жили. Дворец! Тогда я впервые поняла, как богата Америка.

Наконец, настал день, когда я подъехала к дому, где жил мой Вазген. Конечно, никакой торжественности, никакого возбуждения чувств не испытывала. Скорее наоборот. Будучи медиком хорошо понимала, как
трудно теперь будет с ним. Мной владела скорее апатия, безволие. А уж когда подъехала близко к дому, то почему-то полились слёзы. Я привыкла к нашим розовым домам из туфа, а тут увидела узкий грязноватый переулок, тесно заставленный двухэтажными, совершенно одинаковыми сараями, с узкими балконами по второму этажу.
Когда вышли из машины, я его увидела сразу и слёзы просто хлынули. Никак не могла сдержаться. Он сидел в кресле, на балконе, видимо ещё не отошедший от специальных лекарств, потому что даже не встал, лишь слабо улыбался. Худой, бледный, заросший чуть ли не до глаз. Выглядел каким-то испуганным, пришибленным. Меня кажется узнал...

Чистенько и опрятно было в небольшой квартирке, но из каждого угла откровенно выглядывала бедность, нужда. Мать и отец встретили очень хорошо. Ой, да что рассказывать! Гостей не было, сидели вчетвером, к еде и притронуться не могли. Сидели и молчали. Мать плакала, тихо так, утирая украдкой слёзы, а сама всё смотрела и смотрела на меня.
Что я могла ей сказать? Даже обнять Вазгена стеснялась, ведь не жена ещё!
Легли спать. Мне постелили на стареньком, раздавленном диване. До мельчайших подробностей помню, буду помнить умирая, эту ночь, мою первую брачную ночь...

Уснуть не могла. Давила, до тошноты, одна мысль. «Мамочка, где ты, хочу к тебе и сёстрам, в мой розовый Ванадзор. Там всё моё, до стёртой ступенечки в доме, до родной улыбки старого фотографа, до запахов свежего, только что испечённого хлеба, несущегося по утрам из раскрытых окон, до звонкой музыки, заполняющей до глубокого вечера старые дворы. Мамочка, любимая, возьми меня отсюда. Хочу к тебе...»
Подушка вскоре стала горячей и мокрой. Всю ночь, наверное, проплакала. А под утро, когда чуть задремала, пришел Вазген и сел на пол перед диваном. Гладил руки, молчал, потом вдруг всхлипнул, так жалостно, по ребячьи, прижался лбом и что-то забормотал. Долго так, как истукан, тёрся лбом о мои руки, а я перебирала его чёрные, упругие кудри и тоже молчала...

Что творилось в душе, страшно вспомнить! Жалость, любовь, непонятная злость – всё перемешалось, перескакивало, перебивало друг друга. С тем видимо и уснула.
Но отлично помню, что проснулась с ясной мыслью – добиться, только добиться, ведь есть с мной моя мечта, реальная мечта, немедленно звонить моему ювелиру, не умирать же в этих бараках.
В тот же вечер ему и позвонила.
Поверьте, с тех пор больше ни одной слезинки не было. Всё выплакала за те дни и ночи, остался осадок, сгусток энергии. Острой, злой, непримиримой...

Она вновь замолчала и вдруг пристально посмотрела на меня, как бы оценивая. Честное слово, я даже немножко оробел. Увидел, почувствовал буквально кожей, сильную надменную личность, острый взгляд прищуренных глах буравил меня, как-бы в раздумье.
Отчего я так откровенна перед этим чужим человеком, даже не армянином. Сможет ли он понять меня, а если не поймёт? Хватит ли у него чувств, чтобы описать всё случившееся, да и вообще, зачем мне это паблисити...
Видимо что-то удовлетворило её и глаза вновь засияли дружелюбием. Она встала с кресла, достала большой альбом и усевшись рядом сказала.
Я устала и потому дальше рассказ будет в немых картинках и ваших вопросах, к тому же дальше обычная жизнь, как у многих здесь...

Но я не мог успокоится. Чувствовалось по богатой обстановке в доме, её уверенности в себе, умению чётко говорить, привлекая собеседника чисто мужскими особенностями мышления, что в американской её жизни были необычные события, как-то связанные с осуществлением её оригинальной мечты...страсти.

Она молчала, я листал альбом. Вдруг наткнулся на большую фотографию, где в окружении солидных пожилых мужчин, в центре, чуть возвышалась стройная фигура Ануш.... на фоне здания федерального суда Калифорнии. Она была единственной женщиной, во всём безупречно чёрном, лишь крупный зелёный камень на ослепительно белой шее, подчёркивал изящество фигуры и торжественность обстановки.
Вас вновь привлекла американская фемида - обмолвился я.
Да – ответила Ануш – здесь то и разбилась большая мечта маленькой девочки.
Я вопросительно поднял глаза.
О, это длинная история и слава Богу коснулась меня стороной. Я расскажу вкратце, чтобы был в вашем рассказе, здесь она впервые рассмеялась,
Happy End!

Ювелир встретил меня горячо. Чувствовалось, что дела его идут блестяще, да и богатый дом, каких я ещё не видела в жизни, подтверждал это. Он долго распрашивал, ахал и охал, слушая мои мексиканские истории, ругал почему не звонила, потом замолчал, долго молчал, пытливо всматриваясь в меня, как будто размышлял стоит – ли дальше говорить. Наконец, решившись, продолжал.
Оказывается, он с компаньоном организовал большую корпорацию по огранке бриллиантов, особенно изумрудов, доставляемых из Колумбии и других стран. Дела шли хорошо. В конце он добавил.
Ты будешь работать с нами. Ты мне очень нужна, как мои глаза, я уже не успеваю и к тому же ты хорошо разбираешься в камнях...

Вот так началось осуществление моей мечты.
Вновь любимые сгустки солнечных лучей засверкали в руках. Быстро мы стали жить хорошо, переехали всей семьёй в свой дом. Только Вазген поправлялся медленно. Когда поправился, то так и не смог найти работу, имея на руках документы из психиатрической больницы. Внешне он выглядел хорошо, вот только постоянная болезненная улыбка, манера прятать глаза в разговорах и попеременно то бледнеть, то краснеть – выдавали неугасимую болезнь...

Дело наше расширялось, крепло, появлялись новые блестящие горизонты. Наконец, мы начали осуществление самого крупного проекта. Корпорация предложила правительству Колумбии построить в стране современный рудник и большой гранильный завод на 120 тысяч каратов в год. Мы обещали Колумбии открытие кредитной линии в $700 миллионов под залог колумбийских бриллиантов, которые планировались депозировать в американском банке-кредиторе.
Всё шло хорошо. Кредитная линия была твёрдо обещана, генеральный договор прошел все согласования и даже была намечена дата его подписания. Прибыла крупная партия колумбийских изумрудов...Я сама их отвезла в сейфы нашей корпорации, где они должны были находится до подписания гендоговора.
Повторяю, все мы были уверены в положительном исходе дела.

И вдруг, чуть-ли не в один день, случилось непредвиденное.
Буквально катастрофа.
Исчезает компаньон моего ювелира, увезя всё прибывшее количество колумбийских бриллиантов. А через два дня банк кредитор отказывается от сотрудничества. Причину последнего мы выяснили быстро. Накат на банк происходил от мирового монополиста в этом бизнесе. Есть такой, в Южной Африке. Он всеми силами старается и всегда добивается уничтожения в зародыше фирм, обрабатывающих камни в ювелирные изделия не на их предприятиях или не по согласованию с ними на местах.
Начался судебный процесс. Моего ювелира и двух больших чиновников нашей корпорации арестовали, компаньона объявили в розыск...

Меня долго мучили допросами, как свидетеля. Прошло три месяца и в тюрьме... умирает мой ювелир.
Всё лопнуло! Мечта превратилась в пыль. Бриллиантовую пыль. И возвратилась я, как в той сказке, к покосившейся избушке...
Я осмотрелся вокруг. И хмыкнул.
Что не похоже на избушку! Да, пожалуй! Но это малый дом, был значительно больший. Но главное, с той поры пропала мечта. Пропало воодушевление. Имею небольшое дело. Конечно, связанное с бриллиантами, другого уже не умею. Воспитываю дочь и...- здесь я вновь испытал её острый, оценивающий взгляд – когда наплывают воспоминания и тоска по дому юности..., моим розовым горам, иду...вон в ту дверь... любоваться моим музеем. Да, да! Тем самым, помните! Он перед смертью сумел передать его мне.

Здесь красота! Свобода, величие и торжественность. Всё плохое уходит, кажется маленьким и ничтожным.
Только здесь, только с ними я чувствую себя великой частью Природы.
Она замолчала. В глазах стояли слёзы. Я побоялся спросить о судьбе Вазгена. Молча встал, низко поклонился красивому сильному человеку.
И вышел. Больше я не виделся с ней. Да и она не приглашала.

А еще в самом уголке сейфа лежал странного вида мешочек – с завязками, из плотной ткани, расшитой якутскими узорами и оленьим мехом. Естественно, любопытный Зойкин нос не мог пропустить столь интригующий воображение предмет: она раскрыла мешочек. И обнаружила там пузырек темного стекла с притертой пробкой и трудночитаемой этикеткой на латыни «Eleuterococcus». «Это еще что за зелье такое? – думала Зоя, вертя его в руках. – Лекарство? Вряд ли… Стала бы тетка его в таком мешочке держать, да еще и в сейфе!» – удивлялась она.

Девушка вытащила стеклянную пробку и заглянула в пузырек. Он был доверху полон поблескивающим порошком. Глаза ее расширились от недоверчивого удивления, а сердце екнуло в недобром предчувствии: «Не может быть… Вот тебе и тетушка – безупречная репутация…»

* * *

В пузырьке была бриллиантовая пыль .

Зойка, дочь алмазодобытчика и внучка геолога, до двадцати одного года прожившая в якутском городе Мирном – центре богатейших алмазных месторождений, – прекрасно знала, что это такое. Что с этим делают. И сколько это стоит.

Этим убивают людей!

Вот только зачем это понадобилось ее тетке?

Само собой, Зоя сунула пузырек в карман куртки – так же как до этого деньги. В глубокой задумчивости она встала из-за теткиного стола. Заперла сейф, позабыв при этом ввести в него код, спрятать ключи и вернуть все в исходное положение – как поступил бы на ее месте любой здравомыслящий человек. Но Зойка, иной раз, может, и отличавшаяся излишней сообразительностью, в то утро явно была под воздействием каких-то потусторонних сил, а может, просто слишком взвинчена, чтобы действовать разумно.

Вернувшись к себе в кабинет, Зоя еще раз прикинула свои шансы и рассудила, что с учетом всех обстоятельств не стоит ей связываться с Татьяной Николаевной. «Зачем я буду портить себе нервы? – думала девушка. – По-любому она меня отсюда выпрет. Лучше уж сохранить лицо и уйти самой. Устроюсь куда-нибудь, не пропаду. А деньги на первое время у меня есть». Она достала из карманов трофеи, взятые из теткиного сейфа. Пузырек кинула в сумку, а деньги решила пересчитать. Результат ее вполне удовлетворил – три с половиной тысячи долларов и десять тысяч рублей. «Хм… хватит и на похороны, и на то, чтобы продержаться до новой работы». Зоя немедленно собрала свои личные вещи, написала заявление об уходе и направилась в приемную, чтобы эффектно швырнуть его на стол.

Конторские служащие по-прежнему вели оживленную беседу, но, когда вошла Зоя, умолкли. Гордо следуя под перекрестным огнем трех пар глаз, девушка подошла к мымре.

– Знаете, я тут подумала, что мне трудно будет с вами сработаться. К тому же меня пригласили юристом в другое место, – придумывала она на ходу, покачивая своей бумажкой перед самым носом Татьяны Николаевны.

Та, еле скрывая удовлетворение, бегло просмотрела заявление и передала его секретарше.

– Бог мой! Что это вы засюсюкали? Да вы всерьез испугались! Насчет недоразумения – как скажете, а только вас теперь так и так проверками замучают.

И разберутся во всех ваших махинациях! – Почувствовав, что задела за живое, девушка решила ее доконать. К тому же Зоя привыкла, что последнее слово всегда остается за ней.

Взгляд Татьяны Николаевны заледенел, нижняя губа оттопырилась и задрожала. Она встала и театральным жестом указала ей на дверь.

– Вон! Вон отсюда! – прошипела она сквозь зубы.

На улице, под вновь начавшимся дождем, все еще стояли милицейские машины. Все еще лежало на мокром асфальте тело Нины Львовны Журавлевой, правда, уже прикрытое темным пластиковым покрывалом. И все еще топталась кучка обывателей, энергично обсуждавших убийство. Тот самый старлей, что недавно удерживал девушку, сейчас отбивался от вездесущих журналистов и телевизионщиков, успевших уже пронюхать о случившемся. Зоя постояла немного на пороге конторы: на сердце было тревожно, мысли в полном смятении. Когда дождь припустил сильнее, она натянула на голову куртку и побежала к метро.

Всю дорогу домой Зоя перебирала в уме варианты – почему убили ее тетку, с какой стати она продала полконторы мымре и зачем ей понадобился страшный порошок, считавшийся в Якутии сильнейшим ядом? Удивительно, но с какого-то момента ее собственная судьба отступила на второй план – как будто бриллиантовая пыль из темного пузырька сотворила с ней странную метаморфозу и она наконец начала думать не только о себе, но и замечать окружающий мир, интересоваться другими людьми.

Он воспринял ее сбивчивый рассказ обо всем, что произошло, с искренним участием и интересом. Но весьма скептически отнесся к Зойкиному предположению, что ее тетка намеревалась отравить бриллиантовой пылью «эту мымру Заварзину».

– Заварзина надумала заполучить теткину контору! Я в этом уверена! Она уже каким-то образом вынудила теть Нину продать ей часть помещений. Может, она и теткиного мужа в тюрьму упекла. Вот теть Нина и решила с ней разделаться с помощью этого порошка! – убеждала Зоя своего приятеля.

– Погоди, Зой. Это просто твоя обида в тебе говорит. Все вы были взвинчены, переругались… Здесь надо разбираться. А то уж больно фантастическая история получается.

Они сидели за кухонным столом, посреди которого стоял зловещий темный пузырек. Рядом лежала бумага с высыпанным из него желтоватым порошком, похожим на толченое стекло. Зоя горячилась, спорила, доказывала свою правоту. Геннадий же сохранял полнейшую невозмутимость, лишь иногда свысока поглядывая на Зою, как на маленькую глупую девочку.

– Ну а зачем, зачем тогда теть Нине понадобилась бриллиантовая пыль? Это же яд! – продолжала девушка, тыча пальцем в бумажку с порошком. – Неизбежная смерть! Тот, кто его примет, умирает быстро и в страшных муках. Или, наоборот, медленно. Но умрет наверняка.

– Это сказки.

– Геныч, а ты съешь и узнаешь, какие это сказки. Да вот тебе доказательство: у нас в городе нескольких высокопоставленных чиновников с его помощью убрали. Даже в газетах об этом было!

– Это в каких таких газетах? В которых пишут про инопланетян, колдунов и вампиров? Неужели ты не понимаешь, что ядовитые свойства бриллиантовой пыли – такие же предрассудки?

– Понимаешь, не понимаешь… Он действует, и все! – не сдавала позиций Зоя.

Генка решил устроить своей беспросветно суеверной подруге небольшой ликбез:

– Ну да, да… Этот способ убийства известен с древнейших времен. Причем как самый дорогой и утонченный. История упоминает случаи подобных отравлений. На Востоке и в Азии так убирали своих противников всякие ханы, падишахи, султаны, визири и паши. Считали за удовольствие поднести друг другу чашечку кофе с бриллиантовой пылью. Помнится, даже одного из римских пап пытались убить порошком из драгоценных камней – Европа тоже была во власти этого заблуждения. И кто-то из хлебнувших такого коктейля действительно умирал. Однако никогда не было доподлинно подтверждено, что смерть наступала именно от бриллиантового порошка, а не от болезни или других причин! Современная наука вообще это все опровергает. Ты сама подумай: ну как же люди работают на ювелирных заводах? Там эти алмазы килограммами обрабатывают!

– Вот ведь кретин! Заладил: наука, наука… Ты к нам в Мирный съезди, вот там тебе будет наука – причем и теория, и практика.

Генка хмыкнул:

– Как говорится, уж лучше вы к нам!

Зоя закусила нижнюю губу, как будто прикидывала в уме – какие еще найти слова убеждения для этого Фомы неверующего. Наконец с видом человека, решившего пустить в ход последние аргументы, она весьма таинственно, понизив голос до полушепота, сообщила:

– Я тебе больше скажу: я своими глазами видела, как умирает человек от парочки тертых брюликов! Их надо только приготовить правильно!

Услышав последнюю фразу, Генка внимательно и недоверчиво посмотрел на Зою – неужели она это серьезно? И, увидев ее напряженную физиономию, не выдержал и расхохотался.

Зойка, набравшись терпения, продолжала гнуть свое:

– Не смейся! Чтобы получить такой порошок, бриллиант или необработанный алмаз помещают в сок ранункулуса и нагревают всю ночь. Причем на огне из оленьих кизяков. На рассвете надо произнести имя врага и капнуть на камень три капли своей крови. Затем опустить его в бычью мочу – непременно в бычью, а не в коровью! – и снова нагревать. Так надо повторять семь дней. Потом к алмазу добавляют цикуту, перемешивают, кажется, с можжевеловыми почками и нагревают еще три раза по семь раз. Потом толкут до состояния пыли. И если эту пыль, – Зойка снова указала на рассыпанный песок на столе, – добавить в питье или пищу твоего врага, то его вскоре не станет! – торжественно заключила она.

– Ты забыла, что надо добавить корень мандрагоры и произнести волшебное заклинание «Бибоди-бабоди-бум»! – состроив заговорщицкую мину, в тон ей продолжил Генка и хмыкнул.

Зоя обиделась и с сарказмом произнесла:

– Я что-то не пойму, что тебя так веселит? Смерть моей тетки или способ получения ядовитого порошка?

– Да я просто не могу больше это слушать! Зой, извини, конечно, но я смеюсь над всеми женщинами в твоем лице. Все вы почему-то любите подобные штучки – магию там всякую, колдовство. Как это: «приворот-отворот за один день со стопроцентной гарантией», да?

– Угу, ты можешь смеяться сколько угодно, – сердито парировала Зоя. – Но есть такие вещи, о которых лучше не задумываться, почему и как они работают, а просто принять как должное: работают, и все. Иначе сам себе покажешься идиотом.

Она немного помолчала, разглядывая порошок на бумажке, а потом доверительно добавила:

– Кстати, чтобы получить смертельную пыль, вовсе не обязательно проделывать все это с алмазом – нагревать, добавлять все эти гадости. Можно просто растолочь такой алмаз, на котором есть кровь. Если, к примеру, из-за него кого-то убили. Он считается нечистым и – убивает. Убивает, даже если просто владеть им.

– Зоя, вот сразу видно, что ты приехала из глухой, дремучей тайги. Или из тундры – что там у вас, в Мирном?

– Тайга, – машинально уточнила она.

– Если бы я тебя более-менее не знал, подумал бы, что ты дура необразованная. Темная, как твоя тайга. Ну ты же умная, взрослая девушка. Ну ерунда это все! Е-рун-да! Легенды, понимаешь? – с нажимом произнес Геннадий.

Зойку как будто обдали ушатом холодной воды. Она откинулась на спинку стула, сложила руки на груди крест-накрест и холодно уставилась на своего друга. Генка, поняв, что терпение ее на пределе, решил пустить в ход все свое красноречие:

– Послушай меня. Бриллианты всегда были овеяны ореолом тайны и мистики – из-за их баснословной цены и редкостных качеств. О них сочиняют всякие там истории испокон веку. Но это всего лишь обычные кристаллы углерода, которые образуются под большим давлением и при высокой температуре в глубине земли. Сами по себе они не опасны для здоровья. Что же касается ингредиентов, которые ты мне назвала, – давай разберемся. К примеру, твой ранункулус – это всего лишь лютик. По-латыни. Правда, когда это простенькое растеньице цветет, сок его становится настолько едким, «лютым», что капнешь им на руку – долго будет жечь кожу. Раньше из этих цветков даже нечто вроде горчичников делали. Можешь себе представить, что будет, если такая штука в желудок попадет? Сожжет все внутренности! Цикута – тоже латинское название. В просторечии это болиголов. Известно, что вытяжкой из его ядовитого корня казнили Сократа. Но в твоем рецепте эти растения кипятят трое суток, а за это время все ядовитые вещества в них должны разложиться. Странно, кстати, что ваши шаманы употребляют латынь, ты не находишь? Дальше: оленьи кизяки – штука безобидная. Ими можно печку топить. Бычья моча – некоторые чудики мочой лечатся, даже пьют. Есть такое дело – уринотерапия называется, из области нетрадиционной медицины. Можжевеловые почки вполне съедобны. Ну а сами истолченные бриллианты теоретически, конечно, могут вызвать смерть – от внутреннего кровотечения, если у человека случится прободение желудка или кишечника.

– Чего-чего? – протянула Зойка недоверчиво.

– Прободение, – терпеливо продолжил свои разъяснения Гена. – То есть прокол. Это медицинский термин такой. Когда осколки режут или прокалывают стенки внутренних органов. Кстати, такой же эффект могут дать и обыкновенные стекла. Но твой порошок слишком мелкой консистенции. Так что как ни крути, а эта смесь даже расстройства желудка вызвать не может.

– Слушай, Геныч, и откуда ты все это знаешь? Прободение, Сократ, уринотерапия… Умный, да?

– Да. Книжки читаю.

– Но жизнь отличается от книг! Я уже тебе говорила, есть вещи, которые работают вопреки здравому смыслу. Я… знаю… по собственному… опыту… что… этот… порошок… убивает! – четко, раздельно, многозначительно произнесла Зоя. – Я выросла там, где приготовить такой порошок может самый завалящий шаман из любого якутского улуса. И я тебе сейчас докажу, что я вовсе не экзальтированная дурочка, которая верит во всякую чушь.

Зойкин голос стал колючим, жестким, ее лицо приняло выражение решительности, и Генке показалось, что в ее темно-серых глазах мелькнули какие-то стальные всполохи – как два острых кинжала. От этого взгляда ему стало даже как-то не по себе.

– Джесси! – крикнула Зоя, не отрывая своих глаз от Генкиных, точно пытаясь его загипнотизировать.

Где-то в комнате в районе дивана послышалась возня.

– Джессика, ко мне! – нетерпеливо повторила Зойка.

Неохотно, явно побаиваясь Зойку, приплелась собака. Зойка, оставив в покое Генкины глаза, метнулась к холодильнику и достала оттуда початую банку тушенки «Педигри». Быстро вывалила остатки мясных кусочков в миску бультерьерши. Взяла со стола маленькую щепоть порошка и как будто посолила им собачью еду. Геннадий, словно действительно под гипнозом, следил за каждым ее движением.

Когда щенок, обрадованный неожиданной лишней порцией еды, слизнул последнюю каплю с пластикового бока своей миски, Зойка, дабы пресечь его дальнейшие приставания насчет поиграть, грозно рявкнула:

– На место!

Бультерьерша, поджав свой поросячий хвостик, потрусила обратно под диван, а Генка, словно очнувшись, привычным движением поправил волосы и хмыкнул что-то вроде:

– Ну-ну…

– Извини, но другого способа убедить тебя я не придумала, – сказала Зоя. – Кстати, сейчас твоя собака сожрала примерно две тысячи долларов. Но ничего, здесь, – она перевела взгляд на блестящую горстку, оставшуюся на бумаге, – осталось еще тысяч на пятнадцать – двадцать.

Генка вслед за ней тоже уставился на тускло посверкивающий песок. В голове его шла какая-то мучительная работа, Зойка почти что слышала, как там скрипят извилины, нащупывая нужную ему мысль. И когда он произнес следующую фразу, Зойка поняла, что монумент его самоуверенности дал трещину и он уже не так убежден в собственной правоте.

– Да с чего ты вообще взяла, что этот порошок – бриллиантовая пыль? – выдал Генка мысль, на которую наткнулся в глубинах своего мозга.

– Мне уже приходилось ее видеть, – просто ответила Зоя.

В это он как-то поверил. Во всяком случае, своих сомнений на этот счет больше не высказывал. Поскоблив еще в своей голове по сусекам, Генка, видимо, ничего подходящего моменту не нашел.

– Н-да… в общем, чего мы привязались к порошку-то? Ну был у твоей тетушки порошок. Пусть даже бриллиантовый. Немудрено. Она ведь тоже из тайги, да? С алмазных копей. Ну, предположим, она намеревалась отравить кого-то. Но ведь главное-то сегодня что?

– Что? – повторила за ним Зоя.

– А то, что не тетка твоя кого-то убила, а убили ее саму! Так что черт с ним, с порошком. Какой бы он там ни был, – наконец нашел свою главную мысль Геннадий.

– Так я тебе и говорю, эта мымра ее убила! И я ее выведу на чистую воду!

* * *

В этот момент у Зои зазвонил мобильный. На экранчике отобразился номер конторы.

– О! Легка на помине, – сказала Зоя. – Даже не подумаю ей отвечать.

– А вот это ты напрасно. Я понимаю, что ты на нее злишься, но, может, ей что по работе нужно. Дела какие там передать, раз ты уволилась так скоропалительно.

– Нечего мне ей передавать. А на моем увольнении она сама настояла, – надув губы, обиженно произнесла девушка.

Телефон звонил еще несколько раз, но упрямая Зоя так и не приняла вызов, а на последнем звонке и вовсе его отключила.

Вдруг Генка хлопнул себя рукой по лбу:

– Да, слушай-ка… Совсем забыл: звонила же моя мать, она вечером приезжает. Мне очень неудобно, но тебе придется сегодня переночевать где-нибудь в другом месте. Она, правда, всего на одну ночь – проездом. Утром у нее самолет. В общем, сама понимаешь…

– Да понимаю, Ген, понимаю. Не волнуйся, придумаю что-нибудь.

– Но ты уже завтра можешь вернуться. Только предварительно позвони на всякий случай.

– Я думаю, что могу у тетки на квартире переночевать. Ключи-то у меня есть.

– А ты… можешь? Ну… учитывая все случившееся?

– Вообще-то я там прописана. Тетка мне как раз недавно продлила временную регистрацию. Так что имею полное право.

– Не страшно тебе будет там? Может, лучше к подруге какой пойдешь? – беспокоился Геннадий.

– Да ничего, как-нибудь. К тому же нет у меня, кроме тебя, никаких подруг, Геныч, ты же знаешь. Где, кстати, у меня были эти ключи? – Зоя, вытряхнув все содержимое из своей сумки, занялась их поисками.

– Зой, – мялся Генка, – надо еще все твои вещички по квартире собрать и в моей комнате спрятать.

– Геныч! Тебе сколько лет? Тридцатник уже! А ты все до сих пор мамочку боишься, – поддела его Зоя.

– Да не боюсь я. Просто не хочу лишних расспросов…

Заморочнову как-то не верилось, что эта взбалмошная молодая особа в джинсовой курточке может быть причастна к смерти Журавлевой. Больше того, эту версию он считал второстепенной. Даже несмотря на то что во время осмотра кабинета убитой всплыло ее недавно составленное завещание, по которому племянница наследует шикарную квартиру в центре Москвы, нежилые помещения на Большой Татарской, то есть этот самый офис, и многое другое. Старлей усмехнулся, вспомнив, как хлопала глазами Татьяна Николаевна, когда оперативники обсуждали между собой завещание, найденное в секретере Журавлевой. Как досадливо встряхнула кудряшками блондинка. И как вытянулось лицо у этой мышки в очечках, Риты. Да, этих дамочек просто трясло от негодования. Они, как узнали об этой бумаге, готовы были Зою с землей сровнять: и такая она, и эдакая. И пришла-то сюда недавно, и со всеми перессорилась, и работала плохо, и кичилась своим родством с богатой теткой, и даже в этот страшный день думала только о деньгах… да и в сейф залезла к тому же. Своими разговорами они наддали жару оперативникам – так и толкали следствие на версию убийства из-за наследства, хотя те и без них взяли этот мотив в разработку. Но старлей все же старался быть объективным и не особенно-то брать во внимание упреки сотрудниц конторы в адрес журавлевской племянницы. Ясно было, что тетка ей благоволила, помогала, оберегала. А эти – они просто завидовали ей, молодой, удачливой, независимой девчонке, на которую вдруг свалились такие блага.

Зависть, да… чего только она с людьми не делает. Сколько раз в своей работе Заморочнову приходилось сталкиваться с наветами. Брат наговаривал на брата, дочь – на мать, подчиненный – на начальника, партнер – на компаньона и так далее. Список можно продолжать в разных вариациях. И чем только люди не руководствуются, пытаясь оговорить друг друга: кто завидует, кто мстит за старые обиды, кто из ревности, кто из ненависти, а кто-то преследует и вполне определенную выгоду. Здесь, в этом бабском нотариальном кругу, Заморочнову пока трудно было разобраться. Одно он себе уяснил четко: Зою тут все терпеть не могли. Наверное, каждой из этих дамочек она успела наступить на больную мозоль, поэтому они так упорно и пытались ее связать с этим преступлением.

И все же он не мог себе представить, что эта сероглазая худенькая девочка наняла киллера для убийства своей тетки. Во-первых, Зоя слишком многим обязана Нине Львовне. Во-вторых, Журавлева-младшая пришла сюда работать совсем недавно и рассчитывала в своей карьере именно на тетку, как говорила Заварзина. Если так, то эта смерть Зое только мешала – чуть позже Журавлева сделала бы племянницу полноценным нотариусом. В-третьих, Зоя ведь и сама юрист, хотя и начинающий. Следовательно, знает, чем ей грозит разоблачение – никакого наследства она не получит. Так зачем же было так рисковать? Да и расстройство ее, и потрясение при виде трупа были очень натуральными. Чтобы так сыграть? Это уж слишком… Однако обнаружившееся завещание, конечно, сильно играет против нее. И исчезновение денег из сейфа, и ее внезапное увольнение из конторы. «Но как-то все это нелепо для расчетливой, холодной стервы, какой ее тут пытаются выставить, – размышлял оперативник. – На ее месте надо было сидеть, убиваться по тетушке. Обеспечить себе железное алиби. Ну хотя бы разыграть удивление при виде внезапно обнаружившегося завещания… Нет, наверняка ее поступки как-то объяснимы».

В любом случае Алексею Заморочнову очень хотелось поговорить с этой горячей штучкой – если она и не организатор убийства, так очень ценный свидетель, человек, максимально приближенный к Журавлевой. Несколько раз на дню он пытался связаться с ней по телефону, просил это сделать Заварзину. Зоя же как назло на телефонные звонки не отзывалась. Где она проживала, сотрудницы конторы не знали. «Найдется, никуда не денется», – сам себя утешал Алексей. В то же время он уже не сомневался: влетит ему от Никоненко, что упустил свидетельницу.