Отзывы о гостевом доме «У тети Маши» в Адлере. Большая любовь тёти Маши

Сегодня утром мы с Катей первый раз побывали в гостях у тети Маши.

Что за тетя Маша спросите вы?

А тетя Маша - это настоящая волшебница, которая создала сказочный мир в своей квартире и назвала его "студия-мастерская у тети Маши на 23 этаже ".

Как всегда о таких вещах узнаешь случайно, а потом не понимаешь как раньше без этого жил. Также и мы, случайно узнали об этой студии, а когда начали узнавать подробности, стало интересно посмотреть на все своими глазами.

И посмотрели сегодня, отправившись на встречу с Катей и Лешиной бабушкой - Катиной прабабушкой.

Студия находится в 30-ти минутах ходьбы от нашего дома. Для малышей тетя Маша проводит отдельные полутарочасовые развивающие занятия. Приезжая на лифте на 23 этаж дома, где живет тетя Маша - сразу попадаешь в сказку. Как же я была рада что взяла с собой фотоаппарат, т.к. мимо этой красоты спокойно пройти невозможно. Качество фото плохое - снимала на автомате из-за нехватки времени. Это хол этажа - стены у лифта разукрашены сказочными мотивами.

В квартирном коридоре расположилась целая картинная галлерея.

Все-все-все сделано чьим-то руками.

В квартире-студии всего столько много, что уменя просто разбежались глаза. Я бы фотографировала-фотографировала и фотографировала. У меня вообще слабость ко всему хэнд-мэйд, в школьные годы всегда ходила на какие-то рукодельные кружки типа вышивание, макраме, игрушки, но тот уровень не идет ни в какое сравнение с тем, что мы увидели сегодня.

Картины из шерсти!!!

Началось занятие. Сели мы в кружочек и тетя Маша запела песенку. Сейчас идет цикл занятий про зиму, поэтому и песенки и упражнения тематические. Поиграли с мячиками, позвонили в колокольчики, пошуршали шуршалками, побегали по кругу, попели и посочиняли!!! песенки - так завершилась первая часть занятия.

Катя в шоке:)

Колокольчики в которые звонили малыши

Дальше началось рукоделие. Здесь работали мамы, а детки кто мог были на подхвате, а Катя же занималась инспекцией квартиры;) Рукодельничали мы очень интересно - валяли валенки для пальчиков - тема занятий ведь зима! Сожалею, что не щелкнула сам процесс валяния, но хотя бы продемонстрирую результат своего труда. Вот такая обувь для пальчиков у меня получилась.

После этого тетя Маша показала детям мини-спектакль и на этом занятие закончилось.

Все игрушки используемые в занятии - ручная работа, т.е. все они с душой, и сама атмосфера в студии спокойная и домашняя.

Конечно же нам все понравилось, и мы очень рады, что на свете есть такие увлеченные люди как тетя Маша! Поэтому готовимся в следующий понедельник быть в тоже время на томже месте:)

P.S. бабушка наша осталась в восторге, тетя Маша ее вовлекала во все наши занятия, - бабушка с нами по кругу бегала, песни пела и валенки валяла:)

Оригинал записи и комментарии на

Посмотреть динамику изменения среднего рейтинга за последний год

В расчетах среднего рейтинга сайт используется только "Общая оценка" места размещения в отзыве. Оценки "Месторасположение" и "Уровень сервиса" не оказывают влияния на итоговый средний балл. Средний балл считается и отображается на странице объекта, если есть хотя бы один отзыв, который может принять участие в подсчете.
Итоговый средний балл получается путем вычисления среднего арифметического значения, равного отношению суммы баллов "Общая оценка" к количеству отзывов, принимающих участие в расчете.. В расчетах не принимают участие отзывы, помеченные как анонимные. В расчетах не принимают участие не опубликованные отзывы.

сайт (4 отзыва)

Написать отзыв

Елена

10

Период пребывания: июль 2018 года

«Т. Маша! Спасибо Вам за домашнюю и непринужденную атмосферу, которую Вы создаёте»

Отдыхали в гостевом доме у т. Маши два года подряд. В 2017году нашли адрес в интернете, почитали отзывы, забронировали номер и поехали.

Нас было 2 взрослых и ребёнок 6 лет. Когда встал вопрос, куда в этом году, решили: только к т. Маше. Рассказываю по порядку: встречают у вагона, комнаты просторные, предоставляются наборы полотенец (по 2 на человека), стиральная машина бесплатно (отдыхали во многих местах, цена одной загрузки колеблется от 50 до 150 руб), что не могло не порадовать, кухня: оборудована всем необходимым, просторная, готовили в основном сами, т.к. ребёнок привык к домашней еде. Горячая вода постоянно, без перебоев, в общем, условия замечательные, до моря 3-4 мин неспешным шагом.

А теперь о хозяевах: очень доброжелательные, приветливые люди, делают все, чтобы гостям комфортно отдыхалось. Т. Маша! Спасибо Вам за домашнюю и непринужденную атмосферу, которую Вы создаёте. Отдельное огромное спасибо Марине, поддерживала постоянную чистоту и порядок, очень внимательная и отзывчивая, наш ребёнок подружился с её сыном, Аркадием, Марина разрешала им играть у них дома. Когда я ходила в магазин или на рынок, я могла оставить ребёнка под её присмотром.

Спасибо Вам огромное за все! Надеюсь, увидимся в следующем году!

2018-07-30 00:00:00

нравится отзыв:

Виктория

3 показать все оценки и период отдыха

Период пребывания: июль 2017 года

Планировали отпуск с января месяца, решили поехать тремя семьями: первая семья (родители, дочь 8 лет, сын 3 года), вторая семья (родители, сын 12 лет, дочь 2 годика) и третья (девушка одинокая, без детей). Переворошили кучу сайтов, перечитали кучу отзывов остановились на этом гостевом доме, отзывы хорошие (плохой только один). В феврале внесли предоплату за двое суток с описанием сколько нас человек, баба М**а бронировала и сказала, что мы успеваем по ценам прошлого года. Ждем лето, в полной уверенности, что все будет хорошо, звонили за месяц, за неделю сообщили о приезде, чтобы нас встретили на двух машинах-такси. У ворот встретила хозяйка баба М**а, хорошо. На этом все хорошее закончилось.

Мы начинаем рассчитываться и тут нас ждет сюрприз: цены изменились, хотя не за месяц, не за неделю она не предупредила, в жесткой форме (с нецензурной лексикой) сказала: либо платите, либо ищите себе другое жилье, второе - что мы не предупреждали, что приедем с детьми (скажу, что у ворот ее это не смутило) (будете бронировать делайте запись на диктофон, это наша ошибка, что не сделали), по ее словам дети шумят, бегают, воду вы на них тратите), в общем, сплошной полился негатив. Мы в раздумьях, но нас много и жилья вместе рядом мы вряд ли найдем, доплатили по новым ценам, остались. Но и в течении 10 дней негатив не закончился, именно от тети М**и, про М****у ничего плохого сказать не могу (доброжелательный человек).

Но после такого отдыха в данном доме знакомым советовать не буду и сами больше туда ни ногой, будем более избирательными. Остальные причины упущу, они не столь значительны, по сравнению с негативным отношением основной хозяйки дома к детям, да и вообще к отдыхающим людям.

Тех кто живет недалеко от Беляево хочу пригласить в студию куда мы с Дуней начали ходить. Сначала мы ходили туда на праздники, а сегодня сходили на занятие для деток от 1.5 лет, так нам тут понравилось
Вот и статья нашлась про эту студию

«У тети Маши»

Творческая студия для детей и мам в обычной московской квартире

Марию Тимофееву и дети, и взрослые называют по-домашнему – «тетя Маша». Она – создатель, педагог и массовик-затейник собственного детского творческого клуба «23TM_studia», созданного по образцу вальдорфских студий для самых маленьких. Психолог по образованию, тетя Маша начала серьезно работать с детьми 5 лет назад, и, судя по счастливым и заинтересованным лицам своих маленьких подопечных, нашла в этом свое истинное призвание.

Дети 2-3 лет приходят к тете Маше вместе с мамами. Они разучивают песни, водят хороводы, играют, занимаются рукоделием, слушают сказки, смотрят кукольные спектакли и пьют чай из глиняных чашек ручной работы с домашней выпечкой. Здесь тепло, уютно и красочно: дом тети Маши полон хенд-мейд игрушек, детских рисунков, свечей и посуды, сделанных руками мам. По выходным тетя Маша проводит специальные занятия по керамике, а к праздникам готовится заранее и как никто умеет создать нужное настроение – именно то главное, чего нам всем обычно не достает. «Я заметила интересную деталь: в Москве людям смертельно не хватает семейных праздников – говорит Мария Тимофеева. У нас потеряна культура их проведения, мы уже не знаем или не помним, что и как принято делать. А детям важно чувствовать особую атмосферу, уловить дух и смысл каждого праздника, и я, как умею, стараюсь им это передать. Например, духом Рождества мы проникались через запахи: дети делали свечи из вощины (запах свечей), втыкали гвоздички в мандарины (запах цитрусовых), готовили глазурь для домашних пряников (запах выпечки), перевязывали палочки корицы золотыми ленточками, чтобы вешать на елку (запах корицы и хвои). В студии горели свечи, а малыши играли, плясали, ели и слушали рождественские сказки».

Новогодние фотки, мы с дусей там тоже были, ее вы увидите в платье в горошек:

Студию обожают не только дети, но и мамы. Сюда приходят настоящие творческие личности, многие из которых ведут собственные занятия. Например, мама Лена, профессиональная певица, ведет собственный хор, мама Оля – профессиональный фотограф, а мама Аня – художник.

Обучение игрой

«У меня двое детей – рассказывает тетя Маша, – старшей Алисе сейчас десять, а Олегу восемь лет. Когда Алисе было три годика, я начала заниматься с ней английским языком. Обучение всегда проходило в игре, или на прогулках, и было очень предметным. Например, если шел дождь, я говорила: «Алиса, давай вызывать хорошую погоду? Есть специальная песня-заклинание: «Rain-rain, go away, come again another day». Мы ее пели, и солнце рано или поздно начинало проявляться. «Вот видишь, чудо произошло». Мы начинали с одной песни, потом разучили две, затем три – и к пяти годам наш репертуар дошел до 200 английских песен. Еще мы занимались кубиками Зайцева, внедряя эти кубики в игру. Например, если мы играли в железную дорогу, то с помощью кубиков писали: «касса», «вокзал», «буфет». Еще мы делали рукописные книги про любимого героя Алисы – зайчика, чтобы ей было интересно учиться читать. Думаю, это можно считать началом моей педагогической деятельности – ни одно занятие у нас не прошло за столом и с книжками в руках».

Тех же принципов тетя Маша придерживается в своей студии – дети много поют, разучивают специальные «сезонные» стихотворения и присказки. Занятия керамикой тетя Маша тоже старается превратить в игру («Давай слепим кукле посудку?») и сделать так, чтобы малыш сам заинтересовался и взял в руки глину. «Особенность наших субботних занятий в том, что ребенку не нужно сидеть на месте и без перерыва заниматься керамикой в течение часа или полутора. Малышам трудно так долго концентрироваться на одном виде деятельности. Поэтому они могут не ограничиваться во времени: прийти, что-то слепить, убежать играть, пообщаться с другими детьми, попить чаю, а потом снова взяться за глину. Но больше всего дети любят раскрашивать, а взрослые, напротив, редко находят на это время. Поэтому у меня в запасе всегда есть готовые глиняные вещи, которые малыши могут раскрасить по своему усмотрению. Кто как, конечно».

«Я очень люблю, когда вместе с детьми на занятия по керамике приходят не только мамы, но и папы», – признается тетя Маша. И аргументирует: «Для детей это редкий шанс увидеть, как папа работает руками. Они ведь думают, что папа умеет только в монитор смотреть, а в студии вдруг оказывается, что он может делать чашки! В прошлую субботу один малыш очень внимательно наблюдал за папой, пока тот работал на гончарном круге, стоял как завороженный и приговаривал: «Это просто чудо какое-то!». Папа в этот момент становится волшебником, который способен из бесформенной глины за секунды сотворить вещь».

И о терапевтической пользе: «Малышам очень важно работать с глиной, или с шерстью, или с деревом – с любым природным материалом – говорит тетя Маша уже как психолог. Это особенно актуально в школьном возрасте, когда дети подвергаются большому количеству стрессовых воздействий, и мы должны давать им в руки адекватное средство самоуспокоения. Самый простой способ – держать в открытом доступе шерстяные нитки. Например, мои дети обожают перематывать клубки, и через контакт с шерстью сбрасывают весь накопленный негатив. Это верно не только для детей, но и для мам. Вязание или мокрое валяниеотличный способ успокоиться».

Личный опыт

Рассказ одной из мам: «Совершенно сказочная атмосфера ждала нас с ребенком уже за дверью лифта: потолок лестничной площадки был украшен валяными цветами и колокольчиками, со стен глядели расписные керамические рыбки, а над дверью в квартиру висел хвост ослика Иа-Иа. Мы вошли в просторный холл, где аппетитно пахло пирогом и пряностями, а затем вместе с другими мамами и детьми расположились на овечьих шкурах в большом зале у камина, и приступили к игре. Это было похоже на обычные развивающие занятия, но все «делала атмосфера» – творческая, теплая и такая уютная. Все материалы, с которыми соприкасаются дети, здесь только ручной работы: валяные шары, плетеные веревочки, деревянные лошадки с вязаными головами, карусель из атласных ленточек. После совместных игр дети отправляются в детскую, а Маша показывает мамам, как сделать своими руками какую-нибудь вещь: валяного гнома, игровую веревочку, спальную куклу или шерстяное весеннее солнышко. Завершается занятие чаем с домашней выпечкой и маленьким кукольным спектаклем. Каждый наш поход к Маше доставляет абсолютное удовольствие: заряжаешься энергией и атмосферой ее дома, и главное, желанием познавать своего ребенка и творить вместе с ним».

В молодости тетя Маша была высокой худощавой блондинкой. У нее были головокружительные романы с грузинскими офицерами, несмотря на чисто русскую внешность, курносый нос, острый язык и полное отсутствие хороших манер. В конце концов, блестящий военный летчик, красавец и единственный сын из интеллигентной грузинской семьи, умолил ее выйти за него замуж и дал ей свою звонкую фамилию - Метревели. Родители его были в ужасе, но любовь, как известно из пьесы Ромео и Джульетта, игнорирует родительское мнение. Несколько лет они пытались завести ребенка и в конце концов удочерили маленькую девочку. Еще через несколько лет выяснилось, что любовь к бесплодной жене слабеет, а к маме остается такой же, как была. Тетя Маша развелась с мужем, но он - уже гражданский летчик, продолжал регулярно навещать ее с ребенком и платить алименты. Чудом этой женщины было то, что все люди, с которыми она встречалась в жизни, навсегда сохраняли к ней острую и необъяснимую симпатию.
Я знала ее с детства - она была подругой моих родителей еще с военных времен. Иногда приходила к нам домой. Была способна внезапно, находясь в гостях, играючи преодолев твердое сопротивление моей бабушки, завладеть нашей крохотной кухонькой и сварганить там за полчаса какое-нибудь необъяснимое, но исключительно вкусное блюдо. В детских воспоминаниях она мелькает неуверенно. Но когда у нас с Левой родился ребенок, роль тети Маши в моей жизни стала совершенно особенной. К этому времени она жила в Сухуми и работала юрисконсультом. Университет она закончила, когда была замужем, просто от избытка энергии. Не припоминаю, чтобы она читала какие-нибудь книги. Но точно знаю о ее тесной и искренней с обеих сторон дружбе с Фридкой Вигдоровой и Галкой Волчек. Она охотно рассказывала о них, впрочем ни на йоту не выделяя из множества других надежных и важных друзей, не получивших в жизни ни малейшей известности.
У тети Маши был дом на окраине Сухуми с двором, садом и огородом. Она царила в нем - огромная, величественная, с собранными в пучок бесцветными волосами. Всякая работа делалась ею совершенно виртуозно. Вскапывался огород, разглаживалось постельное белье, выпархивали из рук на сковородку огромнейшие котлеты - в нашей экономной еврейской семье, того количества фарша, что тетя Маша пускала на одну котлету, бабушке хватило бы на целый обед. Я никогда не видела ее одетой нарядно, и она не пользовалась косметикой, но уверенность в своей неотразимости сопровождала ее, как облако, и не оставляла сомнений у тех, кто с нею общался.
Когда моему сыну исполнилось два года, тетя Маша приехала в Тбилиси и возмущенно потребовала, чтобы на лето ребенка не томили в городе на жарком асфальте, а оставили у нее - на воле и в морском климате. Мое жалкое сопротивление даже не было принято в расчет. С тех пор, в течение нескольких лет, наш мальчик проводил летние месяцы в просторном сухумском доме в обществе тети Маши, ее дочки Татки и какой-нибудь пары квартирантов, без которых бюджет их никак не складывался. Татка была умелая и проворная двоечница. Цыганского вида, лукавая и скуповатая. Бесшабашное гостеприимство матери раздражало и утомляло ее. Тетя Маша, не стесняясь ее присутствием сказала мне:
"Когда я умру, в этом доме и муха не пообедает". Пока же она была жива - гости в доме не переводились. Дядя Теймур - пожилой сухощавый абхазец, имевший полу-официальный статус Главного Друга и Защитника приходил каждый день. Приносил кое-что с базара, чинил, что придется, а когда тетя Маша болела - приводил врачей и доставал лекарства. А тетя Маша болела. У нее был рак. После окончания курортного сезона она ездила в Москву на проверки. Первая операция была сделана несколько лет назад. Каждую зиму с тех пор ей приходилось делать повторные операции - то новый метастаз, то починки последствий предыдущих операций. Там-то и навещали ее в больнице Галка и Фридка. И оттуда привозила она уморительно смешные истории о врачах и соседках по палате, новости из театрального мира, рассказы о суде над молодым тунеядцем, в котором Фридка находила большие литературные способности: все яркое и сверкающее, делающее московский онкологический диспансер таким привлекательным и заманчивым. Я слушала ее невнимательно. Не различала знаменитых имен, не расспрашивала специально о ее жизни - того, что переливалось через край, мне было вполне достаточно. Мальчик находился в хороших руках, мы приезжали к нему несколько раз за лето, ходили все вместе на море, обедали с дядей Теймуром в саду всякими вкусностями, а потом забирали ребенка и уезжали к своим делам в город. В поезде ели огромные вкуснейшие пирожки, напеченные нам в дорогу.
Потом тетя Маша умерла. Дядя Теймур похоронил ее в Сухуми, и жизнь утратила множество смешных и ярких деталей, которые уже никогда, никогда не вернутся назад

Все, абсолютно все без исключения мечтают заарканить какого-нибудь подходящего мужчинку и править им. Или чтобы он правил. Третьего не дано. Это великое знание я приобрела в девятнадцать лет и с тех пор убеждений не меняла. И была я юна, и, как теперь только стало понятно, - прекрасна. Но разговор не обо мне, отвлеклась.

Была у меня тогда очень пожилая тридцатипятилетняя подруга. Практически древняя старуха. Работала она заведующей столовой большого НИИ, статусная была женщина. И у нее, в свою очередь, были еще более древние и не менее статусные подруги. Одна, тридцативосьмилетняя, заведовала овощебазой, вторая, самая старая сорокалетка, была главным кадровиком огромного ДСК. Жили они себе поживали сырами в масле.

Все у них было, и ничего им за это не было. Четырехкомнатные квартиры в хрустальных люстрах и вазах, в узбекских коврах и невероятной комфортности спальных гарнитурах. Великие женщины. Ко всему этому благолепию у двоих прилагались мужья. У завстоловой - разбитной монтажник Игорюха, у завбазой - добрейший руководитель заводской самодеятельности, гармонист Колясик (так и только так его называла супруга).

У главного кадровика мужа не было. И это было страшной трагедией. Во всяком случае все наши посиделки на определенном градусе заканчивались ее горькими рыданиями с причитаниями: какие все счастливые и только она, одна она одинока, как маяк в океане, и нет ей в этой жизни ни просвета, ни счастья. Боль одиночества была настолько страшной и материальной, что хрустали тускнели и переставали звенеть, а ковры теряли шелковистость. Не жизнь, а дно Марианской впадины.

Для меня, считавшей, что в сорок только две дороги: в крематорий или геронтологический санаторий, эти страдания были смешны до колик. Какая любовь может случиться с человеком с перманентом, рубиновыми перстнями на трех пальцах и отметкой в паспорте - сорок лет?! Постыдились бы… Но молчала я, понятное дело. А вот верные подруги не молчали. Утешали, строили планы захвата какого-нибудь зазевавшегося вдовца и разведенца.

А он все никак не находился. А если и находился, то не подходил по параметрам: то выяснится, что будущий счастливый жених тихий алкаш, то ходок, то статью не вышел. Кадровик (звали ее Марией) была женщиной монументальной и терпеть рядом с собой какой-то там «поросячий ососок» (цитата) не собиралась. А вот в кошельки претендентов дамы не заглядывали - не считали нужным, все же у них было, вы помните.

Пока шли трудные поиски, навстречу своему счастью из северной деревушки выехал мужчина в самом расцвете лет по фамилии Генералов и пришел устраиваться на работу в ДСК. Монтажником. Рука судьбы уже крепко держала за холку счастливца, шансов увернуться не было никаких. И попадает он на собеседование не к рядовому кадровику, а к нашей рубиново-перманентной Марии. А чтоб вы все до конца понимали, фамилия Марии была не менее героической, оцените: Маршал.

Вечером был созван весь генштаб и адъютанты в моем лице. На кухонном столе лежали карты боевых действий. А если быть точной - от руки написанная биография и фото соискателя на позицию монтажник-высотник. С паспортного черно-белого фото на нас смотрел мужик с тяжелым взглядом и усами, которых хватило бы на пять составов «Сябров» и «Песняров». Мария рыдала. От любви, конечно же. Это была страсть с первого взгляда. Сокрушительная.

Мы с пристрастием разглядывали Усы и осторожно делились впечатлениями:

Ну ничего так мужикашка: чернявенький, усявенький. (Комментарий завстоловой.)

Наташа, да ты посмотри на его нос! Гоголь от зависти умер бы, Сирано де Бержерак глаз при таком носе не поднял бы из уважения к пропорциям. (Это уже я умничаю.)

На меня жестко посмотрели. Терпеливо вздохнули и в три голоса объяснили, что большой нос для мужчины как раз является подтверждением его… гм… несокрушимой мужественности (жизнь, конечно, потом внесла в эти знания свои коррективы, да не об этом сейчас разговор). Но тогда я поверила подружайкам на слово. Задавили опытом.

Соборно решили, что такие усы не имеют права бесхозно болтаться по городу и что «надо брать». Но как? Как подкатить к простому работяге, если ты вся в хрусталях и песцовой шапке, а он в общаге на панцирной сетке?

Наташа, ну как я с ним подружусь, он же не пьет! Совсем!

Закодированный что ли?- Не знаю, не пьет, и все, ни граммулечки! Я уже и в гараж его звал, и в баню. Он приходит - и не пьет. Машину, вон, батину отремонтировал, как новая теперь фырчит - и не пьет; парится в бане, как черт, и не пьет - как с ним дружить?!

Усы по решению женсовета были определены к мужу завстоловой в бригаду монтажников, с целью охмурения сначала «великой мужской дружбой» с последующим захватом уже женским генштабом. Но Усы не сдавались. Усы не пили, не курили и не читали советских газет. Усы оказались интровертами, которые быстро делали порученное им дело и тут же скрывались в общежитии. По свидетельствам очевидцев, Усы записались в городскую библиотеку, много читали и что-то время от времени записывали в толстую тетрадь, которая хранилась под матрасом. Рабочий кодекс чести не позволял соседям втихушку достать эту тетрадь и выяснить, что же он там записывает. Это было «не по-пацански» и на все уговоры женщин, которые пацанскими понятиями не жили, а только страстно желали узнать, не пишут ли Усы кому любовных писем (у баб одно на уме!), была единственная возможная реакция: а не пошли бы вы, тети, куда подальше со своими просьбами. Не крысы мы, мы - мужики честные. Раз прячет человек, значит так надо.

Ни шантажом, ни подкупом не удалось разбить монолит порядочности «простого рабочего человека». Как ни старались. Все это оказалось дополнительным плюсом в карму Усов, так как ничто не делает мужчину еще более желанным, как налет загадочности и тайны. Мария наша уже сходила с ума не хуже Велюрова, ежедневные сходки генштаба не вносили никакой ясности, а лишь только усугубляли и без того незавидное положение сгорающей от страсти женщины. Рубины тускнели, перманент расправлялся, платья уже не соблазнительно обхватывали выпуклость форм, а спущенным флагом болтались на стремительно теряющей стать фигуре. Мария угасала на глазах. Мария была тяжело влюблена в одностороннем порядке, и что с этим делать - мы не знали.

А Усы тем временем выбились в передовики производства и помимо посещения библиотеки были пару раз замечены на репетициях художественной самодеятельности, пока что в качестве безмолвного зрителя. Генштаб вынес единственно правильный с женской точки зрения приговор: бабу себе там присмотрел. Иначе зачем здоровый мужик сорока лет отроду будет шастать по репетициям и концертам? Только из-за бабы. Любовь к искусству в этих кругах не рассматривалась абсолютно.

В Марииной судьбе уже не призрачно, а очень даже отчетливо замаячила кардиореанимация. Сердце кадровика оказалось не готовым к испепеляющему марафону неразделенной любви, сердце медицински стало страдать тахикардией, переходящей в мерцательную аритмию. И тут мы поняли, что без решительного наступления женской армии ситуация не разрешится никогда. Совет собрали у одра тяжкоболящей рабы Божией Марии.

Умирала Мария по всем правилам жанра. Потухший взор, впалость когда-то сияющих здоровьем щек, потускневший до бледно-тараканьего некогда рубиновый перманент… Одним словом, уходила из Марии жизнь уже не по капле, а по ведру в день. Мы стояли у одра и пытались заткнуть ее ментальные дыры своими полными физического и морального здоровья телами. Тщетно. Мария хотела уже только одного: умереть. Во цвете лет, на пике карьеры и хрустально-коврового благополучия она решила во имя любви оставить этот презренный мир материальных ценностей и сгинуть на одном из Томских кладбищ. Завещание было составлено, и ничего более не удерживало ее на этой жестокой, лишенной любви и счастья планете по имени Земля…

Но было одно обстоятельство, которое не позволило ей скончаться в этот же день, а именно - заседание профкома, бессменным председателем которого Мария была уже лет шесть. На повестке дня было распределение квартир между очередниками и льготниками (о, эти благословенные времена, кто помнит, когда по истечении пятнадцати лет ожиданий, мотовни по общагам и коммуналкам родное до зубовного скрежета предприятие одаривало своих сотрудников живыми квадратными метрами!). Без Марии, знамо дело, эти метры ни за что правильно не распределили бы, и священный долг поднял ее со смертного одра, как расслабленного у Овчей купели, и кое-как причесавшись, не надев рубинов и люрексов, сожженная огнем любви почти до основания, Мария собралась на вечернее заседание.




Тут я от безысходности выступаю с бредовейшим предложением:

Маш, а ты выбей ему квартиру. Тогда вы как-то в статусах сравняетесь с Усищами, и можно будет уже реально к нему подкатить. На новоселье через Игоряна напроситься, все ж таки он его бригадир, с переездом помочь и под шумок тетрадку вожделенную тиснуть и прочесть. От мужиков-то все равно никакого прока с их порядочностью. А нам можно, женское любопытство - не порок!

В потухших глазах Марии заалел огонь надежды. Воспылал, взвился кострами…

Завбазой и завстоловой смотрели на меня с нескрываемым восхищением. Оказалось, что бредовой моя идея была только для меня. Как говорят англичане, «нет ничего невозможного для сильно жаждущего сердца». Сердце Марии жаждало усатой любви настолько, что остановить ее порыв не смогли бы и боевые слоны Александра Македонского.

Электробигуди. Тушь «Ланком», помада цвета «цикламен в перламутрах», польский костюм тончайшей красной шерсти, лаковые сапоги «в колено» на тончайшей шпильке - и от умирающей лебеди не осталось и следа. Валькирия, готовая сражаться со всем бюрократическим миром во имя любви, предстала пред нашими очами буквально через полчаса. Мы втроем с ужасом и восхищением наблюдали этот квантовый скачок от смерти к жизни и не верили своим глазам.

Мне за креатив и живость ума были тут же подарены золотые сережки, от которых, понятное дело, отказываться было бесполезно, да и незачем. Заслужила. Воздвигла от одра болящую, не шутки шутила.

Никто до сих пор не знает, какие аргументы приводила Мария на том собрании в пользу вожделенных Усов, на какие кнопки нажимала и кому потом увозила пару новых ковров в целлофане, кому подарила свою очередь на новый румынский гарнитур, но факт остается фактом: Усы вне всякой очереди (да он на нее и не вставал, скорей всего, работал каких-то восемь месяцев) получили ключи от прекраснейшей «малосемейки»; одиноким в то время большие метражи не полагались. Не умеешь плодиться - сиди в малометражке. Усы изумились до невозможности такому кульбиту в судьбе, но от квартиры не отказались (хоть ты живи в библиотеке и сто тетрадей испиши, квартирный вопрос от этого менее насущным не становится). Пробили брешь в святом образе хитрые бабы.

Усы были поставлены перед фактом, что на новоселье бригадир его Игорян явится не один, а с семьей и друзьями семьи, которые привыкли вот такой здоровенной толпой делить вместе все радости и горести, все взлеты и падения - и свои, и друзей, и друзей друзей. Дополнительным бонусом в карму нашей шумной сорочьей стае шла полная организация пира по случаю получения Усами ордера. Усы поначалу пытались сопротивляться, но где уж устоять перед натиском нашего табора, в котором каждый был бароном, и сопротивление было сломлено, не успев начаться.

И сорокоградусным зимним утром наш караван выдвинулся в сторону новостроек.

Всю ночь перед этим знаменательным днем два лучших томских шеф-повара варили, пекли, жарили, взбивали, заливали желатином в столовой закрытого НИИ трапезу, достойную высших членов политбюро. Помидорные розы, каллы из отварной моркови с глазками дефицитного консервированного горошка в обрамлении петрушечных кустов, «сельдь под шубой» в вип-исполнении, заливные судачки, буженина, убивающая своим чесночно-перцовым ароматом всякого, кто приближался к ней на небезопасное расстояние, разнузданные цыплята табака, отбивные из парной свинины…

Спецрейсом из Стрежевого в ночь прилетели томные и благоуханные осетры и игривые стерлядки, сочащиеся смоляным жиром через пергаментную бумагу. Белоснежная нельма размером с хорошего дядьку, замотанная благодаря некондиционным габаритам в простынь по горло, таращила свой радужный глаз и, казалось, подмигивала им в предвкушении: «Эх, погуляем!».

По мелочи еще, конечно, пара картонных коробок с сервелатами-балыками, вчера еще бегающими задорными свинками и потряхивающими веселыми хвостиками на территории свинокомплекса, а сегодня уже обретших строгий геометрический вид и веревочные хвосты для лучшей укладки и транспортировки. В трехлитровых банках колыхалось свежайшее пивцо утреннего разлива (спецрейс с пивзавода в шесть утра, на директорской «волге»), коньяк для вальяжности, водочка «для куражу» и «красное-сладенькое для девочек». Девочки, правда, все как одна лопали водку - не хуже, а где-то даже и получше нормальных мужиков, но для форсу - надо. Не сразу же утонченные Усы озадачивать своими умениями. Для него, как непьющего, взяли ящик «Буратины» (пусть порадуется человек).

Бесчувственную, сменившую 58 размер на 48 Марию выводили из дома под руки. Не несли ноги сомлевшую от предчувствия счастия или несчастия, истомившуюся в любовных муках женщину. Мы все уже порядком устали сострадать подруге, поэтому были настроены на решительный абордаж, когда уже «или пан, или пропал».

Ухайдоканная страстью нежной и от этого вся потусторонняя Мария, хохотуша Люся-завбазой с Колясиком и аккордеоном, Наталья-завстоловой, томная красавица в чернобурках, перевитых соболями, изумрудах с голубиное яйцо, языком настолько острым, что его хватило бы на три украинских села и мужем, вечным пацаном - Игорюхой. Ну и я, конечно, ваша покорная слуга, юная, ржущая молодой кобылой без перерывов на обед, правда, без соболей и брильянтов, но это отлично компенсировалось датой рождения. В тот момент мы были похожи на альпинистов, стоящих у подножия Джомолунгмы, решая и гадая, покорится нам вершина или нет. Квартира усатого новосела располагалась на восьмом этаже, мы стояли у подъезда в молчании, высчитывая глазами окна светелки, где в ожидании своего счастья томился Машкин принц.

И грянул праздник!

Как мы ползли до восьмого этажа (а дом-то новый, а лифт-то еще не подключен!), навьюченные аккордеонами, балыками и заливными судачками «а-ля натюрель» без лифта - «будем знать только мы с тобой». Но мы смогли, выдюжили и оправдали, мы каким-то чудесным образом все донесли, не помяв, не расплескав, не сломав и не уронив. Чего все это стоило, не высказать. Объемы пролитого пота помнят только норковые «чалмы», ондатровые «формовки», да я, раба многогрешная. Марию волокли волоком, чуть ли не за ноги, поставив в один ряд с балыками и вип-селедкой. Лишь бы дойти, лишь бы достигнуть вожделенной цели… И мы достигли.

Мы зашикали на него всем хором - акустика-то роскошная в пустом подъезде, а ну как жених молодой раньше времени обрадуется? У двери под номером 32 мы торжественно остановились, отдышались, надавали свежих пощечин уже совершенно бездыханной Марии и хором на последовавший из-за двери вопрос: «Кто?» дружным хором гаркнули: «Конь в пальто!».

Отверзлась дверь, и на пороге, во всем блеске своей красоты предстали Усы. В идеально отглаженных черных брюках и белоснежной, той хрустящей снежной белизны, что нам, людям эпохи техники «mille», уже и не снилась, рубашке. Мы обомлели всей женской половиной табора и моментально поняли, почему так страшно страдала Мария. Усы были невозможно, кинематографически, журнально красивы. Он был не фотогеничен, да и кому повезло на паспортном фото выглядеть прилично? А другого мы и не видели. Но в жизни это было «что-то с чем-то». Рядом с ним все чернобурки смотрелись облезлыми кошками, брильянты напоминали куски асфальта, люрексы - мешковину, а все мы вместе взятые - канадскую «траву у дома», которая вроде и зелена, но не мягка и не душиста, так, имитация… Даже буженина и та втянула вовнутрь весь свой чесночный дух и скромно пахла половой тряпкой.

Мы, сглотнув слюну, вытащили Марию из двадцать пятого глубокого обморока и прошествовали в тридцатиметровые апартаменты. И завертелось. Стола не было, да и откуда взяться этому столу? Дастарханом, на полу, раскинули двуспальную льняную скатерть, наметали туда все, что (было в печи) навертели за ночь шеф-повара, уселись по-турецки и пошел пир горой.

В кассетнике страдала Ирина Аллегрова, а на полу, между мной и Колясиком, страдала Мария. Усы поначалу стеснялись незнакомой компании, но после второй бутылки «Буратино» неожиданно разошлись и начали сыпать шутками, тостами, рот под усами не закрывался, мужики хохотали каким-то своим производственным юморочком, а мы тремя квелыми коровами сидели, пучили бестолковые свои глаза на эту усатую красоту и слова не могли вымолвить. Все-таки красивый мужик - это вам не баран чихнул, это такая же редкость, как брильянт «Наследие Уинстона»: он вроде как и существует, и нашли его простые люди в Ботсване, а фиг его заимеешь. Ты его вроде как априори недостойна, из-за хронической нехватки средств, возможностей и, что греха таить - породы.

И тут в дверь постучали. По-хозяйски, так стучат в дом, в котором ждут и где не удивятся твоему приходу. Усы резво подскочили и в один прыжок оказались у двери.

Маша, проходи, проходи скорей, знакомься, это мои друзья, новоселье празднуем, давай чемодан, вот тапочки тебе, да, мои, других нет, Маш…

Мы с ужасом наблюдали за этой встречей, понимая, что наш льняной дастархан вот-вот превратится в саван. Новоявленная Маша была неприлично молода и приятна собой до невозможности. Ладная, высокая, с ногами, растущими прямо из конского хвоста, туго затянутого лентой на голове.

Я посмотрела на нашу Машку, от которой уже просто разило могилой, и мне захотелось плакать. Плакать от великой бабьей жалости, которую мы можем испытывать независимо от возраста и количества траншей, из которых приходилось вылезать после падения. Наша Маша была уже сама по себе саван. Белая, бескостная и бесплотная, в нее саму уже можно было покойничков заворачивать… Она механически подносила к губам стакан с «красненьким-сладеньким», отпивала по чуть-чуть и не реагировала ни на какие внешние воздействия. Запах еды улетучивался, а на его место водворялся запах неминуемой трагедии. И только Усы и его гостья не видели и не чувствовали надвигающейся беды.

А я ей говорю, Машке: это ж какое счастье, что теперь у меня есть жилье, сколько уже можно по общагам мотаться? Теперь вот так, в тесноте, да не в обиде, я ж ее тоже заставил из общаги уйти, будет теперь как королева, в своем душе мыться, а это же счастье, такое счастье, да, Маш?!

Завстоловой медленными глотками тянула из стакана водку и в упор смотрела на съеживающегося с каждой секундой мужа-Игорюху, из которого жизнь уходила на глазах, соразмерно сделанным Натальей глоткам. Проштрафился, прокололся, самого главного не выведал почти за год общения со своим подчиненным, и по всем правилам жанра он должен был пострадать. Люто и страшно. Возможно, в последний раз.

Колясик с Люсей тем временем вытягивали из футляра аккордеон, решив, что теперь-то уж чего делать, помирать, так с музыкой, шоу маст гоу он, как говорится. Но тут тоже вышла осечка, потому что первым номером в репертуаре семейного дуэта, независимо от квалификации праздника, всегда шла песня «Враги сожгли родную хату». Восьмое марта, день рождения, крестины, смотрины, просто дружеские посиделки - традиция оставалась неизменной: в начале пели «про хату», в память Люськиного отца, героического командира дивизии.

В общем, все очень «а-ля-рюсс». Разбитые надежды, «красивая и смелая дорогу перешла», вот-вот от горя умрет несостоявшаяся невеста, а над всем этим вселенским ужасом и апокалипсисом парит вибрирующее Люсино сопрано: «Куда теперь идти солдату? Кому нести печаль свою?» (и ведь не приврала я ни слова, все так и было).

И тут мой взгляд падает на подоконник. Там лежит потрепанная книжка. Тургенев. «Ася-Рудин-Дым», три в одном. На книжке лежит пачка лезвий для бритвы «Нева», и этот натюрморт добивает меня окончательно; я еще раз смотрю на окаменевшую в своем горе нашу-Машу, на источающую ненависть ко всему сущему Наташу, на съежившегося трюфелем Игоря, на разливающихся в творческом экстазе Колю с Люсей, на Машку-соперницу и красавца усатого Серегу, и начинаю хохотать нечеловеческим вороньим хохотом…

Я, пожалуй, пойду, - встрепенулась, очнувшись от обморока, наша-Маша. - Да, пойду…
- Сидеть! - цедит сквозь зубы осушившая уже второй стакан завстоловой. - Сидеть, я сказала, не двигаться! Щас мы… Щас мы всех тут на чистую воду выведем, щас мы тут всех…

Праздник, несомненно, шел к тому, чтобы стать лучшим из всех до этого случившихся.

Наташа тяжело поднялась с пола, выпрямилась во весь свой стопятидесятисантиметровый рост, и началось. Началось то, что обычно бывало на шахтерских окраинах Анжерки, откуда почти вся честная компания была родом и где только в честном, пусть и кровавом бою добывались и победа, и справедливость.

Слышь, профура, ты откуда к нам такая красивая приехала? Он же тебе в папаши годится! В папаши, а не в хахали! Квартирку унюхала и прикатила с чемоданчиком, лихая казачка?.. В душе она мыться собралась, чистоплотная наша! Игорь, быстро поляну собирай, к нам поедем догуливать! Люся! Глаза открыла, рот закрыла, гармошку в чемодан, Колясика - в ботинки, все едем к нам, хватит, нагостевалися, спасибо за прием, как говорится! Спасибо за все!!! Смотреть противно! А мы-то, мы-то думали, нормальный мужик, а ты - тьфу, кобелище, хоть и по библиотекам ходишь!

- …?!!! Наташа?!! Наташа, вы что? Кто профура? Почему? Да вы вообще что тут себе позволяете, Наташа? У меня же в доме! Маша, Маша, постой, куда ты, Маша?! (Звук захлопывающейся двери)

И тут Игорюхино сердце не выдерживает всего этого позорища, он подскакивает и с криком: «Да колотись оно все перевернись, ваше бабье отродье!» со всей дури бьет кулаком в оконное стекло (женщину, по пацанским понятиям, он ударить не может, друга - не за что, поэтому окно - самое то). А вы видели кулак монтажника? Нет? Я видела… Двойное стекло оказывается пробитым насквозь, осколки в секунду разрезают рубашечную ткань и Игорюхину плоть, и потоки… нет, не так, не потоки - реки, багровые реки крови начинают орошать подоконник с Тургеневым, «Асей», «Рудиным» и «Дымом», струясь по «Неве». Тихо. Страшно.

Игорь, разбушлатившись, совершенно не обращал внимания на вопли жены и коллектива, размахивал во все стороны изрезанной конечностью, поливая фонтанирующей из ран кровищей стены в свежих обоях, дастархан, тела и лица присутствующих, и орал так, что наши круги кровообращения поворачивали вспять от ужаса происходящего.

Серега, снимай рубаху, надо его перевязать, - крикнул Колясик и одним рывком оторвал рукав белоснежной рубашки онемевшего в этом кошмаре новосела. (А чью еще рвать? Белая, достойная стать бинтами для раненого бойца, была только у Усов).

В секунды рубашка превратилась в перевязочный материал, а Серега предстал пред нами во всей своей окончательно уже открывшейся красе. Было на что посмотреть, да… Бездыханная наша-Маша получила последний контрольный выстрел бессердечного Амура и сломанной куклой валялась где-то в углу, да и не до нее уже всем было. Сколько можно сострадать, не железные мы.

Наташка, хорош орать, бегом в машину, в больницу ему надо, потеряем мужика с вашими разборками! - Колясик, милый и с виду никчемный руководитель художественной самодеятельности, на глазах превратился в главнокомандующего. - Люся, пакуй коньяк, мы его не начинали, врачам дашь, чтобы милицию не привлекали. Где Наташка?! Муж погибает, ей и дела нет. Наташа!

И тут в партитуру нашего побоища вливается страшный гром литавр (зачеркнуто), ужасный грохот и скрежет чего-то металлического и звуки стремительной горной реки. В одну секунду на полу образуется огромная лужа, из ванной комнатки раздается кряхтение, звук бьющегося стекла (к которому мы уже успели привыкнуть), и кадансом идут чьи-то всхлипы и рыдания.

Игооооорь, Игоооорь, иди сюда, я, кажется, ногу сломала… - И вой - пианистый, на одной нотке.

Открывается дверь ванной комнатки, и оттуда цунами выносит завстоловой. В абсолютно мокром платье, с окровавленными руками и безжизненной, распухающей на наших глазах ногой.

(Здесь, по идее, должна быть прямая речь всех участников драмы, но из этических соображений я ее опускаю, чтобы не оскорбить ненароком чьих-нибудь нежных чувств).

В ходе непринужденной беседы выяснилось, что в начале банкета предусмотрительные хозяюшки набрали полную ванну холодной воды и погрузили в нее все пять трехлитровых банок с пивом, чтоб не скисло, значит, и своей прохладой могло порадовать любого страждущего даже на следующий день. А Наталья, зашедши в ванную комнату, перед отбытием из гостеприимного дома решила сполоснуть разгоряченное свое лицо, присела на край переполненной ванны и… 58 размер, что вы хотели? Ванна была плохо закреплена и опрокинулась вместе с трепетной девяностокилограммовой ланью и всем содержимым. Натали пыталась спасти банки, да не вышло, только изрезалась вся.

Новоселье удалось на славу, стены в изобилии были окроплены кровью, единственная рубаха новосела изорвана в клочья на бинты, ванна вырвана с корнем, вода на полу, перемешанная с кровью, плавающие в ней тарелки с заливным и осетриной, петрушка - ряской по всем углам, разбитое окно (зима, крещенские морозы, Томск)…

Погуляли, елки-моталки, справили. Так, все по машинам, в травмпункт! Ты и ты, - перст Колясика уперся в мой нос и в угол, где притаилось тело Марии, - тряпки в зубы, все убрать и перемыть. Через час за вами заеду. Игорь, отдай стакан, больничный не дадут, если врачи поймут, что ты пил. Люся, мухой в машину - греть, не таращься… Серега, тащи Наташку вниз, ей не доползти самой.

И тут одноногая Наталья восстала. Не захотела ни в какую, чтобы Усы ее тащили с восьмого этажа, заартачилась, несмотря на свое плачевное положение, как ни уговаривали. И в результате перли мы ее вдвоем с Люсей, проклиная все на свете, а прежде всего аппетит и должность нашей тяжеловесной подруги.

В травмпункте ржали все, начиная от хирургов и заканчивая пожилой санитарочкой. Хитрый Колясик обязал меня в красках, со всеми подробностями рассказать историю получения травм, чтобы у расчувствовавшихся медиков (а уж служители травмпунктов повидали многое, их не разжалобишь) не возникло даже мысли привлечь стражей порядка в связи с обилием колото-резаных ран на телах супружеской пары Ильичевых. Я и старалась, конечно, и про любовь злую, и про аккордеон, и про Машку-разлучницу… Гогот стоял нечеловеческий. Коньяк, опять же, непочатый. Уломали мы хирургов не доносить на нас милиции и не указывать в истории болезни, что пострадавшие были не совсем трезвы. Слава Богу, от полученных травм никто не скончался - и ладно.

Слушайте, а наша-то Маша где? - поинтересовался свежезаштопанный Игорь.
- Забыли мы ее у Сереги, да не маленькая, дома поди уже сидит, ковры слезами удобряет…
- У меня сердце не на месте, - молвила Люся, - надо поехать, проведать, как она там, беды бы не натворила в таком состоянии…

И наш боевой отряд, в бинтах и гипсе, выдвинулся к Маше.

Сердца остановились у всех, когда мы поднялись на нужный этаж и увидели чуть приоткрытую дверь в Машину квартиру. Там хрусталей одних на тыщи было, в таких квартирах дверь должна быть всегда хорошо закрыта, а тут - открыто… Воображение всех присутствующих мигом нарисовало картину хладных ног, болтающихся над полом. Зайти первым никто не решался. Топчемся, прислушиваемся… И слышим - смех, женский, следом какое-то мужское бу-бу-бу и опять смех, не Машкин… Ставший в тот вечер очень героическим Колясик рванул дверь и ворвался в прихожую, следом уже все мы.

На кухне, за накрытым столом сидели трое: наша-Маша, Усы и Маша-молодуха-разлучница. Увидев наши застывшие в немом вопросе физиономии, они начали истерически хохотать, а следом за ними и мы. До слез, до икоты.

События после нашего отъезда разворачивались следующим образом. Сергей убежал на поиски Маши-разлучницы, а наша-Маша от холода начала приходить в себя и на нервных почвах за час с небольшим привела квартиру в относительный порядок. Только собралась уходить, явились Усы с зареванной молодушкой. В доме находиться невозможно - все заледенело, на улице сорокаградусный мороз, из окна ветер свищет, стены в крови, ванна с корнем вывернутая в санузле валяется, как тут ночевать? Вот наша Маша их к себе и забрала, обоих. В тепле, да под бутылочку всех разморило-развезло, и Машка наша возьми и выдай Усам всю правду-матку. И про любовь свою злую, с первого взгляда, и про квартиру, и про надежды ее несбывшиеся.

А вторая Маша, возьми и ляпни тут же: «Теть Маш, да он по вам сам с первой встречи сохнет, не знает, как подкатить. Вы ж при должности и вообще, а он работяга без кола и двора, куда ему до вас. Вы ж вон красавица какая, по вам половина ДСК страдает, неужели вы не в курсе?»

Почему в тот момент Машку нашу не хватил инфаркт - я не знаю, меня бы точно хватил. А может, и был обморок, да нам не рассказали. В кухне разливался свет взаимной любви и будущего семейного счастья.

А «разлучница» оказалась дочерью Серегиного комдива, с которым он прошел Афганистан, а погиб уже на гражданке, вместе с женой, в страшной аварии. А Усам девочку удочерить не дали, но он опекал ее все это время и хотел впоследствии отдать ей свою квартиру, молодая же, ей надо…

Сергей с Машей поженились через две недели. Сыну их, Косте, уже 22, оканчивает университет в Томске. Молодую Машу выдали замуж через два года и вся наша компания, конечно же, там была в качестве самых дорогих гостей, мед-пиво пила и по странному стечению обстоятельств ничего не разбила, не подожгла и никто не покалечился.

Вот такая история.

(А в тетрадку ту вожделенную Сергей переписывал понравившиеся стихи. Для интересующихся).





Метки: